Внутри клетки - Саша Чекалов

– Ну что ж… – чтец-декламатор с явным сожалением комкает робко расправляющую крылышки тишину. – С глубоким прискорбием должен констатировать, что в данном случае мы не можем признать это молчание – вкупе с бездействием – знаком согласия. Боюсь, милая, ты сама нуждаешься в экстренном участии…

Сабля исчезает из моего поля зрения. Я слышу звуки возни, сдавленный девичий крик, короткий залихватский посвист, словно голубь пролетел у самого уха… но это не голубь.

Голова Пилле вываливается из-за границы невидимого и видимого и катится, катится… словно собираясь улизнуть… но яркая волна догоняет её и захлёстывает. И солнечные зайчики

* * *

…пляшут по векам. Открываю глаза. Тут же сознание моё спазматически сжимается от ужаса… который, как ни странно, немедленно уступает место более привычному ощущению: чувству голода.

Спускаю ноги на пол и – вот, сижу на постели, тупо оглядывая незнакомое купе… пока до меня не доходит, что напротив сидит Анируддха… или, вернее, судя по европейскому покрою его теперешнего костюма, снова Юкка, не кто иной.

Моя спецодежда, мой маскарадный костюм, за исключением шубы, – вот он: аккуратно сложенный, покоится на постели. Ах да! Кроме шубы не хватает моих потрясающих сапожек (к которым, кстати, я успел привыкнуть). Вместо них обнаруживаю ботинки. Пару отличных ботинок армейского типа.

Перехватывая мой вопросительный взгляд, герр Ваарма, поясняет:

– Главное в нашем деле – вовремя смыться. А для этого жизненно необходима практичная обувь. Вот я и подобрал… наиболее подходящее из имевшегося в наличии. А прохоря твои выбросил: уж очень от них разило. Наповал просто…

* * *

Вот так. Мы сидим друг напротив друга и задумчиво улыбаемся. Жизнерадостные голоса, доносящиеся из радиоточки, обсуждают сравнительные достоинства «Гордона» и «Бифитера» – «которые вы можете заказать в нашем вагоне-ресторане».

Быстро одеваюсь, ёжась от смущения… Напяливая левый ботинок, чувствую, как что-то острое впивается в лодыжку. С удивлением извлекаю чужеродный предмет. Им оказывается кусочек дерева, застрявший в отвороте штанины. Небольшой такой, со следами светло-серой краски, – плотный, толстый и почти гладкий с одного конца, тонкий и зазубренный – с другого… Надо же! С момента взлома той вагонной двери прошло всего четверо суток, – а мне уже и не верится, что всё это случилось со мной.

Машинально засовываю щепку в карман. Солнце облизывает глянцевитый пластик. Стучат на стыках колёса.

* * *

Поздний вечер. На столике разложена снедь, которую где-то надыбал мой спутник. «Сколько я тебе должен, старина?» – «Расслабься и получай удовольствие. Я не платил.» Так-так, допустим.

…Когда прогремело в первый раз, Нагарджуна был у себя. Вместе с Лакшми, их и придавило одной балкой… Но умерли они не от этого: задохнулись в дыму возникшего на месте взрыва пожара. Будем надеяться, у них было достаточно времени, чтобы мобилизовать внутренние резервы и обрести сознание Будды. Будем надеяться…

Каким образом обо всём стало известно Юкке? А очень просто: Тигры водили его к трупам – с целью опознания… «Я же по образованию врач, Чарли, если помнишь. Определить причину смерти могу с расстояния двух метров!» Да… Такие дела. Он-то, оказывается, в процессе суматохи спал без задних ног (мы все, что ни говори, накануне отменно нагрузились). И первый взрыв проспал, и второй – ну, когда меня обломком стены оглушило… Так и дрых до победного, пока его пинками с кровати не согнали.

…Когда Тигр «разбудил» Пилле, Юкка понял, что нам с ним тоже ничего хорошего не светит, вскочил, отшвырнул охранника, схватил меня в охапку и стартовал – с места в зенит, фьюить! – мы ведь подготовку с ним вместе проходили… А любой рядовой сверхназовец, по ныне рассекреченным сведениям, может транспортировать по воздуху груз весьма значительного веса. Хотя и не большего, разумеется, чем свой собственный: «Надо же, как оно вышло! Пилле-то – она, если подумать, легко упорхнуть могла… А вот не бросила. Ничем помочь не могла, ни нам, ни себе, более того, знала об этом, но всё же, всё же!» – резюмирует мой старший товарищ, и тут…

– Тут ты ошибаешься, – не выдерживаю я. – Мне-то она как раз помогла, и весьма существенно.

– Это чем же?

– Чем? Да тем, что башку сохранила, хряк ты бесчувственный!

