Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1837-1845 - Петр Вяземский

Леонтьева тебе кланяется. Нишу на её столе. Идем в Hôtel Tronchet для квартиры, а я уже был и в Hôtel du Danube: почти напротив нас, но в другой и светлой улице. В третьем этаже – 300 франков, во втором – 500; но нет обеда, а только завтрак, а этого не нужно: лучше свой. Ты оставил 40 франков лишних у Леонтьевой.

Miss Kügel готовит тебе коммераж одной её тетушки. Послал справиться о Мортемар; иду к Полуехтовой. Сейчас приносят для Маши твоей bournous mérinos, châle blanc, doublé de bleu, с капишоном; c'est beau. 150 francs, garni de franges bedouiues et ouaté. Пошлем к Нолуехтовой, если едет.

На обороте: Allemagne. Monsieur le prince Wiazemsky. А Francfort sur Mein, à l'Hôtel de Russie.

822.

Тургенев князю Вяземскому.

13/1-го декабря 1838 г. Париж. Утро.

Сию минуту получил письмо твое от 10-го. Квартир я и твой наемник нашел много, и близко, и не дорого; то-есть, à peu près в 500 francs par mois; но не везде есть и стол, а надобно брать из трактиров в большей части. От Tronchet и я отказался; во-первых потому, что 600 francs, а 500 другая, а во-вторых и потому, что дом новый и, может быть, сырой, хотя хозяйка и уверяла меня, что сух и тепел. О столе: Полуехтова берет хороший и дешевый откуда-то; советует и вам то же делать, и я подписываю совет её. Стол носят всюду. Как скоро получу от тебя приказ: нанимай – решимся, хотя дамы в деле квартиры мне не помогают; а я один решиться опасаюсь, не зная какие другие квартирные снадобья нужны для дамских потребностей. Хорошо бы жить сестрам вкупе.

Жаль Сперанского: мы уже слышали о его опасной болезни, то-есть, Булгаков писал ко мне о нем и о Шишкове. Но что же ты ни слова о смерти дуэльной графа Самойлова? Мы не знаем, кто уходил или, лучше, уложил его, а знаем только, что за кого-то, а не за что-то. Булгаков пишет мне кучу новостей и для тебя. В Москве все родят, в Петербурге – женятся. Сестра Фофки, графиня Толстая, выходит за графа Мордвинова, и ваши Четвертинские были уже на бале. Кутайсова родила, Сафонова-косая от старого мужа брюхата. «Dites à Wiazemsky, что кузина родила дочь Зенеиду». Кто эта кузина?

Свадьба князя Касаткина с Стрекаловой все еще не устроилась, ибо начинается процесс о законности дочери князя Касаткина, не жившего с женой 20 лет, а ей 16. Графиня Гудович родила, но пишут, что опасно больна в девятый день после родин (князю Трубецкому). От Павлова получил письмо в двенадцать страниц – все о деве Орлеанской, – не девой Павловой. Он поехал в Петербург. Князь Голицын пишет ко мне, чтобы я не опасался оставаться сколько хочу в чужих краях, по моим занятиям, и старается утешить меня религией в моей грусти, о коей заключает из тона писем моих к нему и к другим.

Вчера я был на первой середе у Лёв-Веймара: много о тебе. Жаль, что в ум не пришло попросить его о билетах, а теперь поздно; по для будущих камер он тебе верный поставщик. Скучно у него, но чай хорош. И полагал найти литературную братию, а нашел мнимую знатность и следовательно скуку и карты.

О бернуфе твоем я хлопочу; вчера был два раза у женатого Гагарина: не возьмет ли? Но не застал его. Но верен ли он? О курьерах спрошу Лёв-Веймара, если увижу.

Доложи милой Мещерской, с коленопреклонением моего сердца, что причина тому что я не…[5], что я тридцатью годами старее и живу в Париже, а не на Михайловской площади.

Бельведерши еще не встречал. Милая Леонтьева мила по прежнему. В ней что-то необыкновенно доброе, и им она привлекательна столько же, сколько и глазами. Посылаю ей письмо твое и пойду на совещание, а потом к Полуехтовой потолковать о вашем общежитии. Получил приглашение от m-me Ancelot на вечер с m-lle Rachel. А тебя – нет, как нет! Рекамье опять о тебе спрашивала. Третьего дня вечер у Свечиной многолюдный; невзначай собрались: Лакордер, Баланш, Брифе, Экштейн, скучный надоедало, синофил Паровей, графиня Гих (дочь Штейна) и толпа других умниц; но всех заговорил Циркур: его монологи против всего, что не нравится в том салоне, где он держит их, – холодный кипяток: горячится, но не от сердца, а от ума и от памяти; впрочем, я люблю его ум, довольно верный с верными и строгий с строгими, хотя и на все руки.

Я отыскал в каталоге туринских рукописей отчет греческого епископа о путешествии греческого патриарха Иеремии в Россию и о поставлении им Иова на патриаршество в Москве. Весь церемониал описан и все официальные приветствия, роскошь православная и прочее, и прочее очевидцем-архиереем по- гречески и по-латыни. Переписываю оба текста.

Приписка Л. Н. Леонтьевой.

Mille remercîments de la bonne nouvelle de l'arrivée de mon frère, que j'ai eu le bonheur de revoir hier; votre lettre ne l'a devancée que de quelques heures. Nous sommes tous désolés de ce que vous nous avez quitté si tôt; vous auriez pu nous donner encore quinze jours, mais nous espérons vous voir encore une fois il Paris. Miss Georges vous salue à l'anglaise-«Shakes liands with you»– et moi aussi de toute moi. Au plaisir de vous revoir. Aimée Léontiefï.

J'espère expédier le bournous de m-me Walouieff par les Gagarines qui partent.

