Последний солдат Третьего рейха - Ги Сайер

Со всех сторон слышался грохот противовоздушных орудий. Возможно, им удастся не допустить бомбардировщики до порта… И тут раздался свист бомб. Все вокруг затряслось. Растирая замерзшие пальцы, мы смотрели, как самолеты пролетают над разрушенным городом, над двумя пароходами, которые, чтобы избежать повреждений, отдали швартовы. Пять бомб одновременно были сброшены пятью бомбардировщиками, появившимися над причалом. Две упали в воду и взорвались, окатив всех волнами брызг. Еще одна попала в развалины набережной. А последние две — в ожидающих погрузки. Вверх полетели трупы. Оставшиеся в живых отчаянно закричали, стонали раненые.

Над нами зависло уже не менее сорока самолетов. А из-за холмов на севере появлялись все новые. Один из них резко пошел вниз: его поразил зенитный снаряд. Но теперь мы уже не кричали «Ура!». Все молчали.

Пароходы отошли от причала. Ожидавшие посадки оставались на месте, не желая упустить возможности эвакуироваться. Самолеты выискивали новые жертвы.

Мы дрожали от холода и отчаяния. Но не осуждали тех, кто вместо того, чтобы укрыться, продолжал стоять под открытым небом. При тех обстоятельствах оставалась одна надежда — на эвакуацию. Все остальное казалось не важным.

Снова пронеслись самолеты. Я закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. В конце концов, я всего-навсего человек, а не Бог. Это не я умер на кресте. Я не хотел этого видеть.

Шли дни. Мемель прекратил свое существование. Лишь на картах осталось обозначение города. Фронт сокращался. Многие были эвакуированы. И тем не менее еще тысячи ожидали своей очереди. Они метались между позициями, которые надо было удерживать, и укрытиями, напоминавшими гробницы, где они спали.

Сколько мы там пробыли? Сказать невозможно. Никто об этом не узнает. Мне кажется, чго я родился, чтобы пережить это испытание. Мемель стал пиком моего существования, за которым шла пропасть. После Мемеля в нас не осталось ничего человеческого.

Мемель — гробница моей жизни.

Нам, живым мертвецам, даже не хотелось думать о том, что еще предстоит испытать. Сегодня это кажется глупым, но тогда мы считали, что наши страдания впоследствии будут оценены. И эта мысль доставляла нам удовлетворение. Теперь же я и не думаю об этом. Увиденное в Мемеле нельзя охарактеризовать одним словом.

Из подвала мы прошли в долговременное огневое сооружение, орудие которого было разбито. На то место, где оно стояло, я бросил свои пожитки. Так же поступили Гальс, Шлессер и еще один солдат. Винер, Линдберг, Пфергам и еще семеро-восьмеро друзей устроились на останках самого орудия. Здесь было лучше, чем в подвале.

Фронт обороны еще более сузился: русские снова стали проявлять к нам интерес. Немецкие войска, продолжавшие удерживать Мемель, должны были отражать мощные атаки, которые могли оказаться последними. Теперь нам приходилось с большой осторожностью подходить к позициям. Отчаявшиеся солдаты сдавались. Русские разведчики переодевались в их форму и проникали в наши окопы.

Многие попадались в такую ловушку: просто не замечали, что к ним бежит русский. А он занимал нашу позицию.

Винер и еще два солдата чуть было не очутились в этой западне, но ветеран вовремя понял, в чем дело, и разразился бранью.

— Он нас спас, — сказал один из солдат. — Он бросил им прямо в лицо все гранаты.

Оба солдата, казалось, знали, что жить им осталось не долго.

Винер молчал. Он успокоился и улегся, облокотившись на стену бункера, на которой поблескивал лед. А мы смотрели на него. Мы привыкли, что нас спасает Винер.

Тем вечером один из солдат пошел покурить сигарету, которую нашел у мертвого русского. Он зажег сигарету и пошел поразмяться. Но у русских хорошее зрение. Они увидели горящий кончик сигареты. Пуля ударила о цемент и отлетела в спину нашего товарища. Он умер, не успев испустить крик.

— Русские все ближе, — буркнул Пфергам.

Назавтра, дрожа от холода, мы отправились на самую дальнюю позицию, попавшую некоторое время назад в руки русских. По пути миновали последний оставшийся в районе боев танк — старый «М-2». Он уже раз горел, а на корпусе виднелись многочисленные отметины от снарядов. Собственная пушка танка была уничтожена. Ее заменили на другую, не предназначенную для этой модели. Он каждый день подходил к траншее, прорытой вдоль развалин улицы, и поддерживал огнем позиции солдат.

Расположенные по соседству пехотинцы неоднократно спасали танк, защищая его в схватках. У танка вышел из строя двигатель. Над ним склонилась целая бригада механиков. Мы остановились на минутку посмотреть. Один механик сломал отвертку и в раздражении швырнул ее на землю. Мы слышали их разговоры. Танк невозможно починить. Они не знали, что с ним делать.

Над развалинами показались два самолета. Танкисты укрылись за танком и уставились на них Как ни странно, это были два разведывательных немецких самолета. Откуда они взялись? Увидав танк, пилоты снизились. Но ведь на танке нет опознавательных знаков. Не примут ли пилоты нас за русских? Мы замахали руками. Самолеты отвернули в сторону. Мы даже различили лица пилотов. Один из них махнул нам. Наверное, они прилетели с германской базы. А может, из самой Германии? Все возможно.

Мы следили за самолетами, пока те не скрылись вдали. А в мыслях летели с ними обратно в Германию.

Но что делать с танком, так и не решили. Появление двух самолетов вселило в нас новые силы. Все столпились вокруг машины. Кто-то предложил взять ее на буксир. Идея была безумная, но мы принялись толкать танк, несмотря на то что металл заледенел и резал пальцы. Тридцать солдат изо всех сил упирались сапогами в сугробы, но танк не сдвинулся с места. Видно, мы совсем обессилели. Быстро обсудив положение, двое наших рванули в тыл. Мы собирались последовать за ними, но тут донесся звук мотора. В Мемеле, оказывается, оставался еще и грузовик. Урча и выплевывая выхлопы, он появился перед нами. Пока грузовик ехал к танку, солдаты прикрыли радиатор досками, чтобы удар о броню не оказался слишком сильным. Совершилось настоящее чудо. Танк удалось сдвинуть с места, и он пошел в степь. Возможно, пройдет немного времени — и не станет этого танка, а может, и меня и Гальса. Но пока смерть еще не наступила, он будет, урча, двигаться по склону. Огромный танк казался мне родным. В Мемеле все, что двигалось, было живо. И я был еще жив…

На позицию мы возвращались дважды. Пойдем и снова, если переживем ночь. Но ночью Иванам не спалось. Русские поливали смертоносным огнем развалины города. Земля дрожала. В небе без конца сверкали вспышки. Под ударами русских затряслось и наше укрытие. Наш командир, Воллерс, выскочил наружу. Но мы нагнали его и, схватив за ремень, потянули обратно. Во время этой операции снаряд настиг одного из спасателей.