Роковые иллюзии - Олег Царев

Результатом разговора Орлова с Уайтом была встреча с Джоном Шоу Биллингсом, директором по редакторской работе журнала «Лайф». Его тонкое понимание: ситуации в Советском Союзе подсказало ему, насколько важна эта книга[743]. Орлов не мог бы более удачно выбрать для этого время, поскольку, пока его книгу читали в редакции «Лайф», известие о смерти Сталина два дня назад заняло газеты всего мира.

Смерть советского диктатора, который стал известен миллионам американских ветеранов второй мировой войны как «дядя Джо», придала мемуарам Орлова актуальность, которая сулила превратить их в бестселлер. Однако, прежде чем принять книгу для публикации отдельными частями с продолжением, Биллингс хотел получить позитивное подтверждение того, что Орлов на самом деле является бывшим генералом НКВД. Для подтверждения своей личности Орлов обратился к Луису Фишеру, американскому журналисту, с которым он встречался в Москве, а затем в Мадриде во время гражданской войны в Испании. Впоследствии в ходе расследования Фишер будет рассказывать ФБР, как 17 марта ему, как гром среди ясного неба, позвонил Орлов и «спросил, помню ли я его». Когда Фишер ответил, что помнит, его пригласили присутствовать на встрече в кабинете Биллингса, где он и подтвердил, что Орлов действительно является бывшим представителем НКВД в Испании[744]. Сделка была заключена, и журнал «Лайф» заплатил кругленькую сумму за право публикации серии больших отрывков из книги, что положило конец финансовым проблемам Орлова.

«Страшные тайны сталинской власти» — под таким заголовком «Лайф» опубликовал четыре статьи, первая из которых появилась 6 апреля. Иллюстрированные графическим изображением некоторых из наиболее мерзких эпизодов московских показательных судебных процессов, отрывки из книги произвели сенсацию, обнажив глубины вероломства человека, одержимого манией величия, и злобную жестокость, в которой проявилась извращенность Сталина. Едва успели появиться статьи в «Лайф», как издательство «Рэндом» подписало с Орловым контракт на издание его мемуаров в виде книги. Книга вышла из печати той же осенью и посвящалась памяти дочери Орловых Веры.

«Моя единственная цель, — писал Орлов в предисловии к книге, — заключается в том, чтобы представить широкой общественности скрытые факты о сталинских преступлениях и тем самым добавить недостающие звенья, без которых трагические события, происшедшие в России, не поддаются пониманию и приобретают характер неразгаданной тайны»[745]. Однако, поскольку Орлов тщательно обходил молчанием свою собственную роль в экспорте сталинской чистки в Испанию, это было самооправданием. Центральный тезис Орлова тоже построен таким образом, чтобы не только дать историческое объяснение «великого террора», но и искупить свою вину за преданную службу НКВД и содействие тем самым воцарению сталинского террора. Более того, Орлов до 1952 года продолжал быть пассивным соучастником механизма советского шпионажа периода «холодной войны», в колеса которого он мог бы вставить немало палок, если бы раньше решил рассказать все, что знал.

По словам Орлова, он не сделал этого потому, что Сталин обладал «колоссальным политическим влиянием и сворой тайных агентов, готовых броситься по моему следу». Хотя это и не объясняло причину его долгого молчания, он приписывал свою способность избежать судьбы, постигшей других перебежчиков из НКВД, таких как Рейсс и Кривицкий, «умению предугадывать и видеть насквозь их трюки, а также преданности и мужеству моих жены и дочери». По его словам, главным фактором, позволившим ему избежать гибели от руки убийц, было письмо с угрозой разоблачения, написанное им Сталину в 1938 году. «Я предупредил его, что если он осмелится отыграться на наших матерях, я опубликую все, что мне о нем известно». Только в начале 1953 года они с женой пришли к выводу, «что наши матери едва ли живы до сих пор и что теперь можно, не опасаясь, сразу же опубликовать мои мемуары». Не ясно, каким образом могли Орловы узнать, предпринял ли НКВД какие-либо действия против их престарелых родителей, особенно если учесть, как он подчеркивал, что они полностью изолировали себя от любых контактов с Советским Союзом в течение четырнадцати лет, вплоть до публикации его мемуаров. «Все эти годы мы не писали нашим матерям или своим друзьям в России, не желая ставить под угрозу их жизни, — писал Орлов, добавляя при этом: — Мы тоже не получали никаких сообщений»[746].

Противоречия в истории с его якобы отправленным письмом с угрозой разоблачения дополняются еще одним явным несоответствием в его повествовании. Если, как утверждал Орлов, он в течение четырнадцати лет находился под прицелом советских отрядов тайных убийц, то почему тогда он рискнул начать подготовку к опубликованию своего обвинительного акта против Сталина, который был еще жив? Орлов, знавший, по его словам, Сталина с 1924 года, не мог недооценивать известную всем мстительность «Хозяина». Поэтому он должен был предполагать, что Сталин удвоит свои усилия, чтобы отыскать его сразу же после публикации информации, которая, как он утверждал, была его «страховым полисом сохранения жизни». Орлов, разумеется, не мог предвидеть, что через месяц после начала переговоров с редакторами журнала «Лайф» о публикации книги у Сталина произойдет удар.

Его решение издать книгу — и пропади все пропадом, — как теперь можно видеть, объяснялось тем, что в действительности письмо с угрозой разоблачения не имело никакого отношения к преступлениям Сталина. Он ничем не рисковал, заявляя о своем «сильном разочаровании», что советский диктатор «не прожил еще немного, чтобы увидеть, как тайны его преступлений были выставлены на обозрение всего мира, и понять, что его усилия сохранить их в секрете оказались бесполезными»[747]. Угроза разоблачения секретов разведки — вот что делало золотым его «страховой полис», который оставался бы в силе, даже если бы Сталин прожил несколько дольше и увидел собственными глазами апрельский номер журнала «Лайф». Ликвидация генерала НКВД — отступника, несомненно, была бы менее важна для кремлевских правителей, чем сохранение в целости тех оставшихся членов оксбриджских сетей, которые, подобно Бланту и Филби, продолжали быть потенциально ценными для Советского Союза.

«Смерть Сталина не уменьшила угрозу для моей жизни, — продолжает тем не менее настаивать Орлов в своей книге, пытаясь усилить впечатление, что ему по-прежнему угрожает реальная опасность. — Кремль ревниво охраняет свои секреты и сделает все, чтобы уничтожить меня и поселить страх в сердцах других высокопоставленных официальных лиц, которые, возможно, испытают искушение последовать моему примеру»[748]. Страх перед покушением на его жизнь, о котором Орлов неоднократно говорил следователям, служил для него и оправданием, и прикрытием. После смерти Сталина, как он, несомненно, знал, его оставят в покое, если он сохранит в тайне имена советских агентов, выполнив свою часть условий соглашения. Орлов, однако, продолжал настаивать, что жизнь его в опасности, утверждая, что заметил на одном из перекрестков Манхаттана советскую группу боевиков во главе с Константином Владимировым[749]. Самая большая опасность теперь угрожала ему, как он вскоре обнаружил, не из Москвы, а из Вашингтона; она исходила не от КГБ, а от ФБР. Как только журнал «Лайф» со своим сенсационным материалом появился на стендах газетных киосков 6 апреля, дело Орлова попало на письменный стол Эдгара Гувера.