Внутри клетки - Саша Чекалов

И я обнимаю мою ненаглядную за плечи – одной рукой, а ладонью другой закрываю ей глаза: чтоб не увидела ненароком… А вот чего ей там не стоило видеть, не запомнил… Все стеллажи пусты и чисто вымыты, словно вылизаны. Странное сияние разливается по стенам. Какие-то отблески… При этом – ощущение безграничного счастья! Или нет, скорее чувство глубокого удовлетворения, этакой метафизической сытости. (И лишь небольшая ложка дёгтя засела в моей замечательной бочке: Пилле – плачет. Безудержно.)

Ну так вот, собрался к себе вернуться – а тут вдруг такое…

Вскочил как ошпаренный: куда бежать, к кому обратиться?! Не знаю… Да и, если хорошенько подумать, подобает ли столь важной шишке – и вдруг на помощь звать?.. Это ведь, пожалуй, ко мне люди должны спешить за помощью в экстремальной ситуации, а не наоборот, иначе – грош цена мне и всем моим выступлениям… Ничего не поделаешь, харизму надо отрабатывать. Натурой отдавать кредит доверия, угу.

Ладно… Вон колокол, – так пойду-ка я, что ли, сигнал тревоги подам, пока кто-нибудь более прыткий не сориентировался… Нет, ну это ж надо! – опередили: прибежал какой-то мальчонка и ну трезвонить… Чем бы мне всё-таки заняться в этом хаосе? А, вот… Вот и первые пострадавшие высыпали кашляя наружу… Ну да, пострадавшие! Так не оказать ли мне им первую помощь?.. Нет, не по чину вроде бы… Лучше поспешу к Нагарджуне: создадим вместе с ним и Анируддхой штаб спасения… или нет, комитет помощи… Тьфу! Не важно, – по пути название поизящнее выдумаю. Что ж это стряслось там, ну?.. И, кстати, не наших ли девочек работа?! Нет, к чёрту. Вон, кажись, Юкка выскочил, пускай он и…

* * *

Где я? Почему темно? И почему всё болит?.. Почему, наконец, ни рукой, ни ногой двинуть не получается? Уйма вопросов, требующих немедленного ответа, – однако, чую, придётся мне потерпеть, ой придётся…

Единственное, чего терпеть уже мочи нет, это: хочется «по-маленькому». Ирония, да? – мóчи нет, но мочи… Видимо, потому я и очнулся. И вот – не в силах пошевелиться даже слегка.

Если продолжать сдерживаться, пузырь лопнет… Всё, больше не могу! Вот так… Уф… Что тут скажешь… Ко всему нужно относиться философски… И – спать, спать… Будем надеяться…

* * *

Что это?.. Уберите свет!.. Не надо меня трогать, я сам встану… А-ааааааааааааааааааааа!!

* * *

Мы стоим посреди залитого солнцем помоста (жаль, сутра подходящая на ум не приходит), «мы» – это я, Анируддха и Сарасвати. И люди кругом. Толпа покрывает весь пятачок голой земли, неряшливо отгороженный от затихшего леса стволами поваленных криптомерий. Голые по пояс тела как попало разрисованы чёрными полосами.

Рослый оборванец с автоматом Дегтярёва через плечо, одной рукой рассеянно поигрывая брелоками на поясе, в другой держит какую-то маляву. Запинаясь, с трудом разбирая написанное, он зачитывает некоторый текст, – смысл которого доходит до меня не сразу:

«…была переполнена. Доведённые до крайности, мы встали на путь вооружённой борьбы – дабы не допустить дальнейшего раскола общества, а также защитить наш Путь от хитроумных посягательств агентов чужеродного влияния. Но и теперь, когда нами обретёно убежище в этих диких местах, мы не можем чувствовать себя в безопасности! – до тех пор, пока нога последнего из драконов в человеческом обличьи попирает древнюю страну Бо.

Взгляните на этих несчастных. Первый из них, именуемый Анируддха (сомневаюсь, что имя подлинно), в течение долгого периода принимал самое непосредственное участие в организации объединённого сопротивления железнодорожников давлению со стороны официального Тибета, хм… Вы знаете, конфронтация была спровоцирована не нами! – мы-то искренне желаем нормализовать ситуацию… Тем непростительнее деяния этого человека, который, прикрываясь личиной борца и при этом добиваясь своих собственных, сугубо практических, целей, внёс немалую лепту в идейное разложение членов нашего священного союза (судя по тому, что нам с вами пришлось разбудить наших бывших братьев насильно, данный процесс приходится признать практически завершённым). Пришёл срок… покарать его? Отомстить? Ни в коем случае: не наказывать падщих, но пробуждать их надлежит праведникам…

