Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1837-1845 - Петр Вяземский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недавно был я на вечеринке литературной у графа Шувалова. Эмиль Дешан читал три первые акта «Ромео и Юлии» Шекспира, им переведенные; другие два перевел Альфред Де- Виньи (ныне в Англии). Перевод хорош, если бы Шекспир был француз. Князь Мещерский глупо восхищался всем, и здесь не без надежды, что его и «Северное затмение» возбудит такой же энтузиазм в Детане; жена его, миленькая, свеженькая, отвечала улыбками на сладкие взгляды индустриального Мейендорфа, который также не в попад восхищался офранцуженным Шекспиром. Завтра читает, кажется, Лекноз у Рекамье об истории живописи. Сегодня Виншпер засиделся у меня и помешал идти в Академию нравственных и политических наук. В прошедшую субботу экс-министр Насси, избранный в вице-Дюпеня, читал нам примечательное рассуждение о формах правления, доказывая несостоятельность, почти невозможность республик для государств огромных; причину их падения в Риме, в Европе вообще и предсказывая будущую участь их в Америках; новые виды на прошедшее в разных частях света, наставительные для будущего в Европе, где, по его мнению, все клонится или и стремится к монархизму: и этот новый Монтескье принадлежит здесь теперь к либеральной оппозиции!
Не забудь справиться о книге Нибура, то-есть, второй части его писем. Первую имею. Брум опять радикальничает и дурит: написал письмо к королеве, доказывая ей, что она не только в делах государственных, но и в своем туалете не может еще иметь своего мнения. Стоит ли труда говорить такие истины семнадцатилетней конституционной королеве. Смерть Самойлова не состоялась. Здесь уморила его Мейендорфша: она же уморила недавно принцессу Виртембергскую, и с тех пор ей лучше; третьего дня убила на дуэли нового певца Mario de Candia – и сегодня он поет. Чего не собрано ныне в Опере! И все мои, домашние и троншетные, едут, а я к Ламартину. Бельведерша – Рахманова. Как же ты не узнал Аполлоновны! Она здесь и хочет быть всюду. У них служит твой Личарда. С вами ли Игнатий? Недавно был я в концерте Берио с Laroche и оттуда к Верне на чай; пили и о тебе вспоминали. Возвращусь и завтра: у дочери – субботы, у матери – воскресенья. М-me Lagrange (Caumont) приехала, и опять понедельничают; она уже знает о тебе и приглашает. Муж весь в Камере с Ламартином и в «Revue franèaise et étrangère» с Циркуром et compagnie. Приезжай к Discussion de l'adresse: будут сильные вспышки. Я поведу тихо-тлеющуюся и еще цветущую Леонтьеву, но уступлю тебе билет, если приедешь.
В «Священных гимнах» Туркети много поэзии. Мицкевичевой и лучше, и нет, но сбивается на другое; бедность усиливает, бедствие. Здесь генерал Медем, глухой, с женой, урожденной Балудж[ьянской], с переломленной ножкой, и с сестрой её, Бал[уджьянской] же. Знаешь ли ты их?
Третий час по полудни.
У Полуехтовой. Сейчас ходил смотреть предлагаемую квартиру, но нашел вашу половину взятою за минуту перед тем; и даже еще была там другая половина еще не взята, но одной половины вам мало; будем искать другой; пишу под диктант бель-серы. О m. Boildieu справлюсь, хотя и знаю; по сестра лучше устроит вам. На княгиню Zénéide трудно полагаться. Граф Самойлов убит четырьмя жидами, братьями или приятелями увезенной им жидовочки в его деревне. Il а été écartelé: они были в масках и приехали выручать жидовку в полночь. Жена Самойлова в Турине.
Далее 28-го декабря или 1-го января m-me Polyektoff не может ждать в сей квартире, а должна переехать и, следовательно, и для вас нанять вместе (со слов Полуехтовой).
На обороте: Allemagne. А monsieur monsieur le prince Winzern sky. А Francfort sur le Mein. Recommandé aux soins de la mission de Russie.
1839.
824.
Тургенев князю Вяземскому.
14/2-го января 1839 г. Париж.
Поздравляю с прошествием старого. С новым поздравлю также по прошествии. Я получил по утру письмо твое от 11-го и немедленно отправился в Веймар, по уже не застал льва, а львица еще покоилась в объятиях Орфея, avec un М., как говаривала наша глупая…[6] От него прошел к Моле, но и там его не было; дал звать Полуехтовой о твоей отсрочке, не сказав причины, согласно твоему предписанию. Веймару оставил записку с прописанием тебя и твоего семейства, с домочадцами и прося, если можно, замолвить слово Моле и дать мне знать о резолюции до трех часов. Если получу – сообщу. Впрочем, я не вижу нужды в visa franc. Как же проехали Мещерские, Рахмановы и весь здешний ангельский собор и человеческий сброд? С Богом поезжайте и без Кипарисной аллеи прямо в Елисейские поля, где русский посол примет вас под кров свой, из коего скоро переезжает в Hôtel Montebello. Мы ожидаем ежедневно курьера и после комнатной или камерной суматохи отправим и своего, вероятно не прежде десяти дней. Квартира уже нанята; по крайней мере Полуехтова уже переехала; не знаю, начала ли уже и за вас платить, à saison de 400 francs par mois; следовательно, спеши, чтобы не платить за две. Я бы сказал о твоих затруднениях и послу, но ты запретил, а другим болтать не для чего. Здесь теперь все кипит, по крайней мере политическою жизнию; бальная прекратилась на время трауром, но ораторы шумят, и чуть до рукопашного не дошло у Ламартина с Тьером. Первый не пускал крошку экс-президента на трибуну, вспомнив, что года за два он уже раз поддел его, или не раз, а три раза в одно заседание:
Однажды шел дождь трижды,
умолив также au nom de la loyauté пустить его в огород; да и не вышел оттуда прежде, нежели не высказал часа в три всего, что было на сердце и тем парализировал речь Ламартина, который тогда же посмеялся, что вперед он его не проведет или, лучше, не сведет с трибуны. Я слышал эти прения я этот шум и звон президентского колокола в Камере; Ламартин накануне еще говорил мне, что вряд ли в силах будет ораторствовать; у него идет кровь горлом; но Моле умолил его заступиться за потрясенное министерство, и Ламартин вышел в бой на две крошки – Гизо и Тьера, но слонов по таланту, но не по великодушию и не по характеру.
