Императрица всех сезонов (ЛП) - Джин Эмико

Сзади нее возвышался храм. Перекошенный и забытый. Хиро шагнул туда и заявил, что внутри проводить ночь опасно. В нескольких ярдах от Мари была роща деревьев тсуги. И под ними росли ночные цветы. Она легко сорвала их, отбросила цветки. Лиловые лепестки превращали все внутри в жидкость. Но толченные и смешанные с водой бархатные листья в форме сердца становились мазью от инфекций. Чудо, что растение, которое легко могло убить, умело и спасать.

Мари прикусила губу. У Масы было мало времени.

В лагере спали все, кроме Хиро. Он лежал на спальном мешке, следил за действиями Мари. Она игнорировала его. Мари быстро замесила мазь в деревянной миске, откуда до этого ужинала. Она опустилась возле Масы. Она не успела нанести мазь на рану, он заскулил и открыл глаза.

— Это сон? — спросил он, приподняв уголок рта.

— Нет, ты не спишь. И ты в беде, если поскорее не разобраться с раной на твоем плече, — она фыркнула. — Может, твоим друзьям нет до э того дела, но не мне.

Маса рассмеялся, губы были белыми и потрескавшимися. Хоть неподалеку горел костер, он дрожал.

— Слышишь, Хиро? Она думает, что тебе недостает навыков дружбы.

— Я рад, что чувство юмора с тобой, — сказал Хиро над плечом Мари. — Надеюсь, ты сможешь смеяться, когда мы отрежем тебе руку.

Маса слабо улыбнулся.

— Ну и ладно, — фыркнул он. — Мне все равно не нравилась эта рука. Она всегда меня беспокоила, — смех Масы закончился сухим кашлем.

Мари принесла горлянку воды и влила жидкость в его рот.

— Останься хоть немного, — сказал Маса, прикрыв глаза. — На тебя смотреть приятнее, чем на Хиро. И твои ладони нежнее, — и он уснул.

— Ты отрежешь ему руку? — спросила Мари, глядя, как грудь Масы движется от глубокого дыхания.

Самурай промолчал. Мари напряглась.

Хиро тяжко вздохнул.

— Если завтра не станет лучше, мы отрежем руку. Но это его ведущая рука. Он больше не сможет сражаться.

— Что он будет делать? — в тревоге нахмурилась она.

— Его отец — фермер. Ему придется уйти домой.

Мари стиснула зубы.

— Вы не оставите его ронином?

— Нет, если он не может сражаться. Он будет помехой.

Марии смотрела на мазь, мешкая. А если она не угадал с цветком? Она видела, как его собирала Юка. Но как она его смешивала? Или это цветы помогали от заражений, а листья губили? Она глубоко вдохнула и убрала ткань с раны Масы. Она скривилась от порезов, желудок сжался от кислого запаха. — Что случилось?

Хиро присел на корточки рядом с ней, бесстрастно смотрел на рану. Искры с треском вылетали из угасающего костра.

— Его поймал намахагэ, — Мари поежился. Жены-звери их не боялись, но демоны были естественным врагом. — Они напали на нас ночью. Мы убили группу, но один успел вонзить когти в Масу, — три глубоких пореза были на боку Масы. Следы когтей. Эти ронины убили племя намахагэ? В Мари расцвели уважение и здравый страх. Зверь шевелился в ней. Она рискнула взглянуть на Хиро. Тьма мешала разглядеть выражение его лица, но она уловила углы лица. Он был истинным воином. Грубым и рожденным на поле боя. Каждая уходящая минута приближала Масу к смерти. Мари взяла миску.

Хиро вытянул руку и сжал ее запястье.

— Если он умрет из-за тебя, я снесу тебе голову.

— Он все равно умирает. Это — единственная надежда.

Хиро отпустил ее запястье.

Мари придвинула миску к себе. Она оторвала кусок ткани от своего нижнего кимоно, зачерпнула им пасту.

Хиро понюхал.

— Что это?

— Ночной цветок, — ответила она. — Мы помогали им в деревне женщинам после родов. Он избавляет от инфекции, — веки Масы трепетали, пот покрывал его лоб. Он уснул глубоким лихорадочным сном.

Хиро молчал, его глаза сияли, отражая языки огня.

«Наверное, он представляет, как будет убивать меня».

А потом он заговорил тихо и искренне.

— Он мне как брат.

Мари склонилась и принялась протирать рану Масы. Мужчина вздрогнул, но не проснулся. Она скрывала эмоции.

Мари слабо кивнула и продолжила работу. Она обмакнула два пальца в мазь и густо смазала ею рану Масы.

