Внутри клетки - Саша Чекалов

– Фишка вот в чём, – подхватывает Анируддха. – Допустим, человек слышал о прославленной школе Линьцзи, дескать, стоит учителю заорать в подходящий момент – ученик, вздрогнув от неожиданности, сразу же обретает Нерождённое… Или взять Дэшаня, в честь посоха которого ты теперь зовёшься: «будил» людей, лупя их этим самым посохом (тоже юмор)…

Или вот ещё как бывает: жил в России такой писатель, Долматов, – хороший писатель, ничего не скажешь, хотя к делу это отношения не имеет, – и однажды ему посчастливилось достичь просветления (главное, он даже буддистом не был, вот что любопытно). Достиг, значит, и думает: надо теперь и другим помочь! Но как? Неизвестно. Ну, сам понимаешь, Россия: попробуй там покричи над ухом или палкой замахнись на кого – сразу по стенке размажут. (Само собой, просветлённому на такие мнимые неудобства наплевать, но – как же ты другим поможешь просветлиться, ежели тебя невзначай пришибёт кто-нибудь?!) И вот этот Долматов долго ничего не мог придумать, что реально могло бы сгодиться как средство пробуждать окружающих и вместе с тем было бы адекватно местной специфике…

Помог случай. Раз пошли они с другом в баню, а там, в парилке две аспиранточки какие-то: ребята по рассеянности в женское отделение забрели; чуть не дошло до скандала, – однако в итоге дам удалось мотивировать в плане продолжения знакомства. Разговорились, слово за слово… В общем, как часто случается в русской сауне, зашёл у них разговор о буддизме.

Вот одна девчоночка и разоткровенничалась: мол, никак не могу в толк взять, что оно такое, просветление это самое, и с чем его едят вообще, – и писателя будто пронзило: теперь или никогда! Без лишних слов он валит любопытную на полок и показывает ей такой чань, от которого бедняжку чуть инфаркт не хватил (а друг его, соответственно, с другой уединился). Кончили, отдышались, Долматов у своей спрашивает: «Поняла теперь?» – «Поняла!» – говорит. Да ка-ак двинет… Утёр он юшку: «Вижу, поняла», – бормочет. Она – снова в рыло! А потом – бросилась на шею…

С тех самых пор ему от учеников отбоя не было. Ну, вернее сказать, от учениц… Бывало, подкатится какая-нибудь ищущая с вопросом, как наполнить сосуд, предназначенный для дхармы, правильным содержимым, – а этот: «Иди в баню, сестра!» (Именно тогда выражение «иди в баню» было кардинальным образом переосмыслено.) Даже школу основал, – «Сто одна долматинка», слыхал?

Я к чему веду: если даже русские проникаются – можно себе представить, насколько эффективной может оказаться подобная методика здесь, на исконно буддийской земле, где сама атмосфера располагает… Да и представлять ничего не надо: ты сам видел… Вот они, результатики-то!

– То есть ты хочешь сказать… – от волнения даже привстаю с циновки.

– Я ничего не хочу сказать, – обрывает меня Анируддха. – Ничего. Кроме того, что наши многомудрые ассистентки, судя по всему, не шутили… Нет, я всё-таки надеюсь, что они просто… перетрудились… И тем не менее – предположим, всё серьёзно… В таком случае приходится признать: теперь Сара с Лаки… хм… являются, так сказать, выразительницами точки зрения весьма значительной части общины.

Знаешь, какие у них тут настроения преобладают? А такие: зачем весь этот балаган с борьбой за права на самоопределение и так называемую свободу совести, если на выходе мы получим всего лишь некоторый дополнительный комфорт в материальном мире – самое большее! Не о земном существовании надо заботиться, а о том, как поскорее вырваться из круговорота перерождений! – ну а для этого и вправду все средства хороши… Вот какие есть мнения, и что тут скажешь?!

– А я думал, здешние жители в основном дубины стоеросовые, что вы их мысли и чувства полностью держите под контролем…

– Ну, во-первых, железнодорожники-то – как раз наиболее продвинутая часть местного населения, – подал голос Нагар. – Во-вторых, насчёт контроля и всего прочего ты в общем-то прав: так оно и было, контролировали. До недавнего времени… Что ж, видимо, перестарались. Должно быть, некоторые орлы принимают всё, что мы им впариваем, за слишком уж чистую монету…

– Вот это номер! – говорю. – Какие же перспективы могут быть у моей миссии в данных условиях?!