Во все это время я был в большом горе за Клару: она потеряла сестру-друга, 19-ти лет, и беспокоится за другую и за бедного отца; с тех пор прошла она сквозь rage des dents, так что по ночам едва держать ее можно было. Теперь лучше, но грустит по милой сестре. Леонтьева мила по прежнему. От княгини Шаховской получил письмо из Берлина. Сбираюсь сделать ее твоей наместницей в получении моих «огромных», как сказал бы А. Н. Ол[енин], писем; но как-то не пишется, а было бы о чем; например, отчет в экзамене на докторство философии, где кандидат Ozauam загонял своих учителей. В полном собрании их Вильмень, Имузень, Фориэль, Лакретель, Жуффруа, St.-Marc-Girardin, Patin и множество других принуждены были признать его достойным войти в светлое их сонмище, а тема – «Essay sur la philosophie de Dante». Сочинение превосходное, ответы экзаменаторам превосходные! Я заслушался и объявил новому доктору, что ни в одном из полусотни университетов германских, англинских, шотландских, итальянских, русских и французских не слыхал я подобного прения. Сорбонна ожила бы с такими талантами и таким духом, ибо Ozanam истый христианин, хотя и католик. Дам прочесть его тему. Из Москвы, от Павловых, получил еще кипу стихов Павловой, условился печатать «Анну Арковну» с гравюрой статуйки de la princesse Marie, а мелкие стихи особо и великолепно. Здешние литераторы очень хвалят их. «Северное затмение» не слишком хвалят, хотя и обещали многие сказать за друга словцо, другое. St.-Beuve советовался со мной; я указал ему на «I love you», на «L'état c'est moi» и на русский вонючий тулуп, коим прикрыто все грешное тело автора: будь справедлив, а он хочет только быть благодарным за уважение к французскому языку. «Revue franèaise» и «La France» хвалили, по первая с ограничениями, а вторая по заказу и в кабинете Я. Толстого. St.-Beuve хочет включить все в одну статью с Туркети и пр. Но Туркети – истинный поэт de bonne foi, католик и прелестно переложил в стихи всю литургию и всю службу церковную. Три тома его посылаю к московским набожным приятельницам. Сбираюсь позвать St.-Beuve, Marinier на прощальный обед для последнего, коему король дал крест, а министр кафедру в Реймсе за его скандинавские похождения.
Два часа по полудни.
Вот что пишет ко мне Полуехтова: «Que voulez-vous que je vous dise si non que je regrette beaucoup d'avoir un plus grand logement, mais ce n'est pas ma faute. S'ils n'arrivent pas, je payerai un mois de loyer et puis je me donnerai encore le plaisir de changer de nouveau de logement». Для твоего оправдания я хочу объяснить ей причину отсрочки.
Так как уже три часа, а Лёве-Веймара нет еще, то я решился послать письмо, а завтра напишу другое, если будет что сказать вам. Жаль, что не все исписал. Нашел ли ты для меня вторую часть писем Нибура?
На обороте: Allemagne. А monsieur le prince l'ierre Wiazerosky. A Francfort sur le Mein. Recommandé aux soins de la mission do Russie.
825.
Тургенев князю Вяземскому.
15/3-го января 1839 г. Париж,
Вот копия с записки, полученной много вчера от Лёве-Неймара: «Je me suis hâté en rentrant de demander les passeports pour le prince Wiazemsky; le ministre était à la Chambre et on ne peut les expédier sans lui; mais je le verrai ce soir, et demain (то-есть, сегодня) j'aurai l'houneur de vous dire qui sera saus doute un passeport». Ожидаю его по-утру и для того нейду сам в Камеру, а отдал билет брату. Получив, отправлю сегодня же. Вчера видел я Полуехтову. Квартира нанята с 12-го января, но она берет на себя, если не приедете. Впрочем, уладите сами это дело. Если получу паспорт от Моле, то ввечеру поблагодарю его и скажу ему о тебе. Из журналов узнаешь о результате вчерашнего заседания Камеры, по вот, кажется, намерения министерства: во всяком случае, даже и при малой majorité, подать в отставку; король пророжирует Камеру и поручит тому же Моле составить новое министерство, по из других лиц, хотя из тех же элементов. Я слышал это от министериальных. Вчера ввечеру приехал наш курьер и сегодня ожидают другого, нужного для отправлений. Отсюда не скоро еще отправится и, вероятно, после твоего приезда.