Хиро все время стоял рядом, как безмолвный страж. Закончив, Мари вымыла руки, вытерла пот со лба Масы, укрыла его чистым одеялом. А потом ушла к своему матрасу.

— Спокойной ночи, Хиро.

— Мари, — окликнул Хиро поверх костра. Ее спина напряглась. — Если спасешь его, я буду у тебя в долгу.

— Представь это, — ее глаза хитро блестели. — Ты в долгу у подколодной гадюки, — она забралась под одеяло и отвернулась.

ГЛАВА 11

Мари

Скрытый город.

Так подумала Мари, увидев Токкайдо, город императора, раскинувшийся перед караваном. Он переливался серебром и золотом, наполовину в тени, наполовину озаренный уходящим солнцем. Холмы, покрытые лесом, укутанные туманом, и море усиливали столицу. Сверху пролетели дикие гуси, их печальные крики отражались от крыш.

Они поднялись на холм, и Мари увидела, что здания располагались в определенном порядке. Улицы стояли параллельно, разделенные промежутками. Но края казались не законченными, словно у художника кончились чернила у рамки картины.

Прошел еще час, и они добрались до стен города. Врата охраняли два храпящих самурая. Караван прошел незаметно. Дети с впавшими глазами и опухшими животами молили у процессии монет. Мари вытащила ожерелье с медными монетами из-под кимоно, но не успела снять монеты, детей прогнал дошин, низший самурай, служащий в патруле, вооруженный стальными палками с крючками.

Брусчатка была полна людей, телег и зверей — все двигались в разные стороны. Мари с тревогой вдохнула, ее стражам-самураям пришлось замедлиться и шагать ближе друг к другу. Они держались главной улицы, которая пересекала город и заканчивалась у Дворца иллюзий. По краям дороги были рынки, гудели своей жизнью, как город внутри города.

Маса сидел с Мари в паланкине, шторы были раздвинуты. Его лихорадка прошла утром, благодаря ночному цветку Мари, но он все еще был слабым.

— Одиннадцатый район, — сказал он, стиснув зубы и держась за плечо. — Лучше держаться подальше от рынков, если есть возможность.

Мари рассеянно кивнула, суета потрясала ее. В воздухе пахло грязью, дымом и кунжутным маслом, но за всем этим была свобода, шанс. У нее был шанс на великие поступки. Тут можно быть, кем захочешь. Она подумала о темном бесконечном коридоре с дверями по бокам, полными тайн и скрытых возможностей.

Паланкин дернулся, ему пришлось сдвинуться к краю дороги, и Мари схватилась за сидение, чуть не вылетев. Большая телега с восемью пассажирами-людьми прогремела мимо. Вместо скота в нее были впряжены четыре демона-они. Их рога и зубы были спилены. На каждом был сияющий ошейник с вырезанными завитками. Мари искала взглядом замки, но швы были сплавлены друг с другом. Демоны тянули, и их мышцы проступали от усилий.

Радость Мари стала пеплом, сменилась страхом и отвращением. Она забыла, что была ёкаем. Забыла об опасности. Реальность четко показала ее место в городе — на дне, где все могли пройтись по тебе.

— Осторожно, — предупредил Маса. — Если проявишь эмоции, вызовешь вопросы монахов.

Впереди два священника в сером слонялись у магазина стеклодува. Их головы были бритыми. Их лица и ладони были покрыты синими татуировками, придавая их коже и губам голубой оттенок. Проклятия. Жены-звери приносили в деревню страшные истории о людях-монахах с чернилами в коже. Прикосновение к их коже обжигало. Она не поднимала головы, пока они шли мимо монахов, но она ощущала пульсирующий жар, исходящий от них, и вкус жженой корицы во рту. Она не видела ее, но ощущала. Магию, полную боли. Кровь стыла в венах. Опасность окружала ее.

Дорога сужалась и тускнела. Рынки стали рядами скрипучих домов, склоняющихся друг к другу, закрывающих свет. Мари смотрела на жителей с долей любопытства. Старуха казалась человеком, кроме ее глаз, которые были черными и без век. Мужчина в одежде монаха, но с красным лицом, носом картошкой и большими пернатыми крыльями, что волочились по земле, сметая грязь с улицы. У всех были печальные и уязвимые лица. Все были горбатыми, ведь всю жизнь смотрели вниз. Все были ёкаями. Как и они, все были в металлических ошейниках. Мари хотела выпрыгнуть из паланкина и побежать к ним, помочь им. Но самосохранение и трусость держали ее на месте.