Самая страшная книга 2022 - Сергей Владимирович Возный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я сама. — Девушка протягивает руку, и Надир послушно отдает добычу. Он ловит себя на мысли, что легко отдал бы ей и куртку, и телефон, и последние деньги — если только она того пожелает. Розовое облако между тем склоняется над коленом, шипит от боли и даже не знает, что творится с Надиром.
— Вызвать скорую? — растерянно спрашивает Надир.
Девушка мотает головой. Дымчатые очки съезжают с ее лица, и Надир успевает заметить темный синяк под глазом.
— Откуда у тебя… — начинает Надир, но она тут же прячется обратно, за синие стекла. — Кто тебя обидел?
— Никто. Отстань.
— Я хочу помочь…
— Ты и так помог. Все, спасибо. Иди, куда шел.
— Как тебя зовут? — не сдается Надир.
— Отстань, — сердится она. — Я не хочу говорить.
— Если тебя бьет парень… — внезапно выпаливает Надир, — ты можешь уйти от него. Переезжай ко мне. Хоть сейчас.
Она замирает, видимо пораженная этой мыслью не меньше него. Молчит секунду-другую… И вдруг начинает смеяться.
— К тебе… Хоть сейчас… — со смехом повторяет она. — Ну конечно…
— Я не шучу, — настаивает Надир.
— Ага… Я тоже. Уже бегу… — Ее плечи трясутся от смеха, розовые кудряшки прыгают вверх и вниз.
— Что смешного? — не понимает Надир.
Вместо ответа она сгибается пополам, хихикая и всхлипывая.
Надир чувствует, как у него горит все лицо — вплоть до ушей под шапкой.
— Не надо, — говорит он. — Не смейся… Хватит. Я уже понял…
Она никак не замолкает — и даже принимается постанывать со смеху. Словно в жизни не слышала шутки лучше.
— Перестань, — просит Надир.
Смех почти переходит в плач. Ей не хватает воздуха, она отрывается от коленей, судорожно дышит — и смеется, смеется как полоумная.
Надир больше не видит ни розовых волос, ни тонких пальцев. Одни только красные губы: изогнутые в улыбке, изломанные в усмешке. В его голове будто щелкает выключатель.
Мир застилает пелена.
…Когда Надир приходит в себя, то первым делом чувствует холод. Ветер холодит взмокшую шею без шарфа.
Свой шарф Надир сжимает в руках — и его кольца сходятся на белом женском горле.
Надир относит ее к мусорным бакам. Осторожно укладывает тело на землю, прикрывает сверху куском картона. Напоследок приподнимает очки: глаза под синими стеклами оказываются серыми и блеклыми.
Опустить ей веки он не решается. Но, не сдержавшись, прикладывает руку к губам девушки — и на ладони остается яркий след помады.
Он покидает двор, беззвучно молясь. Хоть бы никто его не заметил. Хоть бы не пришлось снова бросать работу. Хоть бы ему повезло — дуракам ведь везет, всегда везет…
Надир выходит обратно в переулок, прямо в дождь. На его глазах вода смывает с асфальта кофейное пятно, уносит мятый стаканчик. Дождь становится все сильнее, превращается в ливень, и, пока Надир кутается в шарф, в дожде пропадают и стены, и столбы фонарей, и даже сама дорога.
Надир стоит посреди потока, с трудом дыша и не зная, куда идти.
«Прямо пятьдесят метров», — напоминает ему женский голос.
Он идет наугад. Он надеется, что это и есть прямо.
Дождь пробирается ему под куртку, щекочет холодными каплями шею. Шапка намокает и тяжелеет, кеды черпают воду из луж. Руки коченеют прямо в карманах: спустя два-три поворота он совсем перестает их чувствовать.
Он не слышит ничего, кроме шума воды: ни гудков машин, ни визга светофоров. Надиру кажется, что голос нарочно выводит его на проезжую часть — и он вот-вот угодит под колеса.
Иногда он замирает и сжимается, как лесной зверь в свете фар — но свет так и не появляется.
Вместе со звуками дождь забирает и цвет. Яркая куртка Надира все линяет, пока не становится бледно-желтой, как стены старой больницы. Капли крови на подоле оборачиваются серыми пятнами. Надир чувствует, как горит ладонь — и успевает заметить, как след красной помады сворачивается на коже темной коркой.
Женский голос ведет Надира сквозь серое мокрое ничто. Прямо. Направо. Снова направо.
Он чувствует, как немеет бедро, и только через пару минут понимает, что дело не в дожде.
Надир вытаскивает жужжащий телефон, роняет его в воду, негнущимися пальцами принимает вызов.
С экрана обеспокоенно смотрит мать.
— …в порядке? — слышит Надир. — Тепло… Обедать вовремя… Привет передает…
Надир молчит. Он не может выдавить из себя ни слова. Прошедший день встает у него комом в горле.
— Совсем забыла… Беспокоюсь… Носишь шарф? — доносится искаженный голос матери.
— Все хорошо, — собравшись с силами, говорит он. — Все хорошо.
— …никому не говори. Главное никому… Пусть сами… — непонятно отвечает мать. Следом телефон виснет. Надир смотрит на застывшее изображение — и сбрасывает звонок.
«Прямо, — сообщает приятный женский голос. — Прямо сто тысяч метров».
Надир идет.
Короб становится все тяжелее, и к концу третьего километра Надир понимает: ему нужен отдых. Он ставит короб на мокрый асфальт, замирает рядом на корточках. Уставшие ноги ноют не переставая.
Надир открывает короб, чтобы проверить, не намок ли заказ — и не находит внутри ни газировки, ни ведер с курицей.
В коробе стоят только два бумажных пакета. Пахнет от них отвратно.
Надир заглядывает в один — и видит пушистые розовые волосы. Все еще яркие, как сахарная вата.
Проверять второй пакет ему не нужно. Он и так знает, что голова там будет мужская и бритая почти под ноль. Из-за хозяина этой головы Надир и сбежал со стройки. Сперва не смогли поладить, не поделили воздух, а потом темный угол, вязаный шарф и…
Надир закрывает короб.
Заказ есть заказ. Его нужно доставить.
На исходе пятого километра Надир достает телефон и набирает номер Айгуль. Он не помнит, вторник сегодня, пятница или другой день. Он думает, что в бесконечном дожде день недели уже не значит ничего.
Айгуль отвечает мгновенно — стоит только Надиру нажать на вызов.
Ее слова тоже тонут в дожде, но лицо не оставляет сомнений: она ему не рада.
— …Я не знаю? Думаешь, это приятно… С кем попало…
Надир боится, что связь опять оборвется — и потому молчит. С экрана льется поток возмущения:
— …хоть бы живую… С дохлой падалью… Самому не противно? Даже красится
