Седой Кавказ - Канта Ибрагимов

Но ныне у знати иное в моде. В доме невесты тоже торжество: накрыты столы; играет ансамбль народных инструментов, приглаше-ны популярные артисты. Молодые и не очень, разнаряженные люди вьются вокруг элитного обкомовского дома. Те, кто поважнее, захо-дят в квартиру Букаевых, поздравляют их. Если они стоят того, то гостей приглашают за стол; а раз по рангу выше Букаева только не-сколько человек в республике, то и сиденья пустуют. Правда, ста-рейшины рода на строго почетных местах: в этом Букаев консервати-вен, в отличие от Ясуева имеет партийный иммунитет – заслужил службой в Афганистане, да и не только там.

В строго оговоренное время подъезжает кортеж жениха из Ни-ки-Хита. Как он жалок и нищ по сравнению с машинами, заполнив-шими двор Букаева!

Старцы из Ники-Хита заходят в дом невесты, происходит про-цедура там-махъ, надо выводить невесту. Ну нет! Это не красиво! Надо еще часа два подержать друзей жениха. Ведь не кто-нибудь, а дочь Букаева замуж выходит. Ну и что, что она в возрасте? Зато учится в Москве, юрист, отец – сила, мать – сверхсила, а сама она – просто мощь – топнет по земле ногой – из почвы влага сочится. (А может, плачет земля?). Как бы там ни было, Марха слезится, сожале-ет: такую дочь! Вырастила, выучила, на ноги поставила, и вот на тебе – уходит. И куда?! В дремучее Ники-Хита! Да такого названия даже чеченцы не знают?!… Но любовь есть любовь! Букаевы – либералы, чтут волю дочери. Через три часа ожиданий невеста выходит: на ней платье заморское, как брильянты на ушах, руках, и груди, блестящее. И все на ней в обтяжку, а лица не видно – под вуалью, а еще к ее рос-ту – каблуки высоченные; и никихитцы ахнули от восторга! Вот это невеста! Вот это габариты! Вот кто будет помогать Кемсе по хозяйст-ву. Да она одной рукой буйволицу поднимет! Молодец, Арзо! Вот что значит вкус и ум! Просто здорово!

От невесты в дом жениха никто не едет, только одна женщина – сопровождающая. Посему к Ники-Хита отъезжает хилая кавалькада; сливки, а может, излишний навар, или просто спесь, остались в горо-де, и поэтому в селе скромно – всего одна гармонь, да барабан, и раз-нообразия блюд нет: зато вдоволь мясного. А сколько веселья, задо-ра, искренности, танцев до утра!

Пять дней прожила Марина в Ники-Хита. В двух тесных комна-тенках колхозного коттеджа молодожены живут одни, только днем родственники навещают их, а ночуют у соседей.

На шестой день молодые улетают в Москву: то ли в свадебное путешествие, то ли у Марины дела и учеба.

До официальной церемонии нуц-вахар* Марха Марину к себе не впускает – дурная примета, если дочь до этой про-цедуры войдет в родной дом. Зато в аэропорту много Букаевых про-вожает Марину. Наконец, мать и дочь смогли уединиться в машине. Они сидят рядом на заднем сиденье министерской «Волги».

– Мама! Ты не знаешь, как я настрадалась! – жалуется со слеза-ми на глазах Марина. – Это кошмар! Это ужас! Я больше туда не по-еду… Воды нет, газа нет, никаких удобств нет.

– А где они воду берут?

– За сто метров к роднику ходят. Еще рядом река.

– И кто ж тебе воду таскал?

– А я дала соседской девочке червонец, она все дни бегала, еще спасибо сказала.

– Могла бы сама немного потрудиться – может похудела бы.

– Перестань, мама!… Ты знаешь, как тяжело… Все ходят, смот-рят… А как я испугалась этих гомш*! Это видеть надо!… Такие огромные, грязные, вонючие… Тьфу! Этот навоз! Не дай бог еще это увидеть!… Правда, природа там! А вид – просто дух захватывает! И чай вкус-ный… Ты знаешь, я ведь с собой кофе в зернах взяла. Ну я не могу без кофе; так там оно не пьется, совсем другой вкус, дрянной, неестест-венный… а какой там воздух! И люди тоже простые, добрые, что не скажешь – всему верят. Наивные – просто ужас!… Но больше я туда не поеду… Нет, если построим дачу, то идеальней места нет. Ты зна-ешь, какая там вода, а это буйволиное молоко и сметана… Конечно, там много завидного, но быта нет! Больше туда ни шагу!

– И где ты жить собираешься?

– В Москве.

– А когда вернешься?

– Ты знаешь, мама, у него ордер на квартиру в старом обкомов-ском доме. Говорит, до Нового года сдает, а после – его. И гараж во дворе и дача огромная, правда, недостроенная. Мы вчера ездили, он все мне показал.

– А откуда у него все это? Ты ведь говорила, что он нищий.

– Не знаю… Вчера тайком от меня с матерью и братом деньги считали, вот такая пачка! С собой три тысячи взял – остальное мате-ри, брату, сестрам раздал.

