Жертвы времени - Евгения Фёдорова

— Мастер, — начал он без приветствия, — только что приехал Дон и привез из табуна Алрена. Все готово, так что тянуть нет смысла — погода нас не побалует и не уступит. Мои попытки усмирить снегопад не увенчались успехом, твои, как я вижу, тоже. Путь может превратиться в неприятную прогулку. Завтра на рассвете, как только темнота разрядится, мы выезжаем.

Мастер спокойно кивнул. Я застыл, как вкопанный, будто громом пораженный. Страх неприятный и скользкий, снова шевельнулся где-то в глубине моего живота. Сам не понимая, чего боюсь, я вдруг почувствовал себя перед лицом чего-то огромного и неотвратимого, что должно было обязательно случиться.

— Пошли?..

А я и не заметил, как ушел Северный. Мастер сделал несколько шагов вверх по улице. Я все так же стоял на месте.

— Демиан, пошли, — позвал Мастер, но мне вдруг ужасно захотелось побыть одному.

Я повернулся и побрел прочь.

Мастер не оставил меня в покое. Он нагнал меня, и, развернув к себе, с тревогой вгляделся в лицо.

— Демиан, прекрати мне это, пошли…

— Я хотел бы побыть один, — как зачарованный, сообщил я и, высвободившись из рук мага, пошел обратно.

Я привык жить в Форте. У меня тут была еда, крыша над головой, даже приятели — Ронд всегда был мне рад в конюшне, Оружейник ждал моего прихода с нетерпением. Моралли смеялась и строила гримасы. А еще здесь у меня было время, и когда я думал о нашей поездке в горы и о том, что за этим последует, все это казалось мне таким далеким и нереальным. Я был постоянно уверен, что время еще есть. И вот мы завтра выезжаем. И теперь я стою на самом краю, а за этим краем ждет меня смерть, потому что каким бы длинным ни был наш путь, он превратится лишь в короткий вдох. Ведь он ведет к смерти.

Маги везли меня на казнь. Горы, на которые приятно смотреть, когда они маячат на далеком горизонте, превратятся в эшафот. Родится дракон, величественный и сильный. Он станет моим палачом. И будет еще толпа, которая примется наблюдать за казнью. Ею станут Мастер и Северный…

Я не заметил, как вышел за ворота Форта и, сойдя с расчищенной дороги, шагнул в снег, который, хрустнув свежей корочкой, незамедлительно провалился, поглотив мою ногу по самое бедро.

Я пытался бороться с все возрастающим отчаянием, и все быстрее и быстрее двигался вперед, увязая в снегу, то и дело становясь на четвереньки. Ветер бил в лицо, глаза слезились.

Смерть бывает разная. Бывает, когда ты выбираешь ее сам, тогда страх тоже есть, но он другой, он не обреченный, в нем нет отчаяния. Смерть бывает незаметной, когда ты засыпаешь навсегда. Смерть бывает осознанной, когда ты болен и знаешь, что скоро умрешь, когда ты тратишь каждое мгновение, чтобы подвести итог, если у тебя на это хватает мужества. А еще бывает казнь. Когда ты не можешь ничего изменить, когда смерть выбираешь не ты сам, а выбирают за тебя, когда смерть вне тебя, и ты к этому не готов.

Быть готовым к смерти. Как это чудовищно! Почему это кажется бравадой? Я не готов к смерти сегодня. Я столько раз был готов к ней, но мне не дали умереть. А сегодня я не готов ко встрече с ней! Я не готов начинать путь, ведущий в ее беспощадные лапы.

Я упал лицом в снег и понял, что у меня нет сил встать. И вот теперь я лежал в снегу и не знал, что делать, как заставить себя вернуться в Форт, вновь смотреть в глаза магам, смеяться и улыбаться, как завтра без дрожи в ногах сесть на лошадь.

Алрен жив, он где-то в городе сейчас, наверное, стоит в своем прежнем стойле. Даже эти мысли не могли отвлечь меня.

Я повернулся на спину и уставился в небо, чувствуя холод снега у себя под спиной, ощущая, насколько слаб. Да, я был неприятно удивлен тем, насколько сложно мне совладать с собой.

Он подошел совершенно неслышно. Ветер притих, снег словно затаил дыхание, редкие снежинки соскальзывали с туч, ложась на мои щеки. Маг заговорил, стоя чуть поодаль от меня, но все равно напугал до смерти, хотя его голос был тих и мягок:

— Все мы чего-то боимся, — задумчиво проговорил Северный и присел на корточки. — Один лишь шанс у нас есть победить страх — признать его существование. Не укорять себя за трусость, а отыскать ее в себе и убедиться в ее существовании. Все очень просто: человек не может перестать бояться, но он может привыкнуть к тому, чего он боялся. Так привыкает конь не бояться кнута в руке погонщика, хотя знает вкус его прикосновения. Знает и птица, что приход зимы сорвет ее с привычного места и обречет на недели долго пути. Но если так заведено, если таков этот мир, что постоянно сталкивает нас с препятствиями, не пора ли проявить немного хладнокровия?

Я закрыл глаза.

— Не говори мне о сложностях, я видел упорство, с которым ты способен добиваться своего. Подними стены сознания и ощутишь, что отчаяние отступает. Я вижу причину, по которой ты подвержен этим приливам, в том нет твоей вины. Знаешь, когда дракон привязывает человека к себе, он вычищает его тонкое энергетическое тело, восстанавливает оборванные нити, которые повреждают те или иные события. Эти нити — связь с миром, в котором ты живешь. Я вижу их обрывки.

— Что это значит? — спросил я глухо.

— Это значит, что ты потакаешь своей слабости, не желая признать, что вынужден действовать не по собственной воле. Но ведь не мои желания, и не желания Мастера управляют твоими поступками. Тебе приходят слова, которых ты не знал, чувства, которые не присущи тебе, иные поступки, которым невозможно противиться. И ты не можешь найти их истока. Демиан, сейчас ты — не мой пленник, не узник Мастера. Ты человек мира, человек вещей, человек событий. Наибольшие силы оказывают на тебя воздействия, потому что ты открыт.

Все изменится.

Я вздрогнул, медленно сел. Голос Северного успокаивал и вновь выстраивал стены, укреплял сознание, будто мягко, но настойчиво давил на ранку, вызывая тягучую, отрезвляющую боль.

— Пойдем в Форт, — маг протянул мне руку и встал, едва касаясь поверхности снега. Казалось, белые наносы, в которых я утопал почти по пояс для него так же тверды, как мерзлая почва.

Я колебался лишь секунду, потом протянул руку и коснулся его запястья, ожидая, что оно будет холодным, как лед. Но я ошибся.

К Форту мы шли молча. Положив руку на плечо магу, как он предложил, я больше не проваливался, ощущая в теле странную легкость. Тонкая корочка льда на поверхности снега теперь казалась толстой и надежной. Сам того не замечая, я убрал руку с его плеча, но ощущения легкости не упустил и шел рядом с магом, глядя себе под ноги.

— Ты не должен терять контроль, — у самых ворот сказал мне Северный. — Твои чувства подобны воде, накрывающей с головой. Они представляют собой отклики на наступающие события. Не пускай их, пусть разбиваются о стены знания, иначе ты сам будешь стыдиться себя. Это — плохое чувство, разрушающее разум. Уныние и осознание собственной никчемности нужно гнать из своего сердца.