Роковые иллюзии - Олег Царев

Гарри Трумэн, который пришел в Белый дом после смерти Рузвельта, последовавшей полгода назад, был слишком озабочен глобальными проблемами президентства, чтобы уделить большое внимание мнимым коммунистическим заговорам в администрации, которую он унаследовал. Хисса энергично защищал государственный секретарь Дин Ачесон, к мнению которого прислушивался Трумэн. Тогда президент заявил, что он «очень большой противник создания гестапо». Получив отпор, директор ФБР на следующий год поднял этот вопрос публично, выступив с речью о «красном фашизме». Он предупреждал об угрозе, которую несут в себе 100 ООО американских коммунистов, выполняющих приказы Москвы. После коммунистического переворота в Чехословакии и советской блокады Берлина следующий год ознаменовался активизацией «холодной войны», и президент решил продемонстрировать, что он не столь снисходителен к коммунистам, как это считают республиканцы в конгрессе. Провозгласив в 1947 году «доктрину Трумэна», он пообещал американскую помощь и военную поддержку, чтобы воспрепятствовать советскому продвижению за рубежом. Касаясь внутреннего положения, он заявил, что в целях борьбы с подрывной деятельностью будет проводиться проверка благонадежности всех федеральных служащих[733].

Теперь были созданы все предпосылки для массового «красного психоза» в значительно больших масштабах, чем в 20-е годы, что тогда так сильно взволновало американцев. Кампания началась в 1948 году с обвинений против лидеров компартии США и с появления на сцене Элизабет Бентли, когда она давала свидетельские показания на Капитолийском холме в 1948 году. Пресса называла ее «королевой красных шпионов». Утверждения Бентли о широком советском внедрении в правительственные учреждения США лиц, сочувствующих коммунистам, таких как Декстер Уайт, подкреплялись обвинениями Уиттейкера Чемберса, выдвинутыми против Хисса. Вдохновленные предупреждениями Гувера, республиканские законодатели, включая Ричарда М. Никсона, быстро воспользовались ситуацией, чтобы завоевать известность в масштабах всей страны, возглавив атаку на администрацию демократов в комитете конгресса по расследованию антиамериканской деятельности. Уайт умер от сердечного приступа после показаний в комитете в свою защиту. Хисс с горячностью отвергал все обвинения в шпионаже. Срок исковой давности по преступлениям, связанным со шпионской деятельностью во время войны, истек. Тем не менее он был в конечном счете обвинен по двум пунктам в лжесвидетельстве и на втором судебном процессе осужден на основе свидетельских показаний советской знакомой Чемберса, родившейся в Австрии, Хеде Массинг. Она бежала в 1938 году в Соединенные Штаты, и ее допрашивали в ФБР в 1945 году[734].

В обществе уже разгорелись страсти по поводу «красной опасности», когда в сентябре 1949 года появилось сенсационное сообщение о том, что Советский Союз взорвал свою собственную атомную бомбу. Американцы были потрясены тем, что их страна неожиданно утратила военное превосходство, полученное Соединенными Штатами в наследство от второй мировой войны. Не прошло и месяца, как престижу США был нанесен еще один тяжелый удар, когда Мао Цзэдун провозгласил окончательную победу вследствие коммунистического переворота в Китае. Семь месяцев спустя попытки свалить вину за потерю Китая на советскую подрывную деятельность в демократической администрации стали еще настойчивее, так как «холодная война» в Корее переросла в «горячую». Сенатор от республиканцев Джозеф Маккарти быстро выдвинулся на передний план в жизни страны, начав свой демагогический крестовый поход против коммунизма, изобилующий сенсационными заявлениями. Он утверждал, что госдепартамент все еще является прибежищем для пятидесяти советских агентов. В то время, когда солдаты гибли под пулями китайских коммунистов, свидетельские показания Бентли и Чемберса на Капитолийском холме дали в руки молодого сенатора от штата Висконсин искомую спичку, чтобы зажечь пламя священной войны против красной опасности, которая сделала его имя синонимом политической «охоты на ведьм».

Именно в то время, когда Маккарти писал одну из самых отвратительных глав в современной политической истории Америки, Орлов завершил работу над русским вариантом своей рукописи. Затем он столкнулся с проблемой, с которой сталкивается каждый начинающий автор: найти издателя. Совершенно очевидно, что рассылать мемуары по собственной инициативе было бы слишком рискованно, и поэтому он решил посоветоваться с Максом Истманом, чьи работы по истории русской революции Орлов изучал в Кливлендской библиотеке. В конце 1950 года он отправился в Нью-Йорк, чтобы проконсультироваться с Истманом, который когда-то сам был последователем Троцкого в Советском Союзе и там женился на сестре Николая Крыленко, начальника Орлова в период его работы в Москве в Верховном суде. Впоследствии Истман стал одним из самых открытых американских критиков сталинизма и выдвинулся в кругах интеллектуалов правого крыла. Поэтому бывший генерал НКВД проявил осторожность, представившись не как автор, а как его доверенное лицо. Прочитав рукопись, Истман провозгласил ее «великолепной» и предложил свои услуги в качестве переводчика и редактора за треть авторского гонорара[735]. В то время финансовое положение Орловых становилось ненадежным, но, поразмыслив в течение двух дней, они отклонили предложение Истмана из-за слишком высокой цены. Вместо этого Орловы решили перевести книгу своими силами. Возвратившись в Кливленд, он решил ускорить этот процесс, занявшись изучением машинописи и записавшись на годичные секретарские курсы в марте 1951 года в «Дайк энд Спенсериан колледж»[736]. Пока они совместными усилиями перерабатывали рукопись в гладкий текст на английском языке, у них оставалось все меньше и меньше денег. Впоследствии они будут рассказывать ФБР, что часто их ежедневный рацион состоял из кукурузных хлопьев, самого дешевого продукта питания, и что они вынуждены были добывать деньги, закладывая одну за другой самые ценные из немногих своих вещей. Последней была отдана в залог фотокамера, принадлежавшая их дочери. Когда летом 1952 года у них не осталось ничего, что можно было бы заложить, Орлов поехал в Нью-Йорк, чтобы повидаться со своей кузиной из семейства Курников, г-жой Флоренс Келлерман, у нее дома на Джерард-авеню, в Бронксе. Она дала ему 1000 долларов, которые, как позднее сообщила ФБР, одолжила ему, потому что «он был ее родственником и сказал, что деньги нужны ему на расходы». Г-жа Келлерман добавила, что он возвратил ей всю сумму после публикации книги[737].