Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наталия Криштоп:
— Я ему говорила: вот ты мне меньше внимания стал уделять. А ему некогда. Просто приходил и ложился на диван. Отдыхал. Я потом все это поняла.
7. Сыновья. Качества летчика
— А с детьми как у Максима? — спросил я.
— У нас два сына. Он очень любит детей. Может, из-за того, что у него со своим отцом вышло, он никогда не экономил на сыновьях. Игрушки им самые дорогие, самые последние модели. В кружки их везде. Я там вообще, я — приготовить… А он разложит, и у нас неделями лежит: они играют…
— У сыновей куда настрой? Куда хотят…
— Старший: «Я не хочу быть военным летчиком. Я — гражданским». В этом году с отличием заканчивает школу и поедет поступать в Ульяновский институт гражданской авиации. Я говорю: «А почему ты военным не хочешь?» — «Я не хочу, чтобы, как папа, дома не бывать». А младший в шестом классе. Я спрашиваю: «Ты кем хочешь быть?» Он: «Я хочу быть адвокатом».
— Людей защищать! — вырвалось из меня, адвоката с двадцатилетним стажем.
Наталия Александровна:
— Но у младшего характер папы. Такой упорный, всего добьется. Цепкий… Старший покладистый, ко мне прислушивается. Я же постоянно дома. Знаю, в какой он компании. Кто там. Папа у них в авторитете. Может и отругать, но за дело. Они даже его как-то побаиваются. Он приходил, только на порог, брови сведет и взглядом посмотрит, и дети понимают: папа пришел. Все по своим комнатам…
— А как ему Воронеж в сравнении с Хурбой…
— Вы знаете, как мы сюда попали. Никого не просили, ничего. Но в Хурбе как-то иначе. Все там, как брат с братом. Здесь же этого не хватает. Много подводных камней…
Я, сам выросший в гарнизонах, а практически всю сознательную жизнь проживший в Воронеже, видел отличие гарнизонной жизни от городской.
— Вы жена летчика… Какими качествами должен обладать летчик?
Наталия Александровна сосредоточилась:
— Должен быть мужественным. Смелым. Ничего не бояться. Способным на героические поступки. Смотрю, не каждый на это способен…
— Конечно, — представил сегодняшних военных летчиков. — Он летит «втемную», и ему неизвестно, как пройдет обратный путь…
— Летчик — это командир экипажа. И если ты с экипажем полетел, ты должен за каждого быть в ответе. И вот с ним был штурман Норин, когда их сбили. Я говорю: «Вот когда ты катапультировался, ты Норина видел?» И: «Почему приземлились в разных местах?» Он: «Когда в сознание пришел, я по сторонам оглядывался, но парашюта не увидел». А я так переживала вообще. И жену Норина я понимаю, ведь мой спасся, а ее — нет.
8. Сбили
— Вот обстрелы Донбасса…
Наталия Криштоп:
— Он вообще ничего не говорил. Он единственное, когда ему задачу поставили, он домой перестал приходить. Я: «А почему?» Он: «У нас дежурства». Это январь 2022 года. И от него проскальзывало: «Нам самое главное — три дня продержаться, и все будет нормально». Потом они начали дежурить. Он иногда приезжал помыться да что-то собрать. А потом: «Три часа боевой готовности». А потом сказали: «У нас там все серьезно». Потом сказал, что будут звеном перелетать в Белгород. Я: «А почему в Белгород? Там же нет военного аэродрома». — «Там гражданский, и наши договариваются». — «А почему ты? Ты же зам.». — «Я там должен быть». Но в Белгороде не дали добро, и они здесь остались.
— Вот 23 февраля мы слушаем президента…
— А 24 они полетели. Он сказал: «Как отработаем, я тебе позвоню». И их с середины пути вернули. Я: «А почему вернули?» Потом от других узнала, что если бы они долетели, их бы…
— Ждали…
— Да, засада. Он домой приходил пару раз, а так жил там.
— Мне летчики рассказывали, с каким трудом прорывались…
— Он вылетал. 5 марта сбили два самолета с другого полка. Звоню свекрови: «Мам, опять самолет подбили. Что делать?» Она: «Сходи в церковь». Максим позвонил ей 6 марта утром и сказал: «Я сейчас улетаю. Вечером я тебе перезвоню». Я сходила в церковь, смотрю, перестали летать, заглядываю в Интернет, а там: сбит СУ-24. Я сразу звонить ему. А у него, получается, кнопочный телефон и смартфон. Смартфон они вообще не берут. Звоню на кнопочный — блокируют. Звоню на смартфон, он его в кабинете оставил, брать же нельзя — сигнал идет. Значит, смартфон в кабинете. И он не берет трубку. Ну, все, меня начало трясти. И я уже знала, что это он. Я ждала, ждала, это было десять минут восьмого вечера, по-нашему, когда его сбили. Я начала звонить, потом думаю: еще подожду. Опять звонить. Не берет трубку. Полпервого ночи мне позвонили в домофон. Пришел замполит дивизии, пришел его однокашник и пришел врач. И в дверь мне звонят. Я говорю: «Макс сбит?» Они говорят: «Наташа, открой двери». Я открыла. Они пока доехали, короче, говорят: «Да». Но я сразу поняла. Мне врач что-то. Я позвонила свекрови, свекровь выехала из Анапы. И я говорю: «А где нашли его?» Они говорят: «Два купола видели. Пока ничего. Но Макс — охотник и рыбак. Он уйдет, — говорят. — По-любому уйдет, если в сознании». И мы ждали до восьми утра. Полдевятого мне позвонил «спецназ». Вот на этот телефон, — показала сотовый.
— Утром?
— Да. Сказали: «Вашего мужа сбили». И начали меня обрабатывать. Требовать выходить с плакатами: «Вы нелюди», «Вы живете на кровавые деньги», «Ваш муж убийца», «Дети ваши — мясо», «Вы не должны жить…»
— «Спецназ» это кто?
— Их. А потому что телефон у него был. С ним в контакте. Мне фотку прислали, что он уже в наручниках сидит. Его обнаружили. Избитый. Перевязана у него рука. Я им: «Я все поняла. Я все сделаю. Да, да, конечно сделаю. С плакатами выйду…»
— Понятно, а что другое скажешь…
— И мне потом звонили. Детей «В Контакте» увидели. Начали группы создавать, начали школьникам писать: «У вашего одноклассника отец убийца».
— Давить…
— «Вам просто не положено жить». Ребенку писали: «Ты — мясо…» Ну сплошь. В течение всего года мне звонили. Я же номер телефона специально не поменяла. Мало ли, вдруг выйдет на связь через кого-то.
— 6 марта произошло, — собиралось у меня в голове. — И