Продолжение письма Тургенева.

Три часа.

Полуехтова сказала мне, что готова с радостью принять вас; себя, княгиню и Надину поместит в спальне или Надину и особо, в гостиной; тебя где-то, но только не en justemilieu entre elles; фрейлину вашу – в столовой, за ширмами, а стол вместе. Если не уживетесь, то по крайней мере отыщете или аппробуете отысканную квартиру à votre aise. Но только приезжайте засветло, до обеда, чтобы ночью не петь ей:

Не будите меня, молоду.

Прости!

На обороте: Allemagne. Monsieur le prince Pierre Wiazemsky. А Francfort sur le Mein, а l'Hôtel de Russie.

823.

Тургенев князю Вяземскому.

22-го декабря 1838 г. Париж.

Вчера я получил письмо твое и вложенное доставил Полуехтовой. Ввечеру она сказала мне, что отыскала какую-то двойную квартиру в Rue de la paix, где два семейства могут удобно поместиться; что на вашу долю придется платить 400 франков в месяц, на её 600; что помещение удобное, и просила сегодня или завтра осмотреть ее; сегодня я вряд ли успею, ибо все утро занято Академией и визитами, а вечер у Ламартина и Свечиной; но завтра осмотрю и скажу свое мнение Полуехтовой и ничего не решу, ибо это должно решиться людьми семейными. Она ожидает опять какого-то письма от мужа и если получит, то поедет или скоро, или чрез шесть недель. Так сказано в карете на пути к английскому послу. Как будет решено после балу – неизвестно. Красавиц английских было несметное число. Жаль, что не попал к жиду-Лукуллу на обед! А мы отпраздновали в церкви и на обеде пышно и сытно. Я заслушался соседа Жомини! Охота ему визитаться в русском мундире с французскими генералами! Все отвернулись, а я слушал его во весь обед, не смотря, что на нас косились. Жаль, что зиждущие храм нашего государственного устройства не брегут о сем камне! 28-го декабри опять обедаю у посла с Леонтьевой. Передал ей твою фразу, но не давал письма, твоими фразами запачканного. Накануне получения письма твоего был у меня князь Егор Гагарин. Я показывал ему boimious и спросил, может ли верно и без затруднения доставить, что иначе я пошлю с другими; он велел прислать к жене; я послал, и она велела сказать мне, что доставит верно и в целости. Не знаю, уехали ли: сбирались в тот же день. Леонтьева отняла с бернуфа бараньи франжи. Белье твое все перемыл, сделал реестр и храню. Лёв-Веймар хотя и сказал мне, чтобы я прислал к нему на всякий случай бернуф, но такой коробки никакой курьер не примет, и она бы у него залежалась, а между тем и зима бы прошла. 26:го у него обедаю; был и в прошлую среду. Посол спрашивал вчера о тебе: возвратишься ли? Я сказал что знаю.

Получаешь ли «Revue des deux mondes»? Каковы статьи о Фонтане? St.-Beuve нездоров; сбирается приняться за St.-Martin. Ламартин возвратился и звал меня ежедневно от 7 до 9, а на субботы по прежнему. Чтения Шатобриана у Рекамье возобновятся для двух аудиторий: одна келейная, другая многолюднее. Третьего дня мы много толковали о Ламене, Ламартине и прочих по случаю фразы аббата Жербе, издателя de «L'Université catholique», которую я передал салону Рекамье; она в предисловии к новому изданию его статьи: «Sur la chute de m-r de Lamennais» и вот она: «La chute d'un ange» de m-r de Lamartine est le pendant des «Affaires de Rome» de m-r de Lamennais. En gémissant sur ces tristes défections, il не faut pas trop s'en alarmer. La plus obscure fille de St.-Vincent de Paul qui déserterait la foi, serait quelque chose de plus sinistre, qu'un grand talent qui tombe. Cette chute de la charité serait vraiment la chute d'un ange: quant au génie, ce n'est guôres qu'un beau mortel, qui nous accoutume depuis six mille ans à ses faux pas». С этим Шатобриан, Кюстин, Рекамье не согласились: гений также имеет свое высокое назначение. Это завлекло нас в характеристику Ламартина, Ламене и их начал религиозных и двойной роли Ламартина – поэта и христианина. Шатобриан рассказал нам участие свое в мнениях Ламене и объяснил не для всех понятное в его так называемом отступничестве: он сам когда-то указал ему на демократизм в Евангелии, коим Ламене с жадностию воспользовался и упился: и кости его католицизма рассыпошася.

Недавно был я на вечеринке литературной у графа Шувалова. Эмиль Дешан читал три первые акта «Ромео и Юлии» Шекспира, им переведенные; другие два перевел Альфред Де- Виньи (ныне в Англии). Перевод хорош, если бы Шекспир был француз. Князь Мещерский глупо восхищался всем, и здесь не без надежды, что его и «Северное затмение» возбудит такой же энтузиазм в Детане; жена его, миленькая, свеженькая, отвечала улыбками на сладкие взгляды индустриального Мейендорфа, который также не в попад восхищался офранцуженным Шекспиром. Завтра читает, кажется, Лекноз у Рекамье об истории живописи. Сегодня Виншпер засиделся у меня и помешал идти в Академию нравственных и политических наук. В прошедшую субботу экс-министр Насси, избранный в вице-Дюпеня, читал нам примечательное рассуждение о формах правления, доказывая несостоятельность, почти невозможность республик для государств огромных; причину их падения в Риме, в Европе вообще и предсказывая будущую участь их в Америках; новые виды на прошедшее в разных частях света, наставительные для будущего в Европе, где, по его мнению, все клонится или и стремится к монархизму: и этот новый Монтескье принадлежит здесь теперь к либеральной оппозиции!