Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У себя в кабинете он вновь прочел донесения разведчиков. Там сообщалось, что имперские войска обнаружить не удалось и, по заверениям видных граждан Руана, добравшихся до британских аванпостов, в городе нет ни одного французского солдата. Руан практически взят – осталось только вступить в город, и, судя по всему, число подданных Бонапарта, желающих перейти на сторону Бурбонов, стремительно растет. Каждый день в Гавр – по дороге и по реке – прибывало все больше людей, готовых служить герцогу.
– Vive le Roi! – кричали они, приближаясь к часовым. – Да здравствует король!
То был пароль, отличавший роялистов, – ни один бонапартист, ни один якобинец, ни один республиканец не осквернит язык такими словами. А число дезертиров растет день ото дня. Силы Бонапарта утекают, как вода из решета, а заменить выбывших некем – люди бегут от конскрипции кто в леса, кто под защиту англичан. Казалось бы, из них можно составить роялистскую армию, но затея была обречена с самого начала. Эти люди не хотели воевать вообще, а не только за Бонапарта. Войско, которое должен был собрать во Франции герцог Ангулемский, по-прежнему насчитывало менее тысячи человек, и больше половины в нем составляли офицеры-эмигранты, которые прежде служили в армиях коалиционных держав.
Однако Руан следовало занять. Хорнблауэр мог отправить своих ополченцев по размокшим весенним дорогам, а сам вместе с герцогом Ангулемским поехать в карете. Вступить в столицу Нормандии надлежало как можно торжественнее: Руан – не какой-нибудь провинциальный городишко, и за ним – Париж, где с трепетом ловят все последние новости. Хорнблауэру пришла в голову свежая мысль. В Восточной Европе монархи стран коалиции победоносно вступают в захваченные города чуть ли не каждый день. Он может доставить герцога Ангулемского в Руан более впечатляющим образом, а заодно продемонстрировать, как далеко простирается власть Британии над морями, и лишний раз напомнить, что именно британская военно-морская мощь определила исход войны. Ветер был западный; Хорнблауэр не знал точно, когда начнется прилив, но вполне мог подождать.
– Капитан Говард, – сказал он, поднимая глаза от бумаг, – предупредите, чтобы на «Молнии» и «Porta Coeli» были готовы к отплытию. Я доставлю герцога и герцогиню в Руан по реке. И всю их свиту, да. Леди Барбару я тоже возьму. Передайте капитанам, пусть готовятся к встрече и размещению гостей. Отправьте ко мне Хау, мы обсудим детали. Полковник Доббс, хотите совершить небольшую прогулку на яхте?
И впрямь плавание, в которое они пустились на следующее утро, больше всего напоминало катание по реке. «Porta Coeli» заранее отверповали от пристани, и они добрались до нее на шлюпках, так что Фримену оставалось лишь по кивку Хорнблауэра отдать команды к постановке парусов и снятию с якоря. Солнце светило по-весеннему, мелкие речные волны сверкали и приплясывали в его лучах. Мужчины в роскошных мундирах и женщины в ярких платьях стояли на шканцах. По звукам Хорнблауэр догадывался, что под палубой и сейчас кипит напряженная работа – корабль заканчивали готовить к приему высоких гостей, – но здесь, у гакаборта, были только смех и радостные ожидания. А до чего же приятно было вновь стоять на палубе, чувствовать на щеке ветер, видеть в кильватере «Молнию» под косыми парусами, а над головой – флаг Белой эскадры и собственный брейд-вымпел рядом с бело-золотым бурбонским штандартом.
Хорнблауэр встретился с Барбарой глазами и улыбнулся ей; герцог и герцогиня Ангулемские соблаговолили подойти к нему и завязать разговор. Фарватер проходил близко к северному берегу эстуария; миновали Арфлер, обменявшись салютами с батареей. Двигались со скоростью восемь узлов, быстрее, чем если бы ехали в карете; впрочем, Хорнблауэр знал, что дальше река станет извилистой и узкой, так что такую скорость сохранить не удастся. Южный берег надвигался, низкая зеленая равнина различалась все четче, и вот корабль уже вошел в реку, оставив за кормой Кильбеф. Впереди лежал длинный прямой отрезок до Кодбека, на низком левом берегу проплывали средь пастбищ богатые крестьянские усадьбы, правый был высокий и лесистый. Рулевой повернул штурвал, матросы выбрали шкоты, но ветер, дующий вдоль речной долины, по-прежнему был попутный, а приливное течение все так же гнало корабли к Руану. Объявили второй завтрак, и гости толпой хлынули вниз. Дамы взвизгивали, пугаясь крутизны трапа. Часть переборок убрали, чтобы их высочествам было просторнее; Хорнблауэр догадывался, что из-за этого половине команды придется спать на палубе. Герцогские слуги подавали угощенье, им помогали кают-компанейские стюарды. И тем и другим явно было не по себе: слугам – из-за обстановки, стюардам – от сознания, что они прислуживают столь знатным особам. Только приступили к еде, как вошел Фримен и шепотом обратился к Хорнблауэру, сидевшему между герцогиней и одной из фрейлин.
– Показался Кодбек, сэр, – сообщил Фримен. (Хорнблауэр оставил приказ позвать его, когда корабль будет приближаться к городку.)
Извинившись перед герцогиней и отвесив поклон герцогу, Хорнблауэр незаметно выскользнул из каюты. Придворный этикет предусматривал в том числе и путешествие на корабле: флотским офицерам дозволялось входить и выходить без всяких церемоний, если того требует управление судном. Кодбек был виден впереди и быстро приближался, так что нужда в подзорной трубе отпала уже через несколько минут. Разрушения от взрыва, стоившего Бушу жизни, были видны с первого взгляда. От домов остались руины не выше шести-восьми футов, каменная церковь уцелела, но у нее сорвало крышу, на месте выбитых окон зияли дыры. Из воды рядом с изуродованной пристанью торчали почерневшие обломки мачт. Чуть выше на берегу стояла одна-единственная двадцатичетырехфунтовая пушка – все, что осталось от осадной артиллерии Кио. Людей на улицах почти не было; малочисленные прохожие останавливались и смотрели на идущие по реке военные бриги.
– Мрачное зрелище, сэр, – сказал Фримен.
– Да, – ответил Хорнблауэр.
Здесь погиб Буш; Хорнблауэр почтил память друга молчанием. Он уже решил, что после войны поставит над пристанью скромный памятник. Ему хотелось, чтобы город так и остался лежать в развалинах, – то
