Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм - Эллен Датлоу

Октавия поощряла господ глазеть на пользующегося дурной славой Пинкертона, чистой воды бульдозера из Старых Штатов. У интеллектуалов в высоких цилиндрах и пальто была дедукция, я же вел свои расследования методом пинка ногой и пули. Если нужно было поймать кого-то и заработать звонкую монету, я, не задумываясь, пробивал головы братьям негодяев и подкупал их матерей. Поговаривали, что я бы не постеснялся применить силу и к самому Папе Римскому. Натяжка невелика, поскольку я никогда не страдал идолопоклонством.

Волнами наплывали представленные: Тейлор Хакетт, очкастый хозяин скотного ранчо Бар-Эйч; Нортон Смит, его отъевшаяся копия в области добычи золота; Нед Кейтс, Боб Танни и Гарри Эдвардс — уважаемые инвесторы горнодобывающей компании «Смит и Рут». Каждый из них сиял улыбкой: слишком уж много зубов показывала мне эта Восточная Триада. Я спросил их, отведали ли они жертвоприношения Хозяину, но никто, казалось, не понял, и я несколько смягчился, хотя их восковые усмешки все еще раздражали меня. Я узнал главное: никто из них никогда не имел дела с Хиксом. Хикс — одиночка, как я и надеялся.

После того как содержимое бокала исчезало и вновь появлялось, словно надоедливый родственник, зачастивший к рогу изобилия, менее привилегированный класс явил себя в лице Филмора Каванота, журналиста некоей провинциальной газетенки, которая недавно загнулась и послала его без гроша на выселки мироздания; Далтона Беомонта, главного заместителя и нелюбимого кузена шерифа Мертога; морщинистого олдермена Джона Брауна; Майкла Пирса, некогда популярного французского поэта, нынче погрязшего в неизвестности и призывавшего скорую смерть: он жаловался на жуткий кашель и сгустки крови на своем вышитом платке. И так далее, и так далее, и так далее. Я перестал следить за происходящим и сфокусировал внимание на том, чтобы пить, не проливая.

Впрочем, никакой беседы и не было. Скорее это напоминало шум потревоженного улья. Я пробирался по потокам и притокам великой реки коллективного общения:

— …дайте бедняге Джейку дневного света. Дьявол заплатит, помяните мое слово!

— Ленгстон ушел сеять познание в Чайнатаун. Чертовски жаль…

— Сначала Холмс, сейчас Стивенсон. Несчастный, несчастный…

— Древний порядок Хибернии получит тебя и твоих проклятых Молли Магюрес, это факт. Если вы спросите меня, то мнение мое такое: надо вешать и вешать ублюдков янки…

— Валлийский невнятен, словно тиканье, дурман. У них все еще есть дикари. Хуже красной чумы…

— Даю два года, Нед. Ну хорошо. Три года. Железная дорога быстренько пожрет свою долю, и я получу пай с многообещающей надбавкой. Друг мой, Калифорния взвешена и измерена. Мы будем управлять независимыми разработками золотоносного песка. У совместителей нет никаких шансов…

— …Барнум, чтоб его! Кто-нибудь, скажите же ему…

— Ненавижу цирк. До чего смердит! И дебильных клоунов тоже ненавижу…

— Нет. Ленгстон умер…

— Переспал с ней по приколу.

— Маллен? Хикс? Не знаю, да и плевать. Давно уж, давно…

— Черт, да что говоришь? Последнее, что я слышал, — он бьет в гонг в Сорокамильном лагере…

— …Профессор хандрит? Я думал, он приплыл…

— Моя дорогая, любимая женщина-дитя. Как сказал лорд Бодлер:

«Мадонна, госпожа, построю для тебяАлтарь страдания и проложу…»

— Мне не хватило. Проклятая слюна на моем лице, проклятый онанист…

— …камни, чтобы убить человека…

— Эх, я мог бы проделать это в самом деле отменно…

— «Et creuser dans le coin…»

— Слушай, да посмотри на него. Да он просто чертовски…

— Ну итак, я говорю, смотри сюда, сука, я отрежу тебе…

— «Une niche, D’azur et d’or tout…»

— …соси или умрешь! Да! Вот это да, мужики!

— …не важно. Мертог не должен лезть…

— Видел я твоего Хикса. Да ничего особенного. — Чахоточный Пирс выпустил облако едкого дыма и смотрел, как оно клубится в воздухе. — Да ты помешан на цирке. И у него такой рот.

Моя голова покачивалась из стороны в сторону. Я сказал:

— Всегда держал его за сильного и молчаливого типа. Ха-ха.

— Нет. — Пирс нетерпеливо махнул рукой. — У него такой рот. И слюни текут, как это говорят? Просто идиот. Долбаный идиот.

— Где? — прохрипел я.

