Скандинавский детектив - Стиг Трентер

— Но если у тебя есть твердое алиби, тебе нечего беспокоиться.

— Абсолютно твердым я бы его не назвал, — вздохнул Йоста. — И Бюгден не успокоится, пока не разнесет его в пух и прах.

— Не понимаю.

— Я просидел у Левинсона примерно до половины десятого. Потом он дал понять, что мне пора. Я сел в машину и уехал.

Зазвонил телефон. Я встал и снял трубку. Харалд собирался прийти к нам обедать. Я объяснил ему обстановку, и мы договорились около восьми встретиться в баре «Гилле».

— Извини, — сказал я, вернувшись к Йосте. — Значит, ты сел в машину и поехал.

— Да, но проехал не больше двух кварталов. У меня с собой было предложение о пересмотре порядка сдачи экзаменов. Этот вопрос сейчас рассматривается на факультете, и я решил передать бумаги Улину. Я долго звонил у ворот его виллы, но в окнах света не было, и мне так никто и не открыл. Пришлось возвращаться домой.

— А почему ты не оставил бумаги в почтовом ящике?

— Да потому, что пакет довольно толстый! И в узенькую щель он не пролез.

— В котором это было часу?

— Думаю, примерно без двадцати десять. Я сел в машину и поехал домой. Возле «Каролины» пришлось резко затормозить, чтобы не переехать одного типа на мопеде, который повернул в Английский парк. И тут это произошло.

— Что именно?

— Заглох мотор. Сколько я ни пытался его завести, ничего не получалось. Я застрял на самой середине улицы, но потом кое-как подкатил машину к «Каролине». К счастью, там был небольшой уклон. Потом я еще несколько минут возился с мотором, но все напрасно.

— А ведь это были как раз те самые роковые минуты, — заметил я.

— Да, возможно, именно тогда Марту и убили, — сказал Йоста. — И, похоже, я видел убийцу!

Я недоуменно уставился на него.

— Как это?

— По-моему, да! Понимаешь, мне пришлось бросить машину и пешком тащиться по Эфре-Слотсгатан. И вот тогда-то я его увидел.

— На улице?

— Нет, возле «Каролины», с северной стороны. Только не у самой библиотеки, а там, где читальный зал. Он шел вдоль стены.

— Ты разглядел, кто это?

Йоста рассмеялся.

— Нет, было слишком темно. Я только видел, что это мужчина. И, естественно, решил, что судьба послала мне ночного сторожа.

— Может быть, это действительно был ночной сторож?

— Нет, вряд ли. Я попытался его окликнуть. Понимаешь, надо было оставить машину на всю ночь и хотелось, чтобы за ней кто-нибудь присмотрел. Кроме того, я подумал, вдруг он разбирается в моторах. Он явно услышал, вздрогнул и припустил во всю прыть через парк.

— Ну, а ты?

— Понимаешь, вчера я не знал про убийство. Так что я только пожал плечами, какие странные люди бывают на свете. Потом отправился на бензоколонку возле… Гропгрэнд — по-моему, так называется переулок.

— Да, но она закрывается на ночь!

— В этом я скоро убедился и пошел на стоянку такси на Бругатан. Не хотелось тащиться домой пешком. Пришлось прождать довольно долго, прежде чем появилась машина. Шофер оказался человеком отзывчивым и сказал, что охотно посмотрит, что у меня с машиной. Так что я снова подъехал к «Каролине», на этот раз в такси. И представляешь? Едва шофер нажал стартер, как мотор заработал. Он от души надо мной посмеялся, и, конечно, пришлось раскошеливаться… Потом я уже без проблем доехал домой.

— Ты не представляешь, кто это мог быть? — спросил я.

— Нет, — задумчиво протянул Йоста. — Бежал он очень быстро, так что еще не старик. А вообще это мог быть кто угодно.

Йоста прикусил губу, склонил голову набок и испытующе посмотрел на меня.

— Даже ты, — добавил он и недобро рассмеялся.

Скоро он уехал домой. Около восьми часов я вошел в бар. Харалд был уже там и занял столик у стены. Но его тотчас же атаковали журналисты.

— Обратитесь к комиссару Бюгдену, — раздраженно отбивался Харалд.

— Можно ли отсюда сделать вывод, — спросил один из газетчиков, — что следствие пока не располагает достаточно серьезными уликами против какого-то конкретного лица?

Харалд милостиво кивнул, словно учитель, неожиданно услышавший правильный ответ от двоечника.

— Безусловно. Но комиссар Бюгден продолжает расследование.

Журналисты удалились. Я сел, Харалд придвинул ко мне меню.

— Я бы заказал морской язык а-ля Валевска.

