Легальный нелегал - Наиль Булгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако слово дано, причитать и отступать поздно, остаётся уповать на жеребьёвку или на анонимный звонок сердобольного гражданина в милицию о готовившемся безобразии.
На следующий день шестой номер трамвая потащил нас до места турнира. Уныло посмотрев на одухотворённое, прямо иконописное лицо товарища, но с некоторой надеждой в голосе спросил:
— Ты не забыл заявку отнести?
Леви ответил отрицательно.
— Может, бои перенесли?
Бессердечный товарищ отрицательно помотал головой.
— Может, ты капу забыл купить?
Оказалось, что не забыл.
Наконец приехали к месту предстоящего побоища. Хорошее, тихое место выбрали организаторы, приспособив под арену длинное, схожее с конюшней помещение. По периметру стандартного ринга на расставленных стульях сидела публика, разодетая как на дипломатическом приёме. И вот на потеху этой полупьяной публике мы собирались отбивать друг у друга почки с печенью, ломать руки и вышибать остатки мозгов.
Ровно в десять утра одетый во фрак, вооружённый микрофоном ведущий пригласил нас, бойцов, построиться. Неплохо владея ораторским искусством, долго трепался о нескудеющей земле украинской на чудо-богатырей, их духе и силе воли. Такого рода ораторы обладают тонкой чувствительностью. Пригвоздив на полуслове свой длинный язык, ведущий дёрнулся, повернулся в сторону нетерпеливо ёрзающей стульями публике, поймал взгляд, прочитал его, прогнулся гибкой спиной. Почтительно кивнув, заблаговременно начав аплодировать, пропел:
— А сейчас перед Вами будет держать слово уважаемый Анатолий Фёдорович. Аплодисменты, господа.
Анатолий Фёдорович мучился недолго:
— Пацаны! — прокричал он. — Кроме положенных каждому участнику хрустов, победитель получит от меня особый приз и приглашение на работу. Ура!
Из зала, то ли авторитету Толяну, то ли нам раздались бурные аплодисменты, разбойничий свист, крики «Ур-ра-а».
Первые бои были неинтересными, и я смотрел не столько на мутузивших друг друга молодых ребят, сколько на женщин. Вот звери лютые! Живи они во времена могущественного Рима, ни один гладиатор с арены бы не ушёл. Одна, совсем молоденькая дурёха, обезумевшая от собственного крика, подогретая спиртным или одурманенная кокаином, диким голосом подбадривала бойцов:
— Бей обеими ногами, коз — зёл, бей его в ухо, козлина, от — торви ему тыкву, с — скотина!
Некоторые дамы пытались свистеть, вытянув накрашенные губы трубочкой, другие, сняв с ноги туфли, стучали по спинке соседнего стула каблуком, третьи крепко выражались и показывали большой палец книзу.
Леви участие в шуме не принимал. Мирно, будто находясь в своём магазине, сидел в дальнем углу зала, поминутно сверял одному ему известные расчёты, бурчал под нос, улыбался, многозначительно поднимал мшистые брови.
Вдруг Леви изошёл дрожью, засуетился и, заикаясь, накинулся на меня:
— Ну т — так что т — ты стоишь? Объявили номер вы — вы — восемь. Ой, да что же это, господа?
Настрой у меня окреп, нервная дрожь била в пределах нормы, и все бойцы мне казались двоюродными братьями. Быстро стянув с себя тренировочный костюм, полез через канаты. С другой стороны тем же способом на ринге оказался противник с меня ростом, но гораздо тяжелее. Внутренний голос тут же подсказал: «Держи этого парня на дистанции, в борьбу с ним не вступай. Вспомни, как вьетнамец-учитель часто стучал по твоей бестолковке, требуя не опускать голову и всегда смотреть в глаза противника».
В центре ринга, как положено, приветствовали публику, друг друга, дождались команды. Всё, бой начался, я успокоился.
Отступив на два шага назад, остановился, принял низкую стойку. Парень, по-боксёрски набычившись, двинулся на меня. Я снова отступил. Поменяв стойку, определил дистанцию. Дождавшись, пока противник дойдёт до нужного мне рубежа, ложным ударом левой руки подвёл его голову под свой коронный удар ногой — маваси.
В зале кое-где зааплодировали, что парню не понравилось. Распсиховавшись, тот размашисто, да ещё с придыханием вознамерился угодить ногой мне в пах. Поставив блок, определился со стойкой, коротко и резко погрузил кулак в его солнечное сплетение. Парень зашатался, опустил на секунду руки, за что ему большое спасибо. Для таких случаев, решающих исход поединка, обычно применяют домашние заготовки. Имелись они и у меня. После серии ударов парень принял позу отдыхающего. Отсчитав положенное число секунд, рефери объявил меня победителем, а публика, исключительно женская, несогласная быстрым окончанием боя, завопила:
— Иди добей эту козлятину, козлина вонючий.
Послав воздушный поцелуй дамам, полез через канаты обратно. Внизу, всплёскивая руками, только что не кудахтая, меня встретил верный товарищ:
— Я ж так испереживался от того бугая, так истрепался нервами, что не могу сказать! А как я рад, что ты-таки сумел указать ему на нокаут!
Второй и третий бои тоже остались за мной, однако победа досталась гораздо тяжелее. Поглядывая на дерущихся, мрачно подумал о том, что каждый поединок оставляет за канатами побеждённого, их количество увеличивается, зато уменьшается претендентов на приз Анатолия Фёдоровича.
Перед четвертым поединком Леви напустил на себя задумчивость, стал рассеянным, описывал малые круги, виновато заглядывал в мои глаза, в общем, проявлял все признаки тревоги и беспокойства за моё здоровье. Нервно толкнув меня в бок, Леви показал в сторону сидевшего на соседней скамье здорового, с квадратной головой парня и тяжко вздохнул.
Натягивая боевые перчатки, успокоил не в меру чувствительного товарища:
— Пустяки, двум смертям не бывать, одной не миновать. Если что, то на мою могилу приноси только гвоздики, мне будет приятно. Ну, я пошёл.
Леви испуганно замахал руками, быстро залопотал, мешая русские, украинские и еврейские слова. Из этого словесного потока разобрал только три слова — «…прости, если сможешь…»
Бой начался не в мою пользу. Делая «рэй», опустил глаза и тут же получил по седьмому позвонку удар пяткой. Будь удар посильнее и потяжелее, нокаут мне был бы обеспечен. Свалившись на пол, боком перекатился в сторону, поджал под себя левую ногу, выстрелил правой. Мой «ёка-гери» урон противнику не нанёс, но он его остановил.
Во второй трёхминутке, чувствуя дикую боль в затылке, о контратаке не помышлял, только успевал ставить блоки. Противник попался совсем бескультурный, обкладывал меня нецензурщиной, обещал вырвать мою печень и отдать на съедение своей собаке. Совсем очумевшие дамы такой брани были рады, глумливо смеялись, хлопали в ладошки, требовали у квадратного парня скорой расправы:
— Мочи его…
— Отверни ему башку…
— В пах его…
«Если выживу, отвезу Лёвика в зоопарк, запру в клетке с тиграми, пусть дерётся», — пробилась мысль,
