Во тьме окаянной - Михаил Сергеевич Строганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прикоснулся рукою к груди – рубаха склизкая и липкая, кровь просачивалась через разодранный кафтан, стекая большими каплями на снег.
«Акулинушко, приголубил да погубил, на мне твоя смерть… – Казак вытер слезы окровавленной рукою. – Было же счастье, да не уберег его, растерял, как душу на адском торжище… Теперь у меня одна забота – вслед за тобой умирать…»
Волки двигались по пятам, как смутные тени. Казак развернулся к ним лицом и размашисто перекрестился:
– Думаешь, добровольно дамся? Шалишь, бесов пес. Накось, выкуси. Сподобит Господь, еще кого подрежу! Акулину не отдам, я за ней и во ад спущусь да на свет выведу!
Василько тяжело поплелся вперед, держа перед собой нож, как несут хоругвь во время крестного хода: «Аще и во гроб снизошел еси, безсмертне, но адову разрушил еси силу, и воскрес еси яко победитель, Христе Боже, женам мироносицам вещавый: радуйтеся, и твоим апостолом мир даруяй, падшим подаяй воскресение…»
Светлело. Черный лес исчезал, съеживался, припорошенные снегом разлапые ели и вековые сосны превращались в колышущиеся на ветру волны серебристого ковыля. Вот уже вместо ледяного духа заснеженной Пармы стоит оглушающий аромат зверобоя, шалфея, чабреца, болиголова… Трещат кузнечики, прыгают в стороны из-под босых ног, в вышине кружат бабочки, жужжат пчелы, проносятся стремительные стрекозы. Над головой нет солнца, но его свет проникает повсюду, играя в высокой траве желтыми, розовыми, фиолетовыми, белыми пятнами летнего разноцветия.
«Так вот какой ты, раю мой раю!»
Василько поднес пальцы к глазам и сквозь них увидел идущую к нему сестру. Арина была такой же, как и четверть века назад: юной, загорелой, с прямым дерзким взглядом. Она подошла совсем близко, так, что казак мог ощутить волнующий запах разгоряченного девичьего тела, и поманила рукой. Василько покорно пошел вслед за ней…
Минуя тяжелые одежды, теплый ветер приятно обдувал тело, ласкал, нежил и одновременно бодрил, возбуждал, заставляя бежать вслед за ускользающей обнаженной фигурой. Быстрее, быстрее, надо настигнуть, повалить в траву, зацеловать в горячие пухлые губы насмерть…
«Хороша девка, для телесной услады да утехи создана!» – подумал Василько, жадно глядя на упругую девичью грудь, на тонкий стан, на крутой изгиб бедер.
Вдруг отшатнулся, опомнился, ужасаясь и стыдясь своего желания: «Грех-то какой, ведь сестра мне она…»
Казак перекрестился, отгоняя от себя наваждение Смерти, и быстрым шагом пошел в бесконечно убегающую степь, к высоким курчавым облакам, лишь бы подальше от неудержимо влекущей девичьей наготы…
Над головой пробежал легкий раскат грома, затем стихло, но через мгновение раздался страшный грохот расколовшейся небесной тверди, которая стремглав рухнула на землю бесчисленными потоками дождя.
Казалось, вода овладевала миром и вот уже затопила всю степь, падая не только с разверзшихся небес, но и поднимаясь от земли вверх упругими серебристыми нитями…
Глава 8
Святой Никола и мертвец
– Данила, пробуждайся, беда! – Запыхавшийся Савва забежал в светелку, зачерпнул ковшом кваса и, отпив до половины, тяжело перевел дух. – Василько пропал.
– Как пропал? – Карий стремительно поднялся с лавки, застеленной медвежьей шкурой. – Разве не с Акулиной у Белухи ночует?
– Нету их там. – Большим глотком Снегов допил квас. – Старая плутовка говорит, что они ночью в Канкор убыли. Я видел мужиков из Канкора, что привезли муку, так они в голос говорят, что в их городок утром никто не прибывал…
– Как их ночью из городка выпустили без строгановского разрешения?
– То-то и оно… – кивнул послушник. – Стало быть, нароком спровадили Васильку…
– Пойдем, Савва, наведаемся к Григорию Аникиевичу. Масленицу отметим, да заодно и потолкуем, как наш казак смог ночью из городка убыть.
Во дворе резвились дети хозяйские и дворовые, одетые в одинаковые добротные шубейки из некрашеной овчины. Вывалявшиеся в снегу, краснощекие, разгоряченные легким морозцем, они походили на маленьких снеговиков, вырвавшихся на волю из дремотной снежной берлоги. Наблюдавший за схваткой двух рослых крепышей малец лет шести, расстегнутый, с выбившейся рубахой и сдвинутой на макушку шапкой, бойко выкрикивал:
– Пуще, пуще, Никитка, толкай, так, чтобы Федька-медведька кубарем в снег улетел! Да втопчи его в снег до самой земли!
При виде детской возни Данила улыбнулся:
– Этот пострел, наверно, Строганов будет. Сам не дерется, а других драке учит.
– Нет, конюхов сын. – Савва кивнул головой на борющихся мальчиков. – Никитка Строганов вон тот, что постарше да посильнее себя для борьбы выбрал. Норовистый отрок…
– Погоди, хочу на детей посмотреть. – Легким движением руки Карий остановил Савву. – Когда еще подобный случай выпадет…
Никита подмял под себя здоровенного Федьку и, вдоволь напрыгавшись на поверженном враге, радостно крикнул:
– Теперь в святого Николу и покойника играть станем! Ты, Федька, мертвяком будешь, а святым Николой – последний оставшийся в живых!
– Почему мертвяком должен быть я? – недовольно пробурчал Федор, вытирая рукавом зеленые сопли.
– Раз проиграл, значит, умер! – обрезал малой Строганов. – Иди пока ко стене да бейся головою погромче!
– Боязно мне, – хныкнул Федька. – Батька прознает, что в покойника играли, выпорет да на хлеб с водой посадит…
– На масленке играть можно, Боженька на масленку любой грех простить может, – возразил Никита. – И батька твой наказать тебя не посмеет. А если накажет, так я тебя всю неделю блинами подчевать стану!
– Ух ты! – Федька довольно хмыкнул и пошел стучаться головой в бревенчатую стену.
Детская стайка встала в полукруг и принялась нараспев расспрашивать покойника:
– Кто стучит?
– Мертвый тут.
– Что несешь?
– Соли пуд.
– Камень возьмешь или денег мешок?
– Денег мешок!
– На кошельке Иуда давится, а на камешке святой Никола в дол катится!
Дети налетели на Федьку и, осыпая его тумаками, опрокинули в снег. Припорошив поверженного мертвеца, встали вокруг него и пошли хороводом, но не как раньше ходили вокруг победившего Никитки – по солнцу, а стали кружиться в другую, противную солнцу сторону, напевая:
Покойник, покойник,
Умер во вторник,
В среду вставай,
За нами побегай.
Кого поймаешь,
В землю утянешь.
Плохо одному
Быти во гробу!
Только закончилось пение, Федька вскочил на ноги и принялся догонять разбежавшихся по двору ребятишек и, роняя их, стал безжалостно засовывать за пазуху пригоршни снега. Дети, отбиваясь изо всех сил, вначале визжали, а потом умолкали. Тогда Федька отпускал нового мертвяка и снова принимался ловить живых.
Очень скоро в живых остался один Никита. Дети окружили и вновь повели хоровод, только уже обратившись к живому спинами:
Святый Николаю,
Выходи из раю,
Деточек спасать,
Из мертвых воскрешать!
