Русские фамилии - Борис Унбегаун

Итак, еще относительно недавно целые слои населения в России были лишены фамилий. В первую очередь это относится к крестьянам. Однако, и в духовной среде употребление фамилий было настолько своеобразным, что мы вправе задаться вопросом: в какой мере соответствующие наименования могут рассматриваться как фамилии?

В самом деле, в духовном сословии фамилии, строго говоря, не были родовым наименованием, т. е. они не обязательно наследовались от отца к сыну. Американский путешественник, посетивший Россию в XIX в., с удивлением отмечал, что русские священники не носят фамилии своих отцов[128]. Действительно, до середины XIX в. это было обычным явлением. Образование в духовной среде с петровского времени приобретает сословный характер, т. е. сыновья духовных лиц получали, как правило, духовное образование[129]. Именно при поступлении в училище или семинарию они получали обычно новую фамилию. Вот как вспоминает об этом известный историк церкви академик Е. Е. Голубинский: «Когда мне исполнилось семь лет, отец начал помышлять о том, чтобы отвести меня в училище. Первым вопросом для него при этом было: какую дать мне фамилию. В то время фамилии у духовенства еще не были обязательно наследственными. Отец носил такую фамилию, а сыну мог дать, какую хотел, другую, а если имел несколько сыновей, то каждому свою особую (костромской архиерей Платон прозывался Фивейским, а братья его — один Казанским, другой Боголюбским, третий Невским). Дедушка, отцов отец, прозывался Беляевым, а отцу, в честь какого-то своего хорошего знакомого, представлявшего из себя маленькую знаменитость, дал фамилию Пескова. Но отцу фамилия Песков не нравилась (подозреваю, потому, что, учившись в училище и семинарии очень не бойко, он слыхал от учителей комплимент, что у тебя-де, брат, голова набита песком), и он хотел дать мне новую фамилию, и именно — фамилию какого-нибудь знаменитого в духовном мире человека. Бывало, зимним вечером ляжем с отцом на печь сумерничать, и он начнет перебирать: Голубинский, Делицин (который был известен как цензор духовных книг), Терновский (разумел отец знаменитого в свое время законоучителя Московского университета, доктора богословия единственного после митроп. Филарета), Павский, Сахаров (разумел отец нашего костромича и своего сверстника Евгения Сахарова, бывшего ректором Московской Духовной Академии и скончавшегося в сане епископа симбирского…), заканчивая свое перечисление вопросом ко мне: „какая фамилия тебе более нравится?“ После долгого раздумывания отец остановился наконец на фамилии Голубинский. Кроме того, что Федор Александрович Голубинский, наш костромич, был самый знаменитый человек из всех перечисленных выше, выбор отца, как думаю, условливался еще и тем, что брат Федора Александровича, Евгений Александрович, был не только товарищем отцу по семинарии, но и был его приятелем и собутыльником…»[130]. Как видим, изменение фамилии воспринимается как нечто вполне естественное и неизбежное. В дальнейшем фамилия могла меняться еще несколько раз: при переходе из училища в семинарию, из семинарии в Академию, при переходе из класса в класс и даже несколько раз в течение курса[131]. В подобных случаях фамилия давалась ректором или же архиереем: в этих случаях, как правило, семинаристу не давалась фамилия какого-то другого лица (как это имело место в случае с Е. Е. Голубинским), но он получал искусственно образованную фамилию[132]. Отличительным признаком типичных семинарских фамилий является вообще их искусственность, которая может проявляться, между прочим, и в чисто формальном аспекте: ср., например, наличие форманта ‑ов там, где по словообразовательной структуре ожидается ‑ин, в таких характерных семинарских фамилиях, как Розов, а также Палладов, Авроров и т. п.[133]

