Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

легкой артиллерии типа минометов или гранатометов. По получении сообщения было принято решение на форсирование операции, разведгруппа в 1038 эвакуирована с наблюдательного пункта, а разведывательные мероприятия продолжены методами воздушной разведки, проводимыми с дистанции, превышающей 8 км., что исключало эффективное применение современных ПЗРК и ПЗЛК. В ходе визуального наблюдения, проводимого начальником группы подполковником В. Кальвиным лично, выводы пешей разведки о идущем боестолкновении сочтены подтвердившимися, обнаружены признаки расширения масштаба боевых действий.

С целью исключения возможного применения ПЗРК и ПЗЛК а также выведения из строя средств беспроводной связи возможного противника, в момент нахождения приданного группе высадочного средства "МиК-2ДШ" на обратном склоне "Высоты 2634" по предполагаемому месту высадки применен спецбоеприпас "БЭИ-1/5(Р) "Пик", который штатно сработал в заданной точке на высоте около 50 метров над предполагаемым местом высадки в 1052 по местному времени. Для проведения десантно-высадочной операции в воздухе было избран двухэшелонный вариант построения, причем предполагалась высадка отряда из 16 бойцов группы под командованием подполковника Кальвина лично только из одного ВТС. Относительно второго, под командованием майора Подлипного, предполагался его постоянный барраж на предельном расстоянии, дозволяющем точную оценку ситуации при помощи оптических средств наблюдения, в качестве оперативного резерва, вводимого в дело только в случае возникновения непредвиденных обстоятельств и резкого изменения ситуации в районе высадки…"

– Ну, прямо роман, – тон начальства был довольно-таки ядовитым, поскольку оно было знатоком и тонким ценителем военно-канцелярского стиля и теперь наслаждалось, – давненько не читал ничего подобного! А скажите, товарищ подполковник, – насчет боестолкновения, – правда?

– Товарищ генерал-майор, – равнодушным, мертвым голосом, в котором не было даже льда, ответил Кальвин, – искажение, равно как и сокрытие оперативных данных от непосредственного начальства есть воинское преступление. Я никогда не делал и не буду делать ничего подобного. Особенно в тех случаях, когда мои донесения так легко проверить.

– Еще у тебя тут написано, – генерал потряс листком рапорта, решив не обращать внимания на слова подчиненного, тем более, что шутка была и впрямь весьма сомнительной, и не с этим человеком можно было так шутить, – что у части погибших, найденных на месте высадки, не найдено никаких ран или других видимых повреждений. Что это значит?

– Только то, что доложено. Мне непонятна причина, по которой умерло около полсотни мужчин, в основном – крепких и находившихся в момент смерти на открытом воздухе, на расстоянии десятков и сотен метров друг от друга. Отчасти это похоже на действие какого-то газа, но только умерли они совсем недавно, мы – никакой отравы не нашли, а домыслы – не мое дело. Два подозрительных тела были перед транспортировкой герметически упакованы и сейчас их вскрывают тут, в Центре.

– А вы, лично вы как считаете, – он освободился сам, или его вытащили сообщники?

– Мы обшарили там все, – медленно покачал головой Кальвин, – а с воздуха не заметили никакой группы. Для такого дела она не могла быть слишком уж малочисленной. Кроме того, были и еще кое-какие признаки.

– Какие именно?

– Дело в том, товарищ генерал-майор, что мы нашли огневую позицию, – ту самую, с которой спалили аул. Там сидел одиночка со "Строкой".

Генерал присвистнул.

– В рапорте это есть. – Продолжил Кальвин. – И он выпустил не меньше шестидесяти "красноголовок". Прицельно. Не только по всем домам, какие увидел, но и по всем постройкам. По всему, что шевелится, вообще. Стадо баранов расстрелял.

– И все-таки то, что мы его не взяли, – прокол. Не виноваты, и вас не виню, – но прокол.

– Разрешите обратиться?

– Ну?

– Не думаю. Если б мы его и нашли, он сдуру начал бы сопротивляться, а мы б его, понятное дело, – того. Как минимум, – помяли бы. Доставили бы или не доставили, – все равно не угодили бы не этим, так тем. Сейчас к нам не придраться, они подосадуют – да и утрутся, а там – и позабудут все это дело. А если парень, который так невежливо не стал нас ждать, вдруг понадобится НАМ, то его через месяц-полтора его без всяких хлопот можно будет взять просто-напросто дома.

– Вы думаете, – он доберется?

– Товарищ генерал-майор! Я там был, поэтому даже не сомневаюсь. Хотел бы я поглядеть на того, кто остановит этого зверя.

– Вот как? А мне докладывали другое. Гнилая интеллигенция во весь рост. На ровном месте спотыкается, в соплях путается и шнурки на ботинках завязать не умеет.

Кальвин почти неслышно хмыкнул и чуть-чуть, вовсе незаметно для глаз менее внимательного отвел взгляд. Начальство несколько секунд с любопытством глядело на него снизу-вверх, выжидая, а потом осведомилось:

– У тебя, вижу, – другое мнение? Так ты выскажись, не мучайся. Любопытно было бы узнать, что думаете по этому поводу именно вы, товарищ подполковник.

– Товарищ генерал-майор, у меня совершенно недостаточная подготовка в этой области. Ни терминологии нужной не знаю, ни навыков не имею. Виноват.

– Приказываю дать ваш анализ личности вероятного объекта. – Монотонно проговорил генерал Кропачов. – А командир антитеррористической группы, не разбирающийся ни в противнике, ни в подчиненных, не соответствует занимаемой должности. А терминологию можете избрать произвольную. Время пошло.

Кальвин несколько секунд выждал, глядя на начальника с непонятным выражением, а потом начал мягким, необыкновенно домашним тоном, так не подходящим ко всему его облику не зверя, не чудища даже, а – какого-то страшного боевого робота, безжалостного и неудержимого.

– Люди в деревне – с малых лет знают, что такое реальная жизнь и как себя нужно вести, чтобы не растоптали. Я сам – с Алтая, из семейских, нас у родителей шестеро, а в большой семье, сами знаете, с зыбки отвыкаешь по сторонам-то зевать. Главному – не родители учат, а братья, которые на год-два старше. А в городе, – шпана дворовая с малых лет учит оглядываться, да в каждую секунду ждать подножки, да не давать себя чморить. Самому главному, – не отдавать своего и, при случае, отобрать у других. А эти, у которых одни родители да деды – бабки… С которых пылинки сдувают, – они ничего этого не умеют вообще. Ни с мужиком поговорить, ни к бабе подойти. Не способны дать отпор, а главное – совсем не умеют давить. Что получается, когда такой деятель, –