Горячие руки для Ледяного принца - Рита Морозова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отражении смотрела на меня Аннализа. Светлые, почти белесые волосы, выбившиеся из небрежной косы и прилипшие ко лбу от страха и дороги. Лицо — бледное, с резко очерченными скулами и острым подбородком, чужими мне чертами. Синева под огромными, казавшимися еще больше от испуга, серо-голубыми глазами. Губы — тонкие, бескровные, с трещинкой на нижней от того, что я их кусала. Я выглядела измученной, перепуганной и… потерянной. Тенью Алисы, медсестры из солнечного мира, затерявшейся в этом ледяном кошмаре.
Но больше всего меня поразили руки. Я подняла их, развернула ладонями вверх перед зеркалом. Они казались обычными — узкие запястья, длинные пальцы, шрам на среднем правой. Но под кожей… под кожей бушевало что-то. Дар. Он не утихал ни на секунду с тех пор, как я переступила порог замка. Он горел, как маленькое солнце, заключенное в темницу плоти, реагируя на окружающий ледяной ад. Тепло пульсировало в кончиках пальцев, струилось по ладоням, требовало выхода. Оно откликалось на холод, как магнит на железо, но с обратным зарядом. Тянулось к нему, чтобы… погасить? Исцелить? Я не знала. Я лишь чувствовала его неумолчный зов, его тревогу и его силу. Силу, которая теперь принадлежала королю. И его сыну.
Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь заглушить этот внутренний огонь, усмирить его. Не сейчас. Не здесь. Но он не подчинялся. Он был частью меня, Аннализы, в тело которой я попала. И, возможно, единственной причиной, по которой я еще жива.
«Сегодня. После полудня.»
Слова короля прорезали мысли, как ледяная игла. Сколько времени прошло? Я бросилась к окну, отдернула тяжелую портьеру. Снег все еще падал густыми, тяжелыми хлопьями, заволакивая внутренний двор замка белой, безжизненной пеленой. Ни солнца, ни теней, только вечная, удушающая серость. Где-то там, в этом хаосе белого, был Эдгар. Жив ли? Что ему сказали? Думает ли он, что я предала его, согласившись служить принцу? Горечь подкатила к горлу. Я прижала лоб к ледяному стеклу. Холод обжег кожу, но он был ничто по сравнению с холодом внутри. Отчаяние, беспомощность и леденящий страх перед предстоящим свиданием с Принцем Льда сковывали сильнее любых цепей.
* * *
Стук в дверь заставил меня вздрогнуть так, что я чуть не вскрикнула. Сердце бешено заколотилось, ударяя по ребрам. Пришли.
— Открывай. Время. — Голос за дверью был безликим, привычным к приказам. Голос стражника.
Я сделала глубокий, дрожащий вдох, пытаясь собрать остатки мужества. На мне было то же простое шерстяное платье и темно-синий плащ, в котором меня привезли. Ни украшений, ни излишеств. Только я, моя тревога и пылающий под кожей дар. Я туго переплела светлые волосы в косу, чтобы они не лезли в лицо. Готова. Как на эшафот.
Дверь открылась. Тот же стражник, что привел меня сюда, стоял в проеме. Его лицо под шлемом было непроницаемо, глаза скользнули по мне оценивающе, без интереса. Просто еще одна обязанность.
— За мной. Молчи. Не отставай.
Он развернулся и зашагал по коридору. Его шаги гулко отдавались в каменной тишине. Я поспешила следом, едва поспевая за его широким шагом, спотыкаясь о складки собственного платья. Холод в коридорах казался еще более пронизывающим, чем в моей комнате. Он не просто обжигал кожу; он проникал сквозь одежду, сквозь мышцы, до самых костей, высасывая последние капли тепла. Стены здесь были голыми, темно-серыми, местами покрытыми толстым слоем белесого инея, который хрустел под ногами стражника. Воздух пах сыростью, камнем и чем-то древним, затхлым, как в склепе. Факелы в железных скобах плясали желтыми языками, отбрасывая на стены гигантские, искаженные тени, которые, казалось, тянулись к нам, пытаясь схватить.
Мы шли долго. Поворачивали в новые коридоры, поднимались по узкой винтовой лестнице, где лед на ступенях заставлял хвататься за холодные каменные стены. С каждым шагом, с каждым поворотом холод усиливался. Он становился плотнее, тяжелее, почти осязаемым. Дыхание превращалось в густое облако пара, тут же застывавшее в воздухе мельчайшими кристалликами. Мой дар внутри закипал, реагируя на эту ледяную агрессию. Тепло в ладонях стало почти болезненным, как будто руки вот-вот воспламенятся. Я сжала их в кулаки, пряча в складках плаща, стараясь дышать ровнее.
Наконец, мы вышли в короткий, широкий коридор. И здесь воздух был другим. Он не просто холодный. Он был… мертвым. Лишенным жизни, влаги, надежды. Как вакуум. Напротив, в конце коридора, виднелась дверь. Не такая, как другие. Она была массивной, из черного, почти синеватого дерева, с инкрустациями из матового серебра, изображавшими вихри и снежинки. От нее веяло таким холодом, что у меня перехватило дыхание. И у двери стояли двое.
Стражи. Но не такие, как мой провожатый. Они были в полных латах из полированной стали, покрытой тончайшей изморозью. Шлемы с опущенными забралами полностью скрывали лица. Плащи — густого, ледяного синего цвета, без гербов, сливавшиеся с мрамором стен. Они стояли неподвижно, как статуи, лишь пар от дыхания слабой струйкой вырывался из щелей забрал. В руках они держали длинные, узкие алебарды с наконечниками, напоминавшими сосульки. От них не исходило ни угрозы, ни интереса — только абсолютная, леденящая душу бесчувственность. Они были частью этого места. Частью холода.
Мой стражник остановился в нескольких шагах от них. Его поза чуть изменилась — стал чуть прямее, чуть напряженнее. Даже он ощущал ауру этого места.
— Ее привели, как приказано, — произнес он громко, четко, обращаясь к дверям, а не к стражам.
В ответ — тишина. Густая, давящая. Казалось, даже факелы перестали потрескивать.
Потом, из-за двери, донесся голос.
— Впустите.
Голос был тихим. Без интонаций. Холодным, как скольжение льда по камню. Но не жестоким. Пустым. Как эхо в бездонной пещере. В нем не было ни гнева, ни любопытства — ничего. Этот голос резанул по нервам острее любого крика.
Один из ледяных стражей у двери, не поворачивая головы, толкнул дверь. Она отворилась беззвучно, на удивление легко для своей массивности, распахнувшись вглубь. Оттуда хлынула волна такого пронизывающего холода, что у меня перехватило дыхание, а слезы мгновенно выступили на глазах и застыли на ресницах.
