Легальный нелегал - Наиль Булгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так зачем тогда пригласили на собеседование? Ехать за тысячу километров и получить отказ? А сообщить не могли? — Я начал психовать, горячиться, появилось желание наговорить кучу вежливостей майору и штатскому, безучастно разбиравшему свои бумаги.
Покосившись на последнего, выразил своё отношение к пижону: «Вот крыса тыловая, вырядился! Даже если ты закончил военную кафедру при институте, не говорит, что состоялся как офицер. Папаша небось по своим связям воткнул тебя в тёплое местечко протирать штаны в столичном кабинете! Ну как же, ехать в глушь не позволяет папашина должность, там в костюмчике не походишь, по ресторанам не пошляешься».
Вытянувшись струной, отворотив голову от пижона, посмотрел на майора:
— Служил Родине честно и на совесть, и не моя вина, что вы, сидя в Москве, прохлопали державу! Теперь что же получается: нарожали нас, офицеров, в своё время, выжали лимоном и после развала Союза отреклись за ненадобностью. Вне армии себя не представляю. Повторюсь, готов ехать в любую точку России.
Майор, словно самовар, начал закипать:
— Я Вам русским языком сказал — вакансий нет. Ничем помочь не могу.
Терять теперь нечего, хоть выскажусь перед ними.
— Только сейчас дошло до меня, как не прав был князь Потёмкин.
Майор удивлённо, явно не ожидавший такого исторического поворота, поинтересовался:
— А при чём здесь он?
— Он всё сетовал на русских баб, мол, много их на Руси, а нарожать солдат не могут. Боюсь, настанет момент, когда благодаря вашей пагубной политике непродуманных сокращений мы, русские офицеры, окажемся на помойке — грязные и всеми забытые, а вместо нас будете вынуждены принимать в ряды армии тех, кто живет в республиках СНГ ниже сорок третьей параллели. Вот тогда и скажете в недоумении: «Что за женщины российские такие-разэтакие, не могут нарожать солдат?» Вспомните тогда другую вариацию поговорки: «Всё теперь уже не наше, но рыло в крови только у россиянина!»
Майора будто подбросило катапультой. Указав на дверь, тот прохрипел:
— Вон!
Команда есть команда, и я её чётко выполнил. Однако перед тем, как выйти, сказал:
— Майор, мне не жаль оторванных от семьи денег на дорогу и гостиницу, мне жалко тех офицеров, которых Вы и Вам подобные оставляют за бортом российского корабля. Во французский легион меня не возьмут, там штурманы не нужны, а вот в таджикской, киргизской или узбекской армии могу сгодиться, благо владею их языками. Не удивляйтесь, когда через несколько лет в армии останутся только генеральские сынки-пижоны вроде Вашего помощника, да незнающие русскую речь среднеазиатские и закавказские легионеры.
В толпе ожидавших своей очереди спросили:
— Как?
— Предложили должность адъютанта Бориса Николаевича, отказался!
В толпе послышался нервный смех…
На улице, отсчитав нужную на обратную дорогу сумму денег, заглянул в магазин, купил бутылку «Ельцина», сигареты. Шагая к автобусной остановке, отдался во власть размышлений. «Прав ты, Леви, оказался, и товарищи-однополчане оказались правы! Каждый должен решать свои проблемы, не полагаясь на доброго дядю. Постой, ты сказал — дядю… А кто у нас дядя? Точно, Ашотыч. Правда, мысль не очень правильная, с криминальным, навеянным уличным сквозняком запашком. Да и что ему скажу, мол, возьмите меня на должность бандита! А если мой бывший шеф долг не отдал? М-да, вариант не годится… Можно к нашей местной братве податься, и ходить далеко не надо. Знаю как минимум трёх живших в соседнем доме морпехов, уволенных по сокращению штатов, сколотивших небольшую, но, по слухам, дерзкую бригаду, промышлявших робингудством. Правда, одного уже снесли на погост, другого подстрелили конкуренты, третьего едва не взорвали… Нет, тоже не годится, семью жалко. Остаётся два варианта: продать душу Леви или закончить остаток жизни на гладиаторской арене!»
Как во сне прошёл мимо автобусной остановки, для чего-то свернул в сторону, и через полчаса ноги привели к огороженной перилами реке. Глядя на синий лёд, затосковал в несвойственной мне до этого форме: «Что же ты, Русь-матушка, отрекаешься от сынов своих российских, аль не любы мы тебе более, а любы тебе стали сыны азиатские, басурманские? Иль отравы налил кто тебе, матушка, оттого захворала ты, ослабла…»
Вдруг душа возмутилась: «Не бывать тому, не допустят добры молодцы, молоком материнским вскормленные, оттого богатырской силой налитые, чтобы чванились и глумились над тобою, над Родиной-Матерью, супостаты заокеанские, гидры и чудища, но уже не заморские, а свои нечестивые вороги, народ до сумы доведшие, рать российскую загубившие…»
Хорошо, что у каждого нормального человека есть вторая, постоянно настороже натура. Оторвав от холодных перил руки, та пристыдила: «Хватит причитать, ты хоть и в запасе, но всё же офицер! Что могут подумать прохожие, мол, решил пробить головой прорубь в реке и утопиться! А заговорил в какой манере? Смешно! Топай в гостиницу, успокой размагнитившуюся душу двумястами граммами, утром решишь, что делать дальше».
Внезапно пошедший снег закружил пушистыми хлопьями в причудливом танце, покрыл мою непокрытую, разгорячённую голову лёгкой шапкой, тут же изошёл паром. Смахнув влагу с головы, облегчённо вздохнул и стрелковым шагом двинулся к остановке.
В гостиничном номере нарезав сало, настоящий украинский хлеб, распечатал красивую бутылку, налил в походный стаканчик. В отсутствии другого собутыльника чокнулся с «Ельциным».
— За нашу с Вами встречу, Борис Николаевич!
Придерживаясь известного правила, налил и отправил вслед первым ста граммам вторые:
— За армию и флот!
По телу пробежала тёплая волна, дошла до продрогших ног. Вскоре в голове зашевелились тараканы, забегали, зашумели и, яростно зааплодировав, потребовали спеть им на сон грядущий колыбельную.
— Я вам лучше стихи почитаю.
С этими словами выставил левую ногу вперёд, выкинул руку. Тряхнув чубом, задрал по-самолётному нос. Заимствованной у чтецов манерой прочистил голосовые связки, извинился, простуженным голосом прочитал по памяти:
Совета у многих просил я не раз,
Превратностей рока невольно страшась,
Быть может, гостить уж недолго мне тут,
Придётся другому оставить свой труд!
Тараканам начало гулянки понравилось, но не понравились стихи. Затопотав лапками, те встопорщили усы-антенны, громко засвистели. Подавляя мятежные настроения обезумевших насекомых, обещаю спеть родное и понятное им:
На улице Гороховой ажиотаж,
Урицкий всю ЧК вооружает,
Всё потому, что в Питер в свой гастрольный вояж,
С Одессы-мамы урки приезжают.
Неожиданно за спиной раздалось:
— Хорошая песня, душевная и как раз по настроению!
Обернувшись на комплимент, смущенно оправдываюсь:
— Перед
