Горячие руки для Ледяного принца - Рита Морозова

Это была ложь. Я боялась до смерти. Но я не могла дать ему удовольствия увидеть это.

Я сделала шаг вперед, преодолевая волну стужи, исходившую от него. Потом еще один. Мои ноги были ватными, сердце колотилось где-то в горле. Я подняла свою правую руку. Она горела изнутри. Дар бушевал, рвался навстречу источнику холода, как магнитом притягиваемый. Я, словно в замедленной съемке, протянула ее к его открытой ладони. Расстояние сокращалось. Сантиметры… Миллиметры…

Кончики моих пальцев коснулись его ладони.

Шок.

Не электрический. Температурный.

Его кожа была не просто холодной. Она была ледяной. Как гладкий, отполированный камень, пролежавший века в вечной мерзлоте. Но не мертвой! Под этой ледяной коркой ощущалось… напряжение. Живое, пульсирующее, как ток. И боль. Глубокая, внутренняя, невыразимая словами боль. Как будто что-то неистово грызло его изнутри, сковывало каждую клетку, вымораживало душу. Эта боль была такой острой, такой всепоглощающей, что я чуть не отдёрнула руку от ужаса и сострадания. Это было проклятие. Его суть. Его ядро.

И мой дар отозвался.

Не так, как раньше — мягким ручейком тепла для царапины или волной для лихорадки. Он взорвался. Тепло, настоящее, жгучее тепло, хлынуло из самой глубины моего существа, сконцентрировалось в точке соприкосновения наших ладоней и ударило в его лед. Не агрессивно, но мощно. Как ключ жизни, вонзающийся в царство смерти.

Кайлен вздрогнул всем телом. Не просто вздрогнул — его будто ударило током. Он сделал резкий шаг назад, но наша связь через прикосновение не прервалась. Его глаза, эти бездонные серебристые озера, расширились до предела. Пустота в них затрещала, как тонкий лед под ногами. В них мелькнуло нечто дикое, первобытное — чистый, неконтролируемый шок. И… боль? Не физическая. Та боль была знакома. Что-то другое. Как будто прикосновение тепла было не облегчением, а пыткой для его извращенной холодом природы.

— Что ты?!. — Он начал, его голос сорвался на хрип, потеряв всю свою холодную отстраненность. В нем была паника. Настоящая, человеческая паника.

И в этот момент комната ответила.

Раздался резкий, громкий треск! Как будто лопнуло огромное зеркало. Я рванула голову в сторону — толстый наплыв льда на ближайшей стене треснул сверху донизу, расщепившись на множество мелких паутинок. Кусок льда размером с кулак откололся и с глухим стуком упал на каменный пол. Воздух в комнате дрогнул. Холод, казавшийся незыблемым, заколебался. На мгновение стало чуть… не теплее, а менее холодно. Как будто гигантский ледяной колокол, накрывавший комнату, дал трещину.

Кайлен вскрикнул. Не крик, а резкий, сдавленный звук, полный ужаса и ярости. Он дернул руку, наконец разрывая контакт. Его лицо, всегда бледное, стало мертвенно-белым. Он тяжело дышал, его грудь вздымалась под темной тканью камзола. Он смотрел на меня не с ненавистью, а с чистым, животным страхом. Как на что-то непостижимое, чудовищное. Как будто я прикоснулась не к его руке, а к открытой ране на его душе и вылила туда раскаленную сталь.

— Довольно! — Его голос прогремел, потеряв всю свою прежнюю ледяную сдержанность. В нем была ярость, но ярость отчаянная, испуганная. — Вон! Немедленно!

Я отпрянула, прижав руку к груди. Ладонь горела, как после ожога, но не от его холода — от выплеска собственной силы. Я чувствовала слабость, головокружение, как будто отдала часть своей жизненной энергии в этом одном прикосновении. Но больше всего меня потрясла его реакция. Он не просто почувствовал тепло. Он испугался его. До глубины души.

Внезапно раздался громкий, настойчивый стук в дверь.

— Ваше Высочество? Все в порядке? Мы услышали крик! — Это был голос одного из ледяных стражей. Тревожный? Нет. Настороженный. Исполняющий долг.

Кайлен стоял, все еще дрожа, его глаза были прикованы ко мне, полные смятения и этой дикой, необъяснимой паники. Он сжал кулаки, челюсти напряглись так, что выступили желваки. Он боролся с собой, пытаясь вернуть контроль, вернуть свою ледяную маску.

— Войдите! — выдохнул он наконец, голос снова стал жестким, но в нем еще дрожали обертоны пережитого шока.

Дверь открылась. В проеме возникла фигура советника Дерна. Его умные, всевидящие глаза мгновенно оценили обстановку: меня, прижавшуюся к стене, Кайлена, стоящего как натянутая струна, с лицом, лишенным крови, трещину во льду на стене, осколки на полу. Его лицо осталось невозмутимым, но в глазах мелькнуло любопытство и… удовлетворение? Быстрое, как вспышка.

— Король требует отчета о первом сеансе, Ваше Высочество, — произнес он ровно, кланяясь. Его взгляд скользнул по мне. — И интересуется… впечатлениями.

Кайлен сделал глубокий, дрожащий вдох. Он отвернулся от меня, к окну, скрывая лицо. Когда он заговорил, его голос снова был холодным, отстраненным, но в нем появилась новая нота — горького сарказма.

— Скажи королю… — он сделал паузу, словно подбирая слова. — … что его новая игрушка… оказалась… интересной. Он обернулся, и его серебристый взгляд снова упал на меня. Теперь в нем не было паники, но была ледяная предостерегающая глубина. — Она не сгорела при первом же прикосновении. Пока.

Он повернулся к Дерну.

— Завтра. В это же время. Приведите ее снова.

Затем он посмотрел прямо на меня. Его губы не шевелились, но я услышала его слова так отчетливо, как будто он прошептал их мне прямо в ухо, сквозь гул собственной крови и стук сердца. Тонкие, ледяные, как лезвие ножа:

— И не вздумай рассказывать ему… что здесь произошло на самом деле. Ни слова о трещине. Ни слова о… Он не договорил. Но смысл был ясен. Ни слова о моем страхе.

Я едва заметно кивнула. Что еще я могла сделать?

Дерн поклонился снова, его лицо оставалось непроницаемым.

— Как прикажете, Ваше Высочество. Он повернулся ко мне. — Пойдемте.

Я последовала за ним, не оглядываясь. Мои ноги едва слушались. Рука, коснувшаяся его, все еще пылала, но теперь это было смешанное ощущение жара, покалывания и глубокой, леденящей усталости. В ушах звенело.

Но сквозь шум в голове ясно звучала одна мысль:

Он почувствовал.

То же, что и я.

Его лед… дрогнул.

И это его ужаснуло.

8 глава

Завтра наступило. И послезавтра. И еще один день. Они сливались в монотонную череду ледяных утра, мучительных сеансов и бесконечных вечеров в заточении. Жизнь свелась к ритуалу.

Каждое утро, ровно с восходом солнца (вернее, с тем моментом, когда серое небо чуть светлело, обозначая наступление дня), раздавался стук. Тот же безликий стражник. Тот