– Как раздал?

– Вот так.

– А ты где была… Дура!

– Да откуда я знаю? От меня все скрыто.

– Ненормальная. Я тебя учила – с первого дня под контроль. Смотри, какой он смазливый, просто Аполлон, да еще моложе тебя!. Как ты его удержишь? Быстро рожай детей, быстро.

– Да как рожать, у меня диссертация?

– Ты что, рехнулась? Выбирай – или он или диссертация.

– У меня и то и другое будет.

– Ну, смотри… А откуда у него деньги, недвижимость?

– Не знаю. Говорит, какое-то дело провернул.

– С первого дня надо все под свой контроль подчинить. Поня-ла? Деньги – только у тебя, а ему на карманные расходы, документы на квартиру и остальные тоже прибери, можно даже мне их выслать… То, что он умеет делать деньги – хорошо. Но сейчас у него денег не должно быть. Нищий и голодный лучше поддается дрессировке, а богатый и сытый – свободу ищет. Смотри с первого дня упустишь – потом поздно будет.

– Перестань мама, ты словно в цирке.

– А жизнь и есть цирк – все на фокусах, неожиданностях… А как он с тобой?

– Ну перестань, мама!

– Что перестань?… Смотри мне, сделай так, чтоб на других гла-за пялить сил не было… Укроти. Мораль читай, к чему приводит без-нравственность покажи. Начни молиться и его заставь; религия в этом деле верный помощник, как ни что другое привязывает мужчи-ну к очагу… Годик-два помучаешься, а потом ручной станет, без тебя жить не сможет… Поняла? И главное – дети, мальчиков давай… Де-лай вид, что ревнуешь и на этой почве неожиданная сценка с плачем в конце и с любовью, обязательно с этим… Только не пересоли, все в меру, но без перегиба, чтобы это напряжение его обязывало, но не тяготило… Дай щелчок, а потом ласкай, ухаживай, льсти, снова дай, и вновь ласкай… Только смотри, перегнешь палку, обломаешь мужика, так он либо убежит, либо на всю жизнь на твою шею обвалится, и будет у тебя муж только для постели. А мужчина должен быть в доме – козленок, вне дома – волк. Ты должна его толкать к великому. Он должен быть самым главным, а над ним только ты… Эта методика отработана веками, даже тысячелетиями, у тебя в руках отличный материал, он породистый парень, не то что твой отец – увалень! Так что не ленись, с первого дня он как воспитанный мужчина должен ухаживать за тобой, как за слабой женщиной, а ты ласкай, льсти, язы-ком мети – вот и все дела. А станешь беременной – просто лежи, сто-ни и командуй: ради продолжения рода мужчина на все пойдет… Звони каждый день, когда его нет дома… Ну, пошли, посадка закан-чивается… – уже идя к депутатскому залу аэропорта. – Не забудь, его деньги надо быстренько растранжирить, кстати, только это ты хоро-шо умеешь.

– Ну, перестань, мама.

– Ладно, ладно… Короче, его деньги тю-тю, а потом пусть через тебя у нас в долг просит. Поняла? Вот «крючок», с которого никакой «карась» не соскочит.

До процедуры нуц-вахар сваты еще не общаются, поэтому про-вожающие молодоженов стоят отдельно. Марину провожает целая толпа. Это не только родственники, но и подруги, всякие подпевалы, присутствие которых и радует Марину Букаеву, как общая масса, и раздражает, как лишние сплетни. Вся эта разнаряженная делегация расположилась отдельно в депутатском зале, в помещении для из-бранных персон.

Арзо провожает только мать. Лорса на свадьбу приезжал, по-гостил несколько дней, «полюбовался» невестой, попил «особое» ко-фе из ее рук, и недовольный то ли напитком, то ли еще чем, уехал к своим баранам.

Как ранее Марина рекомендовала, Арзо сдал весь багаж (а его очень много), и прошел на посадку через общий ход. У трапа он дол-го искал мать: нашел в сторонке, сиротливо махала она ему рукой. Издалека она казалась совсем махонькой, тоненькой, старенькой. Чуть ли не последним поднялся он в самолет, а жены еще не было, и видно, когда все сроки прошли, и терпение персонала аэропорта кон-чилось, Букаевы подошли к трапу. Через иллюминатор Арзо видел, как еще долго прощались брат и Марха с его женой, о чем-то еще го-ворили, целовались, плакали. Картина была столь умилительной, что даже Арзо растрогался: как они любят друг друга!

Наконец, две стюардессы и дежурная буквально за руки пота-щили Марину по трапу, грузная супруга Арзо появилась с двумя ог-ромными пакетами в тесном салоне. Обходительный Самбиев вско-чил, пропуская ее к окну, засуетился.

– Мог бы подождать у трапа, – тяжело дышит Марина в кресле, – ведешь себя, как дикарь, нет чтобы попрощаться с мамой, с братом, помочь мне с пакетами, – первый смачный «щелчок». – Нет, забежал в самолет, первый сел, как будто не для тебя мама всю эту еду приго-товила.