Во тьме окаянной - Михаил Сергеевич Строганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Цепи кованные!
– Разорвите нас!
– Кем вас рвать?
– Святым Николой, кто с того свету может встать!
Никита рванулся, но дети держались крепко, и порвать цепь с первого раза не получилось. Тогда Никита рванул еще раз, уже со всей силою. Цепь распалась, увлекая ребятишек в снег.
Строганов поднялся и приготовился к схватке: ему предстояло драться сразу со всеми до первой крови. Исход игры зависел от того, чья кровь прольется раньше: святого Николы или восставших из могил неприкаянных мертвецов.
– Смерть, смерть, смерть! – закричали дети, накидываясь на Никиту со всех сторон, стараясь сбить его с ног, повалить и побыстрее разбить губу или нос.
Строганов изворачивался, расталкивая нападавших, пытаясь вырваться из окружения, чтобы встретиться с наседавшими мертвецами один на один.
– Бей, бей и убей! – свирепея, кричали дети, безжалостно молотя Никиту кулаками.
– Дай кровь, стань мертв, дай кровь, стань мертв!
– Кровь, кровь! – раздалось над ристалищем.
– Смерть!
– Ад!
Драка все продолжалась, переходя из игры в неистовое побоище.
– Пора бы вмешаться. – Савва тревожно посмотрел на Данилу. – Не ровен час…
Но Карий преградил послушнику путь:
– Погодь маленько. Посмотрим…
На детские крики из хором выбежал приказчик Игнат и принялся хлестать детей хворостиной:
– Прочь отсюда, окаянные! Опять бесовские игрища затеяли! Я уж вашим батюшкам все доложу, пущай отдерут каждого как сидорову козу!
* * *
Собрав приказчиков и старост, Григорий Аникиевич обсуждал с ними предстоящие масленичные гуляния в Орле-городке.
– Сегодня отгуляем малую Масленку, завтра справим мясное воскресение, а там пировать да бражничать целую неделю до Великого поста! Поэтому сказывайте, хорошо ли подготовились к встрече, всего ли есть в избытке. – Строганов лукаво усмехнулся. – Блин брюху не порча, а пирог – не колун!
Сначала слово держали приказчики: сколько отпустили мешков муки да горшков с маслом, сколько приготовили на закусь бочек с солеными огурчиками на хреновом да на смородиновом листу, сколько кадок капусты с брусникой да клюквою, сколько ведер хлебного вина да браги будет разлито по ковшам и чаркам от строгановских щедрот.
Потом докладывали Григорию Аникиевичу старосты о построенных в Орле горках и качелях; о том, сколько и от каких дворов будет подано саней для катания, кто из кулачных бойцов выйдет для потехи. Кто пожелал скоморошничать и быть битым за деньги, а кто решился биться с медведем насмерть, пойдя с рогатиной за честь и уважение…
Довольный услышанным, Григорий Аникиевич всех отпустил с ласкою, пожаловав в честь праздника, одарив каждого старосту и приказчика серебром.
С напускным спокойствием Карий дождался окончания масленичных приготовлений Строганова и вошел без приглашения, широко перекрестясь на образа.
– А, Данила… Ну, присаживайся, в ногах правды нет – одна истина, да и то не в тереме, а в храме! – с напускным радушием Григорий Аникиевич поприветствовал Карего, будто бы не замечая вошедшего следом послушника. – Никак тоже о Масленице пришел поговорить?
– Казак мой ночью исчез… Не подскажешь, где в строгановских землях человека сыскать можно?
– Что так? – Григорий вскинул бровь. – Мне доложили, что убыл казак на блины к теще. Честная Масленица на дворе!
– Стало быть, на Масленицу надобно ночью ехать, тайно, никому не сказавшись?
– Почему ж тайно? Я разрешил ему ворота открыть и даже лучшего мерина велел запрячь. Как говорится, не сулил гору, а дал впору!
– Так волки вокруг города свадьбы водят… – тихо промолвил Савва. – Беды бы не вышло…
– Да, волки… Так на конных они почти не нападают, а казак трезвый и при оружии, – задумчиво произнес Григорий Аникиевич. – Бояться-то не зверья, а людей надо, нынче человек человеку волк. И что с того? Разве мы опасаемся каждого встречного или готовимся от него смерть принять? Верно говорю, Карий?
– Не в бровь, а в глаз. – Данила с ненавистью посмотрел Григорию в глаза. – Где казака искать? В Канкор он так и не прибыл…
– Ты в Пыскоре, в монастыре поискай, коли не ждется да Масленице не рад, – рассмеялся Григорий. – Там люди строгие, земных праздников не принимают. Один старец Трифон чего стоит. Вот к нему и поезжай! Послушничек дорогу хорошо знает. А мне загулявших казаков искать некогда – Масленицу встречать надо! Умный не осудит, а глупый не рассудит. Ступайте с Богом!
Григорий усмехнулся, подавая Игнату знак выпроваживать гостей. Приказчик засуетился, забормотал под нос:
– Давай, ребятушки, проваливай… Весилитеся, отдыхайте да бражничайте. О делах потом… Видите, Григорий Аникиевич делом занят, о людях печется, а вы к нему со своим казачком непутевым… Будет надобно, Григорий Аникиевич нового приставит, сколько их, прости Господи, теперь по Руси шляется…
* * *
Спасо-Преображенский Пыскорский монастырь стоял не на возвышенности, как принято на Руси; он словно просел, сполз с высокого холма, или, подобно ладье, причалил в устье небольшой речки Нижней Пыскорки.
– Думал, что монастырь велик, стоит вроде сольвычегодских святынь, а он на ладони уместится, – усмехнулся Данила, внимательно оглядывая окрестности. – Как там братия умещается, или, как дикие пчелы, улей себе построили?
– Аника давно велел монастырь в Канкор перенести, с Нижней Пыскорки в Верхнюю. Да у Григория Аникиевича руки дойти не могут, дела мирские не отпускают…
– Умный ты человек, Савва, а иной раз рассуждать начнешь, так дурак дураком. Вот смотрю и думаю: блаженный ты или холоп от макушки до пяток? Если негодуешь, то на коленях, если выгораживаешь хозяев, так от всего сердца… – Карий махнул рукой и отвернулся от послушника. – Лучше не рассуждай, подгоняй гнедого, скоро прибудем…
Снегов пожал плечами и послушно взмахнул поводьями:
– Давай, родимый, с Божьей помощью да в Господнюю обитель!
Лес остался позади, дорога выходила на широкую белую полосу реки, утопающую в блеклых красках зимнего заката. Впервые за последние годы Данилу взяла досада, защемила сердце, пробуждая в нем слепую ярость.
– Что, Саввушка, не устал ли в дороге наш Гнедко?
– Ничего, – обиженно отмахнулся послушник. – Хоть и не из лучших, да пройдет вдвое больше, не запыхается!
– Выходит, по меткому словцу Григория Аникиевича, хоть конь горбат, да мерину не брат…
Снегов удивленно посмотрел на Карего.
– Ты все не понял? – Данила резко схватил послушника за плечи, подмял, зависая над ним, как над добычей. – Почему тогда хмельному Васильке запрягли разжиревшего мерина, а затем выпустили ночью в волчий лес? Нет, мы у Строганова не охотники, мы приманка…
– Кого же на нас хотят поймать? Да отпусти ты меня. – Савва высвободился из цепких объятий Карего. – Сам вижу, нечисто здесь. Как прибыли, все под соглядатаями ходили, даже в светелке стенные
