Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

комитетов, СДПГ Турции объявила конгресс Констанса вне закона; она не набрала кворума, поскольку из шестидесяти четырех ветвей СДПГ в Османской империи на нем было представлено всего семнадцать[1468]. Можно, конечно, предположить, что позиции, принятые на этой третьей генеральной ассамблее, которые были озвучены в августе 1914 г. и еще раз официально известили о желании Гнчака Турции действовать в рамках закона, были мотивированы арестами активистов партии в середине июля. Но это означает игнорирование того факта, что конгресс Констанса четко исключил большинство турецких ветвей партии и пытался навязать позиции, с которыми, и это было абсолютно понятно, не согласятся османские активисты Суд признал эти факты, вместе с тем отметив, что некоторые турецкие ветви партии поддержали позиции Констанса.

Последнее заседание заслуживает особого внимания, поскольку оно дает абсолютно четкую иллюстрацию характера антагонизма между «турками» и «армянами». В своей вступительной речи заместитель председателя военного суда, Черкез Хуршид, сказал, что его тронул «безграничный патриотизм» обвиняемых, хотя он и не понимал, что заставило людей, «полных жизни и энергии», пробить «тупик». «Вы, — добавил он, — страдали ради борьбы против несправедливости; мы, со своей стороны, всегда считали, что частные тенденции должны отдать дань тягостным обязанностям, которые руководят миром. Именно в этом наши пути расходятся»[1469]. Данная неожиданная формулировка точно суммирует две столкнувшиеся логики: логика государства или тех, у кого в руках власть, — это всегда та логика, «которую стоит уважать».

Уважение, которое таким образом суд продемонстрировал в отношении обвиняемых, не могло остаться без их внимания. В своем ответе Парамаз, который находился на скамье подсудимых в качестве лидере гнчаковцев, признался, что он был тронут словами Хуршида-бея. Он также отметил то как усердно сражались он и его товарищи «за счастье своей бедной страны», сколько крови они пролили и сколько они понесли жертв «для того, чтобы сделать братство между турками и армянами реальностью» и «создать атмосферу взаимного доверия между ними». «Тем не менее, — продолжит он, — вы, своим безразличием, осудили наши огромные усилия как бесплодные и намеренно преследовали [цель] истребить нас, забывая, что ликвидация армян равносильна уничтожению Турции. Именно вы потворствовали преступлениям и грабежам стремились подавить любое выражение нами протеста. Веками вы жили за счет нашей крови, но никогда не хотели дать фонтан, из которого бьет право оставаться твердыми и создавать. Вы подавляли нас, когда, будучи слабовольными райа [членами порабощенной группы], мы переносили все это низкопоклонство с терпением отчаявшихся людей. Вы терроризировали нас в тот день когда мы решили потребовать средств к существованию за половину жизни от наши» хозяев. Вы пришли в ярость, когда мы стремились взрастить семена западной цивилизации на востоке с тем, чтобы обеспечить к наше, и ваше будущее. Вы начали убивать нас, когда в один прекрасный день мы решили занять позицию, которая позволила бы нам уважать себя. Вы объявили нас вне закона, когда мы стремились воспользоваться правами, которые нам дала урезанная конституция Мидхата. Среди групп, составляющих Турцию, мы были самыми преданным и продуктивными, и именно нас вы больше всего заставили страдать. Даже сегодня размахивая обвинением в том, что мы стремимся создать независимую Армению, во хотите нас подавить»[1470].

Трудно найти лучшее описание характера отношений между армянами и туркам в последние годы Османской империи, сочетания близкой привязанности и взаимного раздражения. Но такой красноречивый обмен между судьей и лидером Гнчака был также похож на последний обмен перед разрывом, навязанным Центральным комитетом младотурок. Двадцать обвиняемых были приговорены к смерти за «государственную измену и сепаратизм». Около половины четвертого утра 15 июня 1915 г. они были повешены в суде Военного министерства в атмосфере строжайшей секретности. Более того, смертный приговор был официально объявлен только 17 июня[1471].

Во время суда гнчаковцев была запущена серьезная кампания в прессе. Во главе прессы, конечно, стояла младотурецкая ежедневная газета «Танин». Руководимая влиятельным Гусейном Джахидом, она стремилась показать опасность, которую представляли армяне как группа. 9 мая «Танин» начал публикацию серии статей под названием «Грандиозный заговор»; он вращается вокруг плана, не принятого лидером оппозиции в изгнании, генералом Шериф-пашой, его сторонниками, по свержению иттихадистского правительства и убийству младотурецких министров. Статья утверждает, что санный «заговор» был разработан по инициативе видных антитурецких европейцев, которые хотели «вбить клин между Турцией и Арменией». Но прежде всего, в ней говорилось о том, что армяне были сильно вовлечены в заговор: гнчаковцы Степанос Сапах-Гулян, Парамаз и Вараздат были, по общему мнению, ключевыми игроками, наряду со знаменитым полковником Садыком, организатором государственного переворота в июле 1912 г. и возмездия иттихадистов[1472]. Арам Антонян отмечает, что публикация этих статей, обвиняющих гнчаковцев — «армян» — в участии в заговоре против «государственной безопасности», расшевелила уже тлеющую враждебность в отношении армянского населения столицы, отравляя атмосферу. Статьи обвиняли Сапах-Гуляна, в частности, в отправке террористов в Стамбул, по требованию Шериф-паши, чтобы убить иттихадистских лидеров и захватить власть; за «оказанные услуги он получил экономический и финансовый портфель в новом правительстве»[1473]. Не трудно догадаться о цели этих статей, изобилующих неправдоподобными деталями: младотурки пытались дискредитировать как оппозицию, так и армянских «конспираторов», раскрывая обширный «сценарий», срежиссированный против их партии Одновременная публикация в той же газете нескольких статей некоего Мехмеда Мидхата (в действительности псевдоним, использованный «предателем» Аршавиром Саакяном), который настаивал на соучастии лидеров Гнчака и Шериф-паши[1474], вероятно, не имела никакой иной цели, кроме как подчеркнуть ключевую роль, которую сыграли в этом деле армянские активисты.

Со своей стороны, Сапах-Гулян, который был одной из главных мишеней этих обвинений и был приговорен к смерти заочно военным судом Стамбула в мае 1915 г., подтверждает, что после покушения на жизнь Шериф-паши в Париже в 1913 г., которое, вероятно, устроил Иттихад, принц Сабахеддин установил дружеские отношения с иттихадистами; ему позволили жить, поскольку он считался возможной альтернативой правящему султану. Что наиболее важно, Сапах-Гулян также рассказывает о том, что весной 1915 г., когда Османская империя была погружена в кризис, Талаат вызвал Сабахеддина и Шериф-пашу в Вену, где Сабахеддин и его сторонники должны были принять власть, если Антанта сумеет взять под контроль столицу. Сапах-Гулян даже разъясняет, что «именно их арабский друг Назир Азури» сообщил им об этих закулисных маневрах[1475].

У нас нет других источников информации по этим переговорам; однако в свете того, что мы знаем об обычных методах работы младотурок, оценка Сапах-Гуляна вызывает доверие. Добавим, что попытка убийства Талаата и Энвера была задумана в конце 1913 — начале 1914 г., после покушения на Шерифа, но что война вспыхнула до того, как ее можно