Во тьме окаянной - Михаил Сергеевич Строганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Еще перед вашим приездом в Орел-город, на Сретенье, явился мне святой Николай. Оборванный, с кровоточащими ранами, закованный в пудовую цепь. «Видишь, – говорит угодник, – это меня Ирод мучает за то, что хотел младенцев Вифлеемских от смерти спасти». Говорит, а с очей кровавые слезы капают… – Трифон утерся ладонью и отвернулся. – При виде его мук упал на колени, умоляя страдания возложить на меня, а в ответ святой Николай только покачал головой: «Вскоре пошлет Господь спасителя и заступника, грозного Ангела Своего. Сам, Трифон, узришь, когда приидет и встанет перед тобою. Он и избавит…»
Старец внимательно посмотрел на Карего.
– «Посему Я дам Ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу, за то, что предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был, тогда как Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем». Ведаешь слова эти?
– Нет.
– Так пророк Исаия говорил о Спасителе нашем. Говорил, да не договаривал…
Трифон задумался:
– Знаешь ли сам, что ты за человек? Думаю, не знаешь. И я не знаю. Один Бог знает…
Глава 10
Адова паперть
Протискиваясь сквозь узкие проходы, попадая из одного колодца в другой, они, наконец, оказались на замерзшей глади просторного ледяного грота.
– Тепереча смотри. – Трифон скинул с плеч холщовую охотничью суму и вытащил факел. От первых искр смола жадно зашипела, заурчала и, разгоняя темноту, рванулась кверху длинным языком пламени.
Карий увидел огромный белоснежный свод, переливающийся бессчетными гранями ледяных кристаллов. Старец махнул факелом – тысячи зеркал сорвались с места, заполняя пространство пляшущими огоньками, и в какой то момент вдалеке, за ледяной гранью, Карий явственно увидел другого себя и другого старца.
– Теперь помолимся…
Трифон достал из-за пазухи икону святого Николая чудотворца, благоговейно приложился, бережно выставляя святой образ на ледяной нарост. Затем, не выпуская факела из рук, встал на колени и тихо, почти шепотом, начал молится:
– О, всеблагий отче Николае, пастырю и учителю всех верою притекающих к твоему заступлению, и теплою молитвою тебя призывающих, скоро потщися и избави Христово стадо от волков губящих. Огради и сохрани святыми твоими молитвами от мирскаго мятежа, меча, нашествия иноплеменников, от междуусобныя и кровопролитныя брани. И якоже помиловал еси триех мужей в темнице седящих, и избавил еси их царева гнева и посечения мечнаго, тако помилуй и помоги нам, угодниче Божий. Избави нас от всякого зла, и от всякия вещи сопротивныя управи ум наш и укрепи сердце наше в правой вере. Аминь.
Свод дрогнул, вспыхнул огненной лавой, отзываясь на слова далеким, протяжным волчьим воем…
– Слышишь? То бесы стонут. – Глаза старца истово заблестели. – Значит, дошла молитвушка, услышал святой угодниче…
Они пошли дальше, вглубь горы, потом стали спускаться вниз почти по вертикальному лазу.
– Диковинно тебе, Данилушка, внутри горы быть? – Старец тяжело отдышался. – Небось, и не ведал о ходах змеиных…
– Десять лет в горах Персии прожил. – Данила остановился, почти уткнувшись Трифону в ноги. – Там меня тоже старец наставлял, как теперь ты. Только ты учишь прощению, а он учил убивать…
Монах ничего не ответил, промолчал, но пополз быстрее, изо всех сил перебирая худыми локтями…
Наконец показался грот, много выше и больше прежнего, ледяного. Данила встал на ноги, огляделся. Взгляду открылось странное убранство пещеры, отдаленно напомнившее останки древних ромейских храмов.
Полупрозрачные колонны свисали из-под нерукотворного купола и вырастали снизу, прямо из-под ног. Они срастались в единое целое, переплетаясь друг с дружкой, как ненасытные тела любовников; другие образовывали причудливые скопища фигур, словно вросшие в лед грешники. Поодаль стояли ледяные ложа, напротив них зловеще поднимались колья и плаха…
– И вправду ад… – шепнул старцу Карий. – Злая красота, злыми недрами взращенная…
– Пойдем… – Трифон с трудом выговаривал слова. – Ты еще не видывал ее…
– Разве здесь есть кто? – Карий удивленно посмотрел на монаха. – Акулина?
– Нет здесь места живым, и мертвым нет… – Трифон многократно перекрестился, принимаясь прорекать дрожащим голосом. – И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, повел меня в духе в пустыню; и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами…
Старец сжал руку Данилы и подвел его к стене, скрытой в непроглядном пещерном мраке…
Взгляд скользнул по темноте и, встретившись с желтым свечением немигающих совиных глаз, замер. Раздался хруст, какой обычно бывает в лесу, когда невзначай тяжело наступит нога на сухой хворост… Карий посмотрел вниз и резко отступил назад – под ногами лежали почерневшие от времени черепа вперемешку с остатками пережженных костей.
Переводя дух, Трифон поднес факел ближе:
– Поганская земля, идеже покланяются идолом, идеже жрут жертвища, идеже веруют в кудесы, и в волхованья, и в чарованья, и в бесованья, и в прочая прельсти дьявольскиа…
На большом, словно отполированном черном камне показалась безобразное женоподобное существо в человеческий рост, но с совиной головой. Существо, или, как ее назвал старец, адова баба, содрогалось в родовых схватках на гигантском ящере. Вокруг чресл демоницы на полированной каменной глади разливалась кроваво-красное нерукотворное марево…
Огромное чрево трескалось от натуги, заставляя роженицу корчиться и кричать, приседая на толстых ногах. Изогнувшиеся руки уперлись локтями в бедра, язык из переплетенных змей вывалился изо рта, свисая до раскрывшегося лона.
– Смотри и разумей! Внизу, под ногами, десять голов ящеров, да вверху над личиною пять грифоньих, да по бокам две: звериная да змеиная…
– Посвети-ка сюда. – Карий показал на правую руку адовой бабы. – Никак вместо пальцев волчья пасть! Здесь, на левой что? Ничего не видно…
– То Варлаам лазает блудницу Вавилонскую затирать, – пояснил Трифон. – Поет псалмы да скоблит окаянную. Только без толку… Ужо пять раз дочиста стирал, а сатанинское отродие появляется снова. Из стены прет, из камня вырастает…
– Это зеркало, не камень. – Данила провел рукой по холодной каменной глади. – Скобли его или на нем малюй, только она не отступит, не уйдет, пока не убьют ее дух…
Трифон, вздрагивая телом, сжал кулаки:
– Страшно мне, Данилушко, иной раз так страшно бывает, что, думаю, не выдюжу, да и уйду отсюда, назад ворочусь, домой, в Немнюшку или к своему отцу духовному Иоанну, в Великий Устюг. Покойно там, службу Богову без соблазнов сатанинских нести можно…
Старец вопросительно посмотрел на спутника, но тот сосредоточенно разглядывал рисунок и не произнес ни слова.
– Земля пугает, камни великие, изрытые пещерами бездонными, нисходящими до преисподних глубин. Люди здесь превращаются в бесов, а бесы становятся людьми. – Трифон горько вздохнул. –
