Самая страшная книга 2022 - Сергей Владимирович Возный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вид у придомовой территории был заброшенный, неухоженный: весь участок усеивали ямы — создавалось впечатление, что здесь на постоянной основе проводятся археологические раскопки.
— Клад ищете? — пошутил Олег, пытаясь разогнать гнетущую тишину.
— Прячу, — уклончиво отрезала старуха.
Вошли в дом. Тот напоминал обычную старушечью хижину — какие-то банки, старая мебель, вязаная салфетка на телевизоре, желтые от времени тюлевые занавески. Но одновременно за всем этим виделся некий тайный смысл, загадка, словно все это — лишь притвор, а храм, видимый только с определенной точки, находится в другом, параллельном пространстве. И если занять эту точку, то кружева салфеток превратятся в оккультные узоры, в банках можно будет разглядеть тошнотворное содержимое, что вырезают у свежих трупов, а под занавесом бревенчатых стен обнаружится голодная первобытная тьма.
— Садись! — скомандовала старуха, указывая на колченогий стул. — Я договор дарения принесу.
— Благодарствую, я постою! — ответил Олег. Бабка пожала плечами и ушла за договором. Дыба же принялся крутиться на месте, осматривая помещение. Дом как дом: вот плита газовая — небось, от баллона, вот холодильник — пузатый, уже пожелтевший ЗиЛ. Телевизор, покрытый толстым слоем пыли. А вот…
Странный предмет, привлекший внимание Дыбы, никак не вписывался в бедную обстановку лачуги и казался той самой дыркой в нарисованном очаге, ведущей за пределы объяснимой реальности. То, что выглядело как случайный набор журнальных вырезок и фотографий, явно имело в себе систему и несло страшный, неочевидный смысл.
С хаотичного коллажа под стеклянной рамкой на Дыбу глядели дети. Какие-то фото были сделаны профессионально, другие сняты едва ли не на бегу на полароид, третьи и вовсе вырезаны из выпускных фотографий. Объединяло их одно — детские глаза были грубо, с силой проткнуты, до разрывов на плотной фотобумаге. Вместо зеркал души им оставили лишь пустоту с надорванными краями. Одна из общих фотографий заставила Олега затаить дыхание. На ней он узнал себя — маленького, в белой рубашке и черных шортиках. Его глаза были на месте. А вот его лучшего друга Мишку Оборина в тот год нашли в канаве мертвым, с пустыми глазницами, прямо как на фото. Смысл коллажа ускользал от Олега, терялся за своей собственной жуткой тяжестью, но одно он решил наверняка — приют старухе не достанется.
Прислушавшись — старуха еще возилась где-то в доме, — Дыба осторожно приподнял крышку плиты и принялся отвинчивать вентиль газового баллона. В нос ударил едва заметный запах тухлых яиц. Теперь главное — свалить до того, как рванет.
— Нашла! — проскрипело за спиной.
Марлен Демьяновна помахала в воздухе красным и растрепанным, еще советским паспортом.
— Я заполню. А ты пока вон — телевизор посмотри…
Олег не успел среагировать. Старуха ловко щелкнула кнопкой. Экран расцвел белым шумом, и Дыба облегченно выдохнул — концентрация газа пока слишком мала, искры оказалось недостаточно. А тем временем белый шум расплывался в стороны, демонстрируя…
— Вискас! — ошарашенно выдохнул Дыба, глядя на черно-белое лицо гипнотизера. Над головой у того нависала кружевная салфетка, напоминая фату и придавая Сайдуласу сходство с уродливой невестой. Тот, впрочем, внимания на это не обращал. Глядя неожиданно темными в монохромной гамме старого «Рубина» глазами прямо на Дыбу, он громко и настойчиво прогнусавил:
— Даю установку — душа покидает тело…
В ту же секунду Дыба рухнул как подкошенный. Экран подернулся рябью, гипнотизера заменил озабоченный покупкой ваучеров Леня Голубков.
— Спасибо тебе, Марлен, выручила! — раздалось с пола с легким литовским акцентом.
— Спасибо в рюмку не нальешь, — не отрываясь от бумаг, ответила старуха. — Тушу в следующий раз попроще выбери. Мороки с этим бандюганом…
— Зато, глянь, здоровый какой! — оглядывало себя тело Дыбы с интересом.
— Тебе-то что? Напустил галюнов — и свободен, а на мне весь ритуал отчуждения. Вставай уже!
Ведьма поманила Дыбу пальцем, и тот встал неловко, еще привыкая к телу, присел к столу. Глаза разъезжались в разные стороны, изо рта свесилась ниточка слюны. Рука Олега зашерудила под столом, полезла под бессчетные старушечьи юбки, ткнулась в мягкое.
— А что, Марушка, не согрешить ли нам? Опробуем новое тулово?
— Давай подписывай, нам еще к нотариусу ехать! — Старуха с жеманным хихиканьем отпихнула руку. — Сиротки ждут. Надоело их по одному выцеплять…
Неловкие пальцы с непривычки скомкали договор с одного края.
— Сначала тушу разноси, а то тебе все грешить, олух криворукий! — досадовала ведьма.
— Темно у тебя… — неуклюжая рука потянулась к выключателю настольной лампы. — И воняет чем-то…
— Куплю жене сапоги! — доверительно сообщил Леня Голубков. Щелкнула кнопка, искра из пыльной настольной лампы разрослась, распространилась на маленькую кухню, а потом все превратилось в свет, огонь и звук.
Олег Дыбов падал куда-то в мельтешащую белым шумом бездну. По пути ему встречались Гагик и его волосатые ноздри, Юра Писка со своим храмом, безногий лжеветеран, поп из церкви Двенадцати Апостолов. Замелькали перед глазами выкидухи уличных бойцов, засвистели над головой кирпичи, один угодил Дыбе в лицо. Его крутануло, и он оказался в ущелье Микини — кругом пальба, песок, чахлые кустики и орущие из-за скал душманы. Фугасным снарядом его сдуло в сторону, понесло дальше в прошлое. Вот учебка, траншеи, мишени… Призыв, Тульский железнодорожный, аттестат с тройками, драки в коридорах, приютская спальня на сорок человек, манная каша, котлеты по вторникам. Находят тело Мишки Оборина. Перекошенная бабка ошивается у забора… «Черт плечо отсидел», — шепчет нянечка. Мысли становятся проще, примитивнее. Искусанные деревянные кубики, кто-то поднимает его на руки, достает из колыбельки и укачивает, в лицо тычется разбухшая от молока грудь. Тьма накрывает, кругом влажно; слышится журчание и мерное сердцебиение, со всех сторон Олега уютно обнимает материнская утроба.
Из теплого мрака его вырвало чье-то гнусавое «Даю установку…», и он упал с чудовищной высоты, плюхнулся в жгучую, резко пахнущую спиртом жидкость и под странные звуки «За фвое ждоровье!» отправился в неведомый красный зев.
Горло обожгло разбавленной водкой. Дыба тряхнул головой, но видение не прошло. Перед собой он видел самого же
