Легальный нелегал - Наиль Булгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В пятом раунде боль в голове стала невыносимой. Прижав меня к канатам, почувствовав близкую победу, парень-гора выколачивал из моего сознания остатки воли к сопротивлению. Первую точку тот поставил, как только показалась моя левая скула.
В глазах погас свет, в ушах появился звон, колени подогнулись, правая рука, проявив солидарность с левой, открывшей путь к победе кровожадного парня, жалко повисла. Удар, теперь уже по правой скуле, поставил вторую, окончательную точку в поединке и поверг моё избитое тело наземь. Встряхнутый от двойного кулака и об пол удара мозг сумел выжать мысль: «Вот и окончен земной путь! Сейчас прилетят ангелы и понесут истерзанную душу на самый край Млечного Пути — в рай, или появится мерзко клацающая челюстями костлявая старуха с косой и потащит её на расплавленное Солнце…»
Лёжа на холодном полу в ожидании одного из ответственных за души землян (лучше бы ангела!), сквозь неясный шум донеслось тонкое завывание, видимо, очередного поджариваемого чертями грешника. Значит, по мою душу приходила старуха, и сейчас мы приближаемся к солнечным протуберанцам — границе, за которой начинается ад…
— Так ты живой или уже нет?
Голос показался знакомым, я приоткрыл неподбитый глаз, увидел сквозь его щель размытые очертания Леви, пошевелил рукой.
Перестав подвывать, товарищ, не дожидаясь решения толпы, потащил гладиаторские останки вниз, попросил носилки. В импровизированной раздевалке уложил моё измочаленное тело на подобие кушетки, куда-то убежал. Вернулся Леви скоро, вернулся с двухметровым мужиком.
«Хочет добить, чтобы я не мучился», — пронеслось в голове.
— Это фельдшер, — успокоил товарищ, — ты не должен-таки его бояться. Они сделают укол.
Получив лошадиную дозу обезболивающего и еле ворочая прокушенным в битве языком, проговорил кодом:
— Ы дел жабир нэ жаб.
Делавший инъекцию медбрат от братвы вытаращил заплывшие жиром глазки:
— Он что, турок?
— И с чего Вы взяли, что он турок? — всплеснул руками Леви.
— Базарит не по-нашему.
Постучав по колену товарища, жестом потребовал ручку, бумагу, кое-как нацарапал: «Ты деньги забери, не забудь!»
— Ну как можно забыть про такое?! — воскликнул тот.
Что он имел в виду не забыть, то ли мое избиение, то ли деньги, спросить не мог физически, а писать не хотелось.
Домой я был доставлен своим промоутером на такси. Вспоминать состояние, охватившее супругу Майку при виде тела, торжественно и осторожно втащенного в квартиру, до сих пор жутко.
Нет, она не заголосила: «Убили родименького-о-о!», не упала в обморок, не стала рвать волосы на красивой голове, она попросту застыла. В этот момент с неё можно было писать картину или высекать в граните монумент под названием «Скорбящая женщина».
Дальше было отмокание в тёплой ванне, примочки на повреждённые участки тела, пара уколов и заботливое укутывание всей семьёй раненного отца семейства.
Младшая дочь, показывая на мои синяки, спросила:
— Мама, а нас папа гелой?
— Еще какой герой! Видите, детки, как слон в зоопарке станцевал на его лице.
Ночью мне снился шабаш: Толян с оскаленной пастью и трезубцем в руке, девки-ведьмы с окровавленными клыками, ведущий с косой в руках, парень-гора с окровавленным ртом и тянувший руки к моему подреберью, за которой пряталась печень, а посреди этой нечисти валялся я.
Утром примчался Леви, отвёл мою жену в сторону и что-то зашептал. Может, делился рецептами, позаимствованными у травников, а может, рекламировал лучшее похоронное бюро. Затем, подсев ко мне, приложил руку к моему лбу, сверил свой пульс с моим, заглянул в чудом не заплывший левый глаз, вздохнул. Предполагая, какие мысли копошатся в Лёвиной голове, взял со столика тетрадь, написал: «Себя не терзай, но про денежное дело больше не говори».
Восхитившись моим благородством и мужеством, пожелав скорейшего выздоровления, потому что есть денежное дело, Леви умчался.
Организаторы турнира оценили мои побои в семьсот долларов, что в общем-то неплохо. Прописанный семьёй постельный режим я не соблюдал, капризничал, возмущался, грозился судом по правам человека и даже объявлял голодовку.
— Хочу на улицу, — хныкал я, — на волю, к друзьям-товарищам.
Видя такое буйство, Майка принесла от соседки-врача медицинскую энциклопедию. Очень красочные и наглядные картинки, созданные художниками-анатомами, тягостно поразили моё воображение.
— Не хочешь стать идиотом — лежи, ясно? — оставляя страшную книгу на столе, сказала супруга.
Схватив ручку, написал ответ: «Ясно, но от манной каши отказываюсь, хочу сало!»
Через три дня, вспомнив о СИСТЕМЕ, выпросил у старшей дочери чистую тетрадь, у младшей — цветные карандаши. Лёжа на диване, приступил к реализации, пока на бумаге, пресловутой «системы»: рисовал хитроумные схемы, чертил геометрические фигуры, соединял их линиями и стрелками. К вечеру СИСТЕМА была готова, выглядела очень заманчиво и сулила как минимум перспективу на ближайшие лет пятьдесят.
Десять дней, проведённые под строгим надзором, закончились, и я был выпущен на волю. Всё бы замечательно, но радость свободы омрачалась ограничениями, наложенными домашним командующим:
— Увольнение до часу дня, в пивнушки не заходить и в конфликты не вступать даже с грудничками.
Первую вылазку сделал в военкомат, где мне честно заявили:
— Видишь ли, майор, армия в стадии реформирования. Будут сокращения, может, какие-то изменения в самой структуре. Поэтому, — подполковник развёл руками, — сам понимаешь…
Второй набег совершил на Левин магазин. Обрадованный моим исцелением, товарищ во второй раз отступил от правил. Сказав старшей, но молодой по возрасту продавщице, что его нет ни для кого, даже для обожаемой им Изольды Абрамовны, увлёк меня в свой кабинет. После традиционного кофе Леви зашевелил бровями, встал, выглянул за дверь. Зная, что за этим последует, опередил его:
— Леви, я сказал нет, значит нет. Можешь не заморачиваться. Я решил возвратиться в армию.
Товарищ подпрыгнул, всплеснул руками, снял очки. Близоруко щурясь, елейно-ехидным голосом спросил:
— И много ты будешь иметь с той армии?
Задрав подбородок под люстру, ответил:
— В армии не зарабатывают, в армии служат Родине и народу!
— Ой-ой, посмотрите на этого страшного патриота! — вредно засмеялся не знакомый с запахом армейских портянок Леви. — Я этому господину озаряю путь, усыпанный долларами, но они меня нравоучат, как говорить! Но я и дальше готов предложить тебе заработать.
Из чистого любопытства поинтересовался отведённой мне ролью в его очередной авантюре. На этот раз я должен был исполнить роль одновременно охранника, сутенёра и мешочника.
— Леви, можно яснее, у меня до сих пор башка побаливает.
Товарищ зашёл с
