Пустые поезда 2022 года - Дмитрий Алексеевич Данилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, мысль проехать по этой ветке тлела в голове многие годы, как вялая необязательная полумечта. И вот пришло время её осуществить.
Начало путешествия было комфортным. Зимний вечер, Восточный вокзал, полупустая нижегородская «Ласточка», Владимир, гостиница «Золотое кольцо», уют, комфорт, сон. Зимнее холодное утро, вскакивание с удобной гостиничной кровати, торопливый завтрак, такси, вокзал. Пригородный поезд Владимир — Тумская будет отправляться от первой платформы с первого пути. Это хорошо, не надо идти по лестницам и длинному переходу. Отправление в 08:59.
Как и тогда, много лет назад, поезд Владимир — Тумская состоит из чехословацкого маневрового тепловоза ЧМЭ3 и трёх вагонов. Но поезд теперь не выглядит утлым. Он окрашен в красно-серые корпоративные цвета РЖД, а вагоны сверкают новизной и чистотой. Вагоны сидячие, с удобными креслами. Туалеты, кажется, не гравитационные, а вакуумные. Гравитационный туалет — официальный железнодорожный термин, он обозначает вагонный туалет, при пользовании которым жидкости и предметы, выливающиеся и вываливающиеся из пассажиров, проливаются и падают на железнодорожное полотно под действием гравитации. Земля притягивает к себе продукты человеческой жизни, и они притягиваются. А вакуумный туалет более современен и экологичен, в нём продукты жизни приводятся в движение при помощи вакуума и не падают на железнодорожное полотно, а скапливаются в специальном сосуде. Поэтому вакуумными туалетами можно пользоваться на всём протяжении маршрута поезда, в том числе и на остановках.
В общем, вагоны хорошие. Сел у окна, поехали.
Как обычно бывает в таких поездах, народу мало. Вагон не то чтобы пустой, скорее полупустой, занято около четверти мест или ещё меньше. В вагоне тихо, но не совсем. Тишину нарушают два молодых парня, сидящие в самом конце и непрерывно бубнящие. Они разговаривали на протяжении почти всего пути (вышли незадолго до Тумской), все их слова были различимы в звуковом плане и совершенно неразличимы в плане содержательном. Лишь иногда до сознания долетали их отдельные реплики типа: «ну, он, в общем, поехал», «да ладно», «да ты гонишь», «она ему сказала», «ну а он чего», «ну они там все такие» и тому подобные, а в единый связный разговор всё это не складывалось. В общем, их непрерывное говорение было подобно тишине и не мешало погружению в приятную атмосферу этой бессмысленной поездки.
Поезд сначала ехал вдоль основного хода Владимир — Москва, в вышине проплыли Дмитриевский и Успенский соборы. От этих соборов открывается один из лучших видов России — вид за железную дорогу, за Клязьму, на бесконечные леса, в сторону Рязани. Поезд ещё некоторое время ехал вдоль главного хода, а потом стал постепенно отклоняться влево, проехал под объездной дорогой (вокруг Владимира), переехал по довольно длинному мосту неширокую замёрзшую Клязьму и углубился в леса, которые так завораживающе выглядят от смотровой площадки рядом с Успенским и Дмитриевским соборами Владимира.
Как всегда бывает в подобных поездках, смотреть было особо не на что. Тем не менее сидеть у окна всё равно имело смысл — было приятно расфокусированным взглядом смотреть на мелькающий лес, редкие поля, деревеньки и посёлочки. Ничего интересного, ничего примечательного, смотреть не на что — важен и нужен сам факт вот этого скользящего равнодушного смотрения. Поездки в таких поездах чем-то подобны так называемому флоатингу, или сенсорной депривации, когда человек помещается в специальную камеру и покоится в воде с температурой, равной температуре тела, без проникновения света и звука, и расслабляется, и отдыхает, и на некоторое время отвлекается от мучительного ощущения себя и собственной жизни. Вот так и тут, в этих поездах. Ничего нет, только мелькающие за окном деревья (равное отсутствию зрительных впечатлений), только стук колёс (равный тишине) и бубнение парней (тоже равное тишине). Труднопереносимое ощущение своей так называемой личности, переживающей какие-то, если можно так выразиться, переживания, ослабляет свои вечные клещи, и можно просто ехать и ехать посреди этого — нет, не «ничто», а «ничего».
Нитчево, нитчево, как любил говорить объединитель Германии Отто фон Бисмарк.
Бытие и ничего.
Ничего ненадолго нарушилось в Гусь-Хрустальном (или Гусе-Хрустальном? как правильно?), единственном более или менее крупном населённом пункте на этой тихой дороге. Какое-то количество пассажиров вышло, и какое-то количество пассажиров вошло. Среди вошедших была женщина, которая, устроившись на своём месте, начала подчёркнуто громко, на весь вагон, говорить по телефону. Содержание её устного телефонного послания можно передать одной фразой — «мы в поезде, едем домой», она громко говорила минут пятнадцать, и содержание её речи не выходило за пределы одной этой фразы, это был прекрасный, даже мастерский пример многократного вариативного повторения одного простого сообщения. Весь вагон слушал её торжествующую речь, чем-то напоминавшую выступления М. С. Горбачёва. А потом она перестала говорить о своём вечном возвращении домой, умолкла, и снова наступило ничего.
На одном из поворотов поезд вдруг запел: колёсные пары тёрлись о рельсы и издавали прекрасные, чарующие звуки — это был не скрип и не скрежет, а какая-то сложная мелодия, и один из бубнящих парней сказал: «звуки — как похоронный марш» — это было очень странно, потому что вообще-то ничего общего с похоронным маршем у этой мелодии не было, но вот такие ассоциации возникли у этого парня.
На станции Великодворье, перед Тумской, из вагона вышли почти все пассажиры, и один вошёл. Таким образом, от Великодворья до Тумской в вагоне ехало всего три пассажира.
На подъезде к станции Тумская поезд снова запел на повороте, и машинист стал гудеть людям, стоявшим вдоль дороги, а люди в ответ на гудки махали поезду руками.
Станция Тумская. Поезд шёл три часа семь минут.
Вышел из вагона. Узкая платформа, небольшое здание вокзала. Рядом с платформой — музей узкоколейной железнодорожной техники. На отдельных кусках узкоколейных путей стоит узкоколейная железнодорожная техника: красный тепловозик, зелёный пассажирский вагончик, вагончик-платформочка и крошечный жёлтый снегоочиститель (у этого существительного нет уменьшительной формы, а жаль). Всё маленькое, кургузое, по-хорошему убогонькое. Особенно трогателен снегоочиститель — деревянный, слепой (без окон, но с маленькой дверцей) остроконечный вагончик. Его прицепляли спереди к локомотиву (вот к такому красному тепловозику) и расталкивали им упавший на узкоколейку снег. Тепловозик тоже очень трогательный, жалкий и тоже слепой