Эта практика имеет достаточно устойчивую традицию; возникновение этой традиции несомненно, обусловлено тем, что лица, поступающие в духовные училища, в свое время вообще не имели фамилий. Б. Унбегаун считает, что одна из первых фамилий такого типа была фамилия Леонтия Магницкого (1669—1739), учившегося в московской Славяно-греко-латинской академии в конце XVII в.[134] Во всяком случае в XVIII в. рассматриваемое явление становится вполне обычным. Так, Тихон Задонский (1724—1783) родился в семье дьячка Савелия Кириллова и, видимо, фамилии не имел; при поступлении в училище в 1738 г. он получил фамилию Соколовский[135]. Поэт Василий Петров (1736—1799) был сыном священника Петра Поспелова[136]; фамилия Петров восходит, видимо, к его отчеству, но характерно, что он не унаследовал фамилии отца. М. М. Сперанский до поступления в семинарию по отцу звался Михайловым; фамилию Сперанский он получил в семинарии как подающий надежды[137] (ср. лат. sperans ‘надеющийся’). Происхождение фамилии Г. Н. Теплова (ум. в 1779 г.) объясняется тем, что он был сыном истопника; можно предположить, что он получил эту фамилию при поступлении в школу Феофана Прокоповича в Петербурге[138]. Ср. еще стихотворение Г. Р. Державина «Привратнику» (1808 г.), поводом для которого послужило то обстоятельство, что у поэта оказался однофамилец священник И. С. Державин; в стихотворении подчеркивается разница в происхождении их фамилий:

Державин род с потопа влекся;Он в семинарьи им нарекся…[139]

Рассматриваемая практика наименования была упразднена лишь в середине XIX в.[140]; соответственно только с этого времени духовенство получает фамилии в собственном смысле — как родовые наименования, переходящие по наследству.

Как видим, до середины XIX в, фамилии в духовном сословии в большой степени напоминают прозвища: они выступают не столько как родовые, сколько как семейные наименования, когда соответствующее наименование утрачивается при вступлении в самостоятельную жизнь (вместе с тем, при выходе из духовного сословия эти наименования могут превращаться в родовые, т. е. в фамилии в собственном смысле). Можно предположить, таким образом, что приобретение фамилий в духовном сословии отражает традицию бытования прозвищ на Руси — традицию, которая до сих пор еще очень устойчива в крестьянском быту[141].

Разобранные примеры (которые по необходимости всегда имеют более или менее случайный характер) призваны дать самое общее представление о тех культурных процессах, которые находят отражение в русских фамилиях. Эти процессы, как мы видели, могут выражаться в формальных признаках. Систематическому рассмотрению подобных признаков и посвящена публикуемая книга, которая, несомненно, привлечет к себе внимание не только филологов-русистов, но и всех, кто интересуется историей русской культуры.

Указатель фамилий

Указатель охватывает все русские и русифицированные фамилии, которые в настоящем издании являются предметом анализа, приводятся в качестве примеров или же для сравнения. Под русифицированными имеются в виду фамилии иноязычного происхождения, бытующие в России, причем степень русификации их может быть различной — от полного следования русской морфологической модели (Аксаков, Тургенев) до простой транслитерации (Гиппиус, Кеттунен, Давиташвили). Все фамилии даны в форме именительного падежа единственного числа мужского рода (включая и те, которые в книге выступают как женские). В указатель не включены иностранные (в основном западноевропейские) фамилии, приводимые в качестве параллельных форм, а также фамилии авторов цитируемых работ.

Абаев 302

Абаза 274, 293

Абакумов 49

Абакшин 68

Абашеев 304

Абашидзе 35

Абаянцев 31

Абдалин 295

Абданк-Коссовский 309

Абдуллаев 295, 301

Абдулин 295

Абдуллин 295

Абдумомунов 297

Абдурагимов 297

Абдуразаков 297

Абдурахманов 297

Абдыкадыров 297

Абегян 287

Абеле 280

Абрамашвили 289

Абраменков 207

Абрамов 49, 183, 313

Абрамович 257

Абрамчик 258

Абрамян 286

Абрикосов 175

Абросимов 49, 53

Абухович 239

Авакумов 49

Авалишвили 291

Авалов 291

Аванесов 32, 286