Легальный нелегал - Наиль Булгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проспав остаток ночи и часть утра, весь день готовились к отъезду. За два часа до отхода поезда, голодные как волки, прибыли на Курский вокзал, приобрели билеты в купейный вагон и засели в буфете. На вчерашних дрожжах начальство после пива быстро захмелело, стало подозрительно щедрым и отстегнуло мне сто долларов. Для Москвы это не деньги, и я решил их потратить на покупку гостинцев.
Всю дорогу, возлежа на мягком купейном ложе, буржуй Игорь ублажал себя любимым «Амаретто», а из всех закусок предпочитал не менее любимые маслины и дорогущее салями.
Из московской поездки я вынес неприязнь к гражданскому начальству, но зато открыл в себе новое качество, до сих пор дремавшее в глубинах сознания, — нахальство.
Отдохнув день, прибыл на фабрику. Отыскав в бухгалтерии бывшего босса, вручил ему заявление об уходе по собственному желанию. Сказав: «Да ты що, сказывся», тот потащил меня в пивную. Были уговоры с его стороны, обещание новых поездок и возвращение из них на собственных машинах с полным багажником денег. Уговоры, пустые лозунги и призывы разбивались о стену моего твёрдо принятого решения.
Выйдя за проходную, пересчитал оставшиеся от заначки карбованцы, обзвонил товарищей. Вечер в компании однополчан. прошёл весело и шумно.
[1] Здравствуй (с армянского)
[2] Дорогой(арм.)
[3] Девочка, дочка (арм.)
Глава 3
Отсидев под домашним арестом целую неделю, наконец получил амнистию. Единственным утешением ежедневных вылазок в город было ощущение свободы от женской тирании, но не более. Набеги на организации, которым требовались сотрудники, желаемой данью обеспечить не могли, и я, сужая кольцо неохваченных учреждений, приближался к центру города. В этом скопище дорогих магазинов в одном из них работал мой стародавний товарищ и хороший парень по имени Леви. Занимал он, как и положено лицу еврейской национальности, ответственную должность директора. Работников, точнее работниц, подбирал лично, по им самим придуманной шкале оценки качеств, которыми должны обладать его сотрудницы. Эта шкала работала отменно и приносила товарищу не только финансовую прибыль. Персонал, состоящий исключительно из молоденьких девушек, привлекал богатых горожан и бездельников, бандитов и милиционеров. На незамужний коллектив блондинок каждую среду приезжал полюбоваться сам глава области, соблазнял их высокой должностью и огромным, выкроенным из бюджета окладом.
Среди такой сказки разговоры о политике, погоде, житейских проблемах и остальной мелочи, что Леви, что я, считали кощунством, и поэтому для встреч выбрали близлежащее кафе под названием «Русалочка», в котором роль официанток исполняли грубые и невоспитанные, предпенсионного возраста женщины.
Попивая кофе, Леви раскрыл пару секретов своей новой сотрудницы, возмутился ценами на рынке, предложил разогнать Верховную Раду дубинками, а спикером назначить всеми уважаемого дядю Соломона, своего соседа. Наконец, убавив громкость, прошептал:
— Что ты скажешь насчёт заработать?
Левины привычки я изучил, знал, что сейчас он снимет очки, протрёт линзы и начнёт мурлыкать что-нибудь из шансона. На этот раз он успел совсем немузыкально исполнить только две строчки любимой им песни:
Когда еврейское казачество восстало,
В Биробиджане был переворот…
— Слышь, атаман, что у тебя за привычка ставить многозначительную паузу? Ты пока не перед прокурором, давай, колись!
Нацепив очки, по-особенному выговаривая слова, Леви сказал:
— Так это чтобы ты понял важность всего того, что тебе доверяю. А доверяю тебе очень щекотливое и очень денежное дело!
— Леви, я тебя знаю сто лет? Ты кто по жизни? Торгаш! А торгаш с законом дружить не может, так? Так. Я говорю — нет, если твоё «денежное дело» пахнет отсидкой.
Товарищ предпринял попытку обидеться.
— Мы занимаемся честной коммерцией, и с чего некоторые считают нас жуликами?
— А с какой радости ты печёшься о моем достатке?
Словно перед ним толпилась куча народа, которых он призывает в свидетели, товарищ трагически воскликнул:
— Господа, я имею делать добро этому босяку, так они ещё ругают меня! Так и дело не в тебе, во мне.
— Тогда продолжай, — разрешил я, зная, что в ущерб себе работать он не станет. — Но смотри, казачий атаман, чтобы без уголовщины.
— Ну что вы говорите? Ну какой может быть толк в грязных делах? Мы — честные торговые люди, и вы это знаете!
— Чего это ты «выкать» стал?
— Так от вашей выходки у меня в мозгах наступил сумрак, потемнение в глазах, а в душе наступила осень!
Чем мне нравился Леви, так это своей отходчивостью и быстрым переходом от пафоса к конкретике. Сдвинув очки на переносицу, называя меня на французский манер, сказал:
— Николя, тебе надо снестись…
— Я не курица, чтобы нестись.
— Ты посмотри какой остряк, ну прямо как наш дядя Соломон! Я же тебе говорю, надо снестись в Киев и отвезти пакет.
Заключённый супругой под домашний арест, я был лишён возможности подурачиться, но теперь, обретя свободу, такая возможность снова появилась. Понизив голос до полной конспирации, просвистел в Левины уши:
— Да ты что, дружок, а если в этом конверте твоё, как резидента Моссада, донесение? Меня же служба безпеки упакует и упечёт на каторгу, куда-нибудь в Донбасс, дадут кайло в руки, а ноги украсят кандалами. Леви, это называется измена родине, ферштеен?
Досадливо поморщившись, тот сказал:
— Ой, всё шутим, да? Да зачем нам Моссад, когда всё продано и куплено! Так едешь? Проезд до места и обратно будет сполна оплачен, и командировочные будут достаточными.
Думать мне было незачем, на пенсию от Министерства Обороны дальше овощных рядов лучше не ходить, обслюнявишься, глядя на нагло вывешенные жестокосердным частником колбасы, окорока, буженину и другие копчёности.
В день отъезда, предупредив супругу, прибыл к Левиному дому на инструктаж.
— Конверт спрячь подальше. Вот билет, деньги и… только не напивайся, как животное, о котором мне говорить неприятно и даже думать о нём.
Спрятав передачу в куртку, дружески толкнул Леви в плечо.
— Лёва, а ты сало ешь?
Возмущённо, словно курица, Леви закудахтал:
— Как можно такое говорить…
— Не ври, не ври старшим по званию, по глазам вижу, что жрёшь, когда твоей Изольды дома нет. Под одеялом что ли лопаешь, сознавайся!
Добряк Леви покачал головой.
— И это говорит тот, кому я делаю в ущерб себе денежное дело? Так он еще, господа, меня жестоко срамит перед соседями, такими же честными и порядочными евреями. Ну разве можно дожидаться