– Погоди, ты главного не знаешь, – «успокаивает» Рудик. – Тут у нас случаи массовых самоубийств участились; ну, мы, естественно, провели расследование, так выяснилось… даже не знаю, как и сказать-то… Короче, некоторые идиоты теперь убеждены, что суицид – кратчайший путь к просветлению. М-да… Хуже всего то, что некое горчичное зерно смысла здесь присутствует: если «окрик Линьцзи что посох Дэшаня», то почему не «посох Дэшаня – что скалы на дне ущелья»?

Однако даже это ещё не всё… Некоторые ведь, как легко догадаться, испытывают чувство сострадания ко всем живым существам… то есть не хотят ограничиваться собственным пробуждением, – им лавры бодхисаттв подавай… Улавливаешь?

– Но это же нелогично! – ору я. – Бред какой-то… Где гарантия, что в момент физической смерти существо пробудится?! Нет такой гарантии и быть не может… Родится снова, в другом теле, и будет тут кантоваться в течение ещё одной жизни!

– Нелогично, не спорю. И всё же они проповедуют… такое вот «пробуждение», да. Причём насильственное: как высшую форму сострадания. Насильственное, понимаешь?! Как на вулкане живём…

Нет, если разобраться, то… пожалуй, определённая логика есть и в этом. Они исходят из того, что, хотя вероятность достижения живым существом пробуждения в текущей жизни формально существует, фактически она исчезающе мала, ей, по сути, можно пренебречь… а раз так, то – зачем ждать?! К тому же, с их точки зрения, болевой шок, возникающий за миг до принудительной смерти, многократно повышает такую вероятность: действует, видите ли, тот же механизм, что и при окрике или ударе посохом, но ещё эффективнее! Типа, внутренние ресурсы неимоверно активизируются, и уж тогда…

А если не вышло на этот раз, значит, выйдет в следующий! Главное, по их мнению, не дожидаться паринирваны: либо самому вниз головой с обрыва сигать при первой возможности, либо – что предпочтительнее! – сначала перебить столько народу, сколько сможешь. Из сострадания, разумеется, исключительно из сострадания… Ну, и животными, понятно, брезговать не правильно: каждое из них в прошлом перерождении могло являться кем-то из твоих друзей или, скажем, родителей, так что – как говорится, «не проходите мимо»…

– Но вы-то… Вы же, надеюсь, понимаете, что это чушь собачья и профанация?!

– Мы-то понимаем, – Гарик тяжело вздыхает. – А что толку… Собственно говоря, выявив главных баламутов, мы изгнали их из общины, с позором изгнали. И что в итоге? Теперь они укрываются в горах. Регулярно совершая набеги на окрестные поселения. Практически каждый день не досчитываемся двух-трёх наших: бегут… Есть подозрение, примыкают к отступникам, – да и куда им ещё податься, в этих-то дебрях! Видал, какая у нас тут охрана? Так вот, раньше её не было, – но после пары случаев…

– Ладно, мужики, – вмешивается Рудик. – Что это вы на ночь глядя такие разговоры затеяли! Кошмары сниться будут… Пора на боковую, серьёзно: завтра необходимо встать пораньше – с тем чтобы вплотную заняться этими красавицами. Чует моё сердце, история будет иметь продолжение… Жёстко будет иметь, помяните слово.

* * *

Глубокой ночью здание потряс мощный удар, а над восточным крылом взметнулось облако искр и раскалённого пара. Лично я имел возможность наблюдать это безобразие во всех подробностях – потому что незадолго до этого проснулся от непонятной тревоги… Поворочался немного, попытался вызвать в памяти прерванный сон, понял, что в ближайшие полчаса у меня ничего не выйдет, а раз так, то лучше самому выйти во двор и покурить на свежем воздухе, под навесом… что и сделал. Посидел, посмотрел на звёзды… потом на штабеля шпал возле забора… Собрался вернуться к себе – и тут началось…

Кстати, никаких кошмаров, вопреки мрачным прогнозам Анируддхи, не снилось. Наоборот, снилась Пилле, – та, прежняя… Будто сидим мы с ней в лаборантской, запертые в наказание за… Не помню, за что, какая-то совершенно невинная проделка… Что самое интересное, я, не в пример ей, сильно изменился: сделался тучным таким, дородным, живот – тот вообще раздулся, как опухоль…

И я обнимаю мою ненаглядную за плечи – одной рукой, а ладонью другой закрываю ей глаза: чтоб не увидела ненароком… А вот чего ей там не стоило видеть, не запомнил… Все стеллажи пусты и чисто вымыты, словно вылизаны. Странное сияние разливается по стенам. Какие-то отблески… При этом – ощущение безграничного счастья! Или нет, скорее чувство глубокого удовлетворения, этакой метафизической сытости. (И лишь небольшая ложка дёгтя засела в моей замечательной бочке: Пилле – плачет. Безудержно.)