— Где? А я почем знаю? Спроси долбаного Профессора. Может, он знает где. Профессор все знает.

— Ах вот где вы, дорогой, — пропела мадам Октавия, словно я только что материализовался.

К моим ребрам прижалась огроменная грудь. От запаха ее духов слезы наворачивались на глаза. Мадам заворковала:

— Ангажемент подходит к концу, малыш. Ну просто западня для сыщика! Ох, настоящее действие разворачивается в Чайна-тауне. Ох, ты мой похотливый малыш!..

Красный свет. Бледные лица. От теней расходятся трещины.

Из непослушных пальцев выпал бокал. Хорошо еще, что рядом была Октавия с благоуханной холстиной; она промокнула пролитое.

Где же Виолет? Трахается с банкиром? С земледельцем? Всю ночь напролет…

— Простите, мистер Коениг. — Незнакомый голос, нечеткий силуэт.

— Эй, Фрэнки, он просто поджидает одну мою девочку…

— По приказу шерифа, мисс Октавия. Пойдемте, сэр. Нас послали, чтобы проводить вас в контору. Леви, да он пьян в стельку, возьми его за другую руку. И ты, Далтон. Вот и ладненько. Взяли!

Посланники шерифа схватили меня за конечности; показалось, что меня вознесли крылья ангела.

— Кавалерия, — изрек я.

Отдельные возгласы одобрения. Похабная мелодия регтайма. Голодные рты застыли в оскале.

Расплывшийся свет ламп. Красный. Черный.

— Как вы называете его?

— Чемош. Баал-Пеор. Бельфегор. Не важно, моабиты есть прах. Им все равно, как их именуют.

— Мы — истинно от Моаба.

Бельфегор говорит на многих языках во многих странах.

— Путешественник по миру, а?

— Правильно, Пинки.

— Этот твой друг говорит с тобой посредством экскрементов?

— О да.

— Интересно. Кажется, слегка безвкусно.

Искажение порождает искажение, Пинки, — говорит Хикс.

Взгляд его карих глаз тяжел, словно обожженная земля. Глаза монстра. Однажды он поднял над головой камень весом четыреста футов и держал его на ладони на потеху почтеннейшей публике. Пусть даже с цепями, но он может дотянуться до меня через стол и раздавить горло. Отложения кальция в суставах пальцев, локти раздуты. Под мягкими волосами, рядом с бровью — подозрительный бугор. На допросе Хикс разговорчивый и покорный.

— Что может быть безумней, чем поклоняться изображению человека, распятого на кресте? Ничего. Это даже не смешно. А я хочу позабавиться.

Я не отрываю взгляда от его мокрого рта. Губы движутся — да, определенно они что-то произносят. Или же они слегка позевывают, словно плененный мною силач — жертва паралича или столбняка. Слюна выступает каплями, свисает вязкими нитями. Я давлюсь плотоядным зловонием, исходящим от раны. Его зубы темные, словно кремень, по краям — сколы. Тоскливо. Я спрашиваю:

— Кто ты?

— Отверстия закрываются. Отверстия открываются. Я Открывающий. Те, Которые Ждут, живут посредством меня. Ну а ты?

— Я атеист. — Это наполовину правда и достаточно приближено к правительственной работе.

— Вот и хорошо, Пинки. Это твой путь. А это — Тьютл. — Он показывает на чопорного адвоката в отличном костюме. — П. Т. нанимает только лучших. Прощай, приятель.

Через три недели Хиксу удалось выбраться из лечебницы «Кедровая роща», и я не был удивлен, прочитав оставленное им послание: ЗАКРОЙТЕ ОТВЕРСТИЕ, И ОТКРОЕТСЯ ДРУГОЕ.

Странный, странный мир. Именно Тьютл нынче оплачивает мою охотничью экспедицию на запад Америки.

Заместитель шерифа Леви назвал это арестом во имя защиты. Они бросили меня на койку в тюремной камере. Мертог так приказал, дабы уберечь меня от линчевания дружками Джейка. Оплакивая покойника, они уже вздернули одного на рассвете. Мертогу не было жаль, что похоронили «косоглазую змею вроде этого маленького сукиного сына». Шериф обещал поговорить с Троспером о подробностях нашей беседы. К завтраку все прояснится.

Я сник и потонул.

Все смешалось в клейком коллаже.

Хикс шатается по барам, и его ухмылка столь же чудовищна, как железнодорожный туннель.

Пшенично-белокурая головка Виолет склоняется к моему паху, но я настолько накачался виски, что могу только покрываться испариной и наблюдать за громадной тенью таракана, ползущего по керосиновой лампе; за столом портит воздух и храпит шериф.

Джейк пачкает штаны и беззвучно кричит, пока мой ботинок, молот богов, надвигается на него.