Второй, прозывающийся Посохом Дэшаня… Опираясь на донесения наших бесстрашных разведчиков, можно утверждать, что его роль в управлении преступной децентрализацией Сопротивления не является существенной… или, оговоримся сразу, не успела стать таковой, – так как пребывание вышеупомянутого Посоха на территории общины было слишком кратковременным. Тем не менее ловкий проныра уже успел охмурить бóльшую часть ранее обманутых его подельщиками, – которые, в свою очередь, почли за лучшее принять новичка в их грязную игру и даже назначили юношу зицпредседателем некоего мифического президиума. Но, как бы то ни было, теперь игра окончена… Значит ли это, что в новых условиях мы можем позволить себе быть снисходительными? Тысячу тысяч раз нет. Не снисходительность является истинным благом для ущербных, а сострадание. Высшее сострадание…

И наконец – она. Все мы её знаем… И, вероятно, каждый из братьев испытывает к ней некоторую, не побоюсь этого слова, признательность за… за услуги, которые периодически… э-э… Впрочем, если и уместно вспомнить, что Сарасвати изредка снисходила до общения с рядовыми борцами – не стоит забывать, что уж кучке заправил, погрязших в рукарукумытии, она отдавала себя всю без остатка! Что наводит на размышления… И вот эта девушка – моральный облик которой, мягко говоря, небезупречен – будучи захваченной в ходе проведения вчерашней операции, демонстрирует неподдельную на первый взгляд солидарность с нами, уверяет, что уже и сама собиралась примкнуть, – просто не успела: как раз вещмешок собирала, когда мы к ней ворвались (вещмешок был предъявлен без промедления, что правда, то правда) … Всё выглядит достаточно убедительно, не правда ли? Да, это так. В таком случае мы, вероятно, можем доверять нашей новоявленной стороннице? Нет. «Доверяй, но проверяй!» – учит нас мудрость предков.

Несравненная Сарасвати! Мы, Белые тигры Искоренения реальности, устремляем на тебя пытливые взоры. Без сомнения, тебе известны особенности толкования Пути теми, на чью сторону ты собираешься перейти, – я о Правиле, сформулированном нашим старшим товарищем, бескомпромиссным соратником, пламенным борцом за очистку Учения от примесей рассудочности, несравненным Бодхитхупой, – самоотверженно трудившимся в расположении лагеря противника ради победы нашего общего дела и, как выяснилось, на днях пробудившимся при весьма странных обстоятельствах, хоть это сейчас и не важно… Итак, Правило Принудительной Провокации Пробуждения – или «четыре П», как ещё его называют…

Рядом с тобой пара заблудших… баранов, скажем так… И – чувство сострадания ко всем живущим тебе, полагаю, не чуждо? Так выполни же свой долг! Поднимись над мирскими представлениями о милосердии, возвысься над своей иллюзорной человеческой природой и прими дхарму: окажи милость… ну, допустим, суемудрому Посоху! – дай ему шанс обрести сознание Будды в нынешнем перерождении, ибо без постороннего вмешательства у него и подобных ему молодчиков, судя по всему, ни малейшего шанса на это нет и не будет…»

С этими словами оратор нагибается и подбирает некий предмет, на который я до сих пор не обращал внимания: длинный, еле заметно изогнутый меч с узким лезвием. (Собственно, правильнее назвать это саблей.) Ловко перехватив оружие – гардой вперёд протягивает его Саре. Тотчас кто-то подскакивает ко мне сзади и, схватив за руки, заламывает их с такой силой, что я вынужден упасть на колени, низко подавшись вперёд всем корпусом. Над самой головой вновь звучит голос, а я… а я теперь могу рассмотреть ботинки его владельца: армейские… Грубые, но надёжные, шик…

«Истинно говорю тебе, человеческое тело – не более чем один из вариантов коллективных представлений о мире как о реалистическом феномене. Лишь развеяв их туман в своём сознании, презрев законы якобы материального мира, не существующего, да и никогда не существовавшего в действительности, ты сможешь вернуть Изначальную Буддовость, слиться с Нерождённым, чтобы… пробудиться! пробудиться сверхчеловеком! – которому никакая помощь уже не требуется…»

Голос умолкает, и я слышу, как ветер шумит в кронах деревьев. Слышу, как позвякивают брелоки в задумчивых пальцах глашатая истинного Учения… Слышу, как высоко-высоко – будто в необъятной заоблачной дали – часто дышит моя Пилле. Клинок в её руке, направленный книзу, плавает перед моими глазами.

– Ну что ж… – чтец-декламатор с явным сожалением комкает робко расправляющую крылышки тишину. – С глубоким прискорбием должен констатировать, что в данном случае мы не можем признать это молчание – вкупе с бездействием – знаком согласия. Боюсь, милая, ты сама нуждаешься в экстренном участии…