– Ну, между прочим, далеко не факт, что это что-либо для тебя изменило бы, если б не я… И, потом, братишка, ты всё-таки не забывайся. Мы с тобой, конечно, старые друзья-приятели, но я и обидеться могу. Ты возьми в расчёт следующее: завтра пересекаем границу, далее самолёт: пересадка в Бахытовске… К вечеру будем дома, ещё через час – в штабе… А, чтоб ты знал, от моего рапорта твоя судьба зависит: миссия-то провалена, если начистоту… Во всяком случае, выглядеть это будет именно так. Разве что я решу словечко замолвить… А ты мне тут вместо благодарности сцены устраиваешь. Кто тебя оттуда вынес, забыл уже?!

– Ладно, извини, – говорю.

Выпили, закусили… Постепенно потекла беседа. Неторопливая такая, степенная, как бы равного с равным… За окошком ни огонька. Даже хребтов на фоне неба не различишь, – темень кромешная… Оно и понятно: откуда в горах фонарям взяться! А если б даже и были, всё равно – зачем зажигать? Все порядочные люди спят давно… Потому и тишина такая царит в вагоне. Радио-то Ваарма ещё днём вырубил: достало… Вот и тихо теперь… Сами не заметили, как перешли на шепот. Чтоб никого не разбудить, видимо.

– Сам-то я деревенский, – делится Юкка, – из местечка Кохтла. Места там глухие. А тоска такая, что хоть волком вой… От тоски-то этой зелёной я в город и сбежал в конце концов, – мне тогда двадцать пять было, как раз к мобилизации подоспел… Не важно.

Да, жизнь в глуши… Единственное развлечение – посиделки, мы их ежевечерне устраивали: на площади, перед управой, – там кругом скамеечки были расставлены…

Придёшь, бывало (само собой, уже под мухой) … Крали рядком сидят, нарядные, как пирожные… Ну-ка, давай ещё по чуть-чуть, вот так… Твоё здоровье!.. О чём это я? А, ну вот… Одна из девушек моей считалась: кто ей улыбнётся – тому сейчас от меня в табло, во как.

…Скрипки поют, гармоника… Бывало, заиграют польку, так ноги сами в пляс пускаются! Хорошо было… Парни байки травят, барышни шушукаются… Шутки, прибаутки… Хотя, конечно, если разобраться, скука смертная: ни тебе боулинга, ни тренажёрного зала, о секс-шопах никто и слыхом не слыхивал… И зазнобы все наперечёт. Оглянешься на чужую ненароком – обратно, в пачку кастетом зарядят, а то и месырем кто махнёт, и нет тебя… Обидно. Ну, и надерёшься с горя: как же без этого! Такой уж обычай… А потом домой: на противоположный край деревни, за милую душу, – только в путь…

– Слушай, старина, а скажи-ка… Вот, к примеру, гулянье заканчивается, расходиться пора, и ты со своей девушкой, значит, тово… провожать её идёшь? Ну, шуры-муры, туда-сюда, сначала забредёте не в ту степь, потом, глядишь, лёжа в стогу, на звёзды засмотрелись… И так каждый вечер? Я к чему клоню-то: папа с мамой её – как к этому относились, лояльно? А ежели, скажем… накладка какая произойдёт, по пьяни… тогда как?

– Ты что! – Юкка в притворном испуге машет руками. – Мы об этих делах и не помышляли даже… Знаешь, какие у неё родители были строгие?! Отец – председатель управы, мать – учительница… Не-а, никаких провожаний. Каждый сам по себе домой возвращался… Если ещё с каким товарищем по пути было, тогда да, вместе шли: до развилки… А так – всегда поодиночке!

– И что, почти каждый день тебе вот так, одному, домой возвращаться приходилось, – без компании?

– Ну да… А что особенного?

– Боязно, должно быть…

– Чего-о? С какой стати?! – меня там каждая собака знала… Давай ещё по одной… Оп-па!.. А если б и не знали… у меня разговор короткий: чуть что – сразу в торец. И тому, и другому, и крайнему слева… Могли, конечно, и впятером навалиться… Да только, если разобраться, зачем?.. Кому я там был нужен-то?!

– Ну, не знаю… Вот, например, в городе человек вроде бы тоже никому не нужен, – а ведь многих именно так и тормозят: во время возвращения домой из кабака какого-нибудь, с другого конца города…

– Сравнил! В городе у каждого карман полон, вот и грабят их… Вообще, невелика разница: будто я и в городе таким же манером не развлекался! Бывает, хряпнешь с ребятами, а потом пешкодралом до хаты, – чтобы проветриться…

В деревне – оно ведь как: идёшь себе, вокруг ни души, всё как вымерло… Ну, конечно, порой о корень запнёшься, на куст налетишь, поцарапаешься или нос расквасишь, – так ведь оно и понятно: пьяный, границы восприятия сужаются… Не видишь вокруг ни хрена, вот и валишься в первую же канаву. Бывает, и память потеряешь… А потом отлежишься, выберешься, и давай дальше… Каждый вечер – как приключение! То шавки бродячие потреплют, то в болото забредёшь… Однажды от лося еле унёс ноги… Или, был случай, хорёк за ногу укусил! – хорошо, не бешеный…