Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пальмира. Отзыв?
– Хара-хото. Прапорщик Дубинин.
– Старший лейтенант Нахапетов, – он кивнул в сторону какого-то громоздкого предмета, располагавшегося на краю крыши и тоже прикрытого пятнисто-бурым полотнищем, – пулемет?
Прапорщик отрицательно мотнул головой.
– УСС. Двенадцать и семь…
– Тоже верно.
– Товарищ старший лейтенант, – проговорил невидимка низким басом, настойчиво, но с извиняющимися нотками, поскольку требовал чего-то от старшего по званию, – переоденьтесь… Тут они, знаете, тоже, – он мотнул подбородком в сторону, – где, укрытое маскировочным полотнищем, угадывалось лежащее на боку человеческое тело, – не дремлют. То ли бдительные такие, то ли вообще пронюхали чего…
– Слышь, прапорщик? Ты б нам настроил, а? А то, сам знаешь, практики мало…
– Есть!
Он вынул из какого-то мешка два серых комбинезона и склонился над ними, подкручивая что-то на поясных пряжках, и ткань костюмов темнела, светлела, меняла цвет, шла крупной или редкой рябью, подчиняясь его движениям, пока не стала точным подобием той, в которую был задрапирован прапорщик. Облачившись и проследив за облачением бестолкового штатского, Нахапетов спросил:
– Ты тут давно?
– С пяти утра.
– И как вообще?
– Особой активности не наблюдается. А вы чего пешком?
– Так было задумано.
– А этот с вами зачем?
– А вот так задумано не было. Эй, Примкнувший, – смертью храбрых пасть – хочешь?
– Послушайте, – нервно отозвался представитель Исполнительной Власти, – почему вы все время называете меня "примкнувшим"?
– Это из давно минувших времен: "Примкнувший к ним Шепилов" – Шепилов – Щепилов – невелика разница…
– Товарищ старший лейтенант, – а там есть чего? Вдруг пустышку сосем?
– Не должно бы, Дубинин. По имеющимся сведениям, он ходит сюда, как на службу. А нам, знаешь ли, – не врут. Даже если очень хочется. Но мы все посмотрим. Прям щас. Невооруженным взглядом видно, – он показал на трубчатую конструкцию на крыше Старой Подстанции, – так называемую "холодную" антенну. Это штука недешовая даже для нас, куда попало ее не втыкают. А вот сейчас, – он достал из портфеля "СУБ-"ВГМ", так называемое "изделие БМК12СУ", – мы на все посмотрим глазом вооруженным…
Будучи Надлежащим Образом подключено, изделие было самым страшным тактическим оружием в истории, за исключением, может быть, – может быть! – ядерного тактического оружия. Нахапетов развернул свернутый в рулон экран, и тот сразу же превратился в жесткую прямоугольную пластину, на которой высветились разноцветные заголовки функций. Комбинация, – и на экране появилась карта ближних окрестностей Подстанции, малиновые огоньки – личного состава на крышах и в очищенных подъездах, группами, белесо-зеленые, гораздо более многочисленные, – "голубей", чуть ли ни главных действующих лиц предстоящего действа, располагавшихся где попало, лишь бы повыше. Комбинация, – четыре столбика белесо-зеленых цифр, в одну из которых он, не выбирая, ткнул. Экран мигнул, показывая картинку окружающего, как воспринимала его крохотная телекамера "голубя". После нескольких не вполне удачных попыток, старший лейтенант приноровился и повел крохотную машинку более уверенно.
На экране появилось перекошенное изображение Четвертого цеха, громадные окна доверху заложены неряшливой кирпичной кладкой, вдоль стен, – валы строительного мусора, что было само по себе непонятно, – кому, собственно, понадобилось выбрасывать все это на улицу из заброшенного помещения? Да и окна к чему бы закладывать доверху… почти доверху. Нахапетов осторожно, ведя машинку вдоль стен, через верхний угол оставленной сверху полуметровой щели направил ее внутрь, готовясь переключить диапазон, но это, в общем, не понадобилось. Да, неяркий, да направленный исключительно внутрь, – но свет тут был. Соответственно было и что освещать: почти всю середину необозримого пространства цеха занимало некое подобие коробки без торцевых стенок, гигантский параллелепипед из чего-то вроде пленки, натянутой на каркас, длиной сто пятьдесят, шириной – в сотню и высотой по меньшей мере пятьдесят метров. У ближней к объективу стенки стоял самый обыкновенный стол, за столом виднелись две мужских фигуры, откинувшиеся на спинки стульев, а на столе – виднелась какая-то снедь. Сквозь пленку пробивался тусклый свет и быстро, необыкновенно ритмично, совершенно бесшумно метались смутные силуэты, и в такт этому движению мельтешили прозрачные, как от велосипедных спиц, тени на полу.
Освещение было почти идеальным для того, чтобы от стен – наблюдать за середкой зала, оставаясь невидимым: очевидно, – тут старались сделать так, чтобы никакого света не было видно снаружи, явно рассчитывая, что никто посторонний сюда попросту не подойдет, поэтому старший лейтенант переместил "голубя" таким образом, чтобы можно было через открытый торец наблюдать внутренность "коробки". Вдоль прозрачного, как из проволоки сплетенного, хрупкого с виду каркаса деловито сновали по штангам и аркадам какие-то устройства, и каркас на глазах одевался паутинной, призрачной пока еще плотью. Тут он подыскал машинке подходящее местечко, и она, подогнув под корпус треногу штатива, намертво вцепилась в бетон острейшими алмазными крючьями и замерла, только едва заметно поводя "головой", состоящей из нескольких сортов линз.
Нахапетов вытянул из специального гнезда "СУБ" крохотную трубку:
– "Лес", я "Заря"…
– Ну, я "Лес" – чего шепчешь-то?
– Товарищ полковник, – вы?
– Нет, Индира Ганди! В чем дело?
– Включите картинку, пусть спецы посмотрят…