— Здесь тебе не «Хенриксберг», — хмыкнул я. — Так ты говоришь, что сейчас расследованием не занимаешься?

— До тех пор пока нет серьезных улик против конкретного лица, расследование ведет полиция. Убийство, конечно, исключительный случай, но я передал Бюгдену право принимать любые нужные решения. Другое дело, что обычно он предварительно советуется со мной.

— Но ведь ты носишься по всему городу, разыскивая убийцу!

— Я никогда не был формалистом, — ответил Харалд. — И если мне удастся помочь Бюгдену, наше общее дело только выиграет. А, кроме того, для меня чрезвычайно важно пораньше заполучить вещественные доказательства. Разумеется, любые свои действия я согласовываю с Бюгденом. У нас с ним полное взаимопонимание. И вообще с ним удивительно легко работать. А, кроме того, мы оба хотим распутать это дело поскорее.

Мы заказали филе из судака и по бокалу «амстела». Официантка приняла его с таким глубокомысленным видом, будто вычисляла биржевой курс.

— Итак, что ты успел за сегодняшний день? — спросил я.

— Мы с Бюгденом решили разделить всех, кого надо было допросить, на две группы. Себе я взял Хофштедтера, Улина и Рамселиуса, а Бюгден — Петерсена, Бергрена и Анну Лизу Лундберг.

— Что сказал Улин?

— Не так много. Он утверждает, что сразу после следственного эксперимента отправился домой ужинать. Дома просидел до десяти минут одиннадцатого, после чего по привычке пришел сюда, в бар «Гилле».

— Вообще-то Хилдинг не слишком любит сидеть по вечерам дома, — заметил я.

— Это я знаю, — кивнул Харалд. — И его показания не согласуются со словами Йосты Петерсена, что в половине десятого Улина не было дома. Но мы его на этом еще поймаем.

— Он ушел один?

— Да, уехал домой на своем «мерседесе». Ты помнишь, Улин раньше всех ушел со следственного эксперимента. Но есть еще одно обстоятельство, которое не согласуется с его показаниями. И обстоятельство это серьезное.

— Что же это такое?

— Понимаешь, — начал Харалд, — есть один студент, фамилия его Турин…

— Я его знаю его, — перебил я. — Он ходит к дочке Бринкмана.

— Совершенно верно. Он, кстати, тоже вспоминал тебя. Так вот, этот самый Турин, который нашел тело фру Хофштедтер в «Каролине», утверждает, что вчера вечером около половины двенадцатого встретил Улина в этом баре.

— Это совпадает с тем, что говорил сам Улин, — возразил я.

— Дело не в этом. Турин утверждает, что Улин сказал, будто вчера вечером провожал Марту Хофштедтер от здания филфака. Улин же заявляет, что Турин был навеселе и неправильно его понял. Он якобы сказал только, что встретил Марту вчера во время следственного эксперимента.

— Но если Турин не ошибается, то Улин был последним, кто видел Марту до убийства? — спросил я.

— Насколько нам известно, это так, — задумчиво подтвердил Харалд. — Но это еще не все. Когда Бюгден возвращался от тебя вчера вечером, он видел, что в канцелярии Улина горит свет. Разумеется, это его заинтересовало. Густав свернул и поставил машину в переулке Осгрэнд, а сам вылез и стал наблюдать. С южной стороны здания, на крыльце, он увидел совсем свежие следы на снегу.

— Но если там прошла уборщица?

— Следы были мужские, — возразил Харалд, — с характерным рисунком подошвы. Похоже, в левую воткнулась кнопка.

— Тогда ни о какой уборщице не может быть и речи!

Харалд кивнул.

— Кстати, они убирают чаще всего утром.

— Улин признает, что дома у него был харофин, — продолжал Харалд, понизив голос. — Но при этом утверждает, что попросил Бергрена посоветовать ему какой-нибудь яд против крыс и тот рекомендовал именно харофин.

— Это уже интересно. А что говорит Эрик?

— По словам Бюгдена, он все подтверждает. А ты можешь подтвердить показания Бергрена?

— Да, кажется, могу. Но я не знаю, что он делал до встречи со мной.

— Судя по его словам, ничего особенного. Вернулся домой и немного выпил. Дома пробыл до двадцати минут десятого. Почему он разжигает камин книгами отца?

— Бюгден обратил внимание и на это? — спросил я.

— Бюгден — превосходный следователь, — ответил Харалд. — Он всегда смотрит в оба. Итак?

— В какой-то мере Эрик все еще пребывает в переходном возрасте. Чисто детское упрямство, болезненное самолюбие и тому подобное. Отец предъявлял к нему слишком высокие требования. Очевидно, старый Элиас полагал, что сын станет по крайней мере Генеральным секретарем ООН. А как насчет галош?