Сумма наших жизней - Софи Астраби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камилла отправляется в ту сторону. Она думает о доме на улице Лапп, в котором разобрали часть крыши, чтобы установить в квартире на верхнем этаже стеклянный потолок, который открывается и закрывается в зависимости от погоды. Надо же, открывающаяся крыша, как в кабриолете. Кто-то рассказал ей об этом, и она зашла в интернет, чтобы посмотреть на дом с высоты. Она заметила, что в проеме виднеется что-то бирюзовое. Камилла давно смекнула, что даже самые невероятные вещи, о которых она слышала, чаще всего оказываются правдой.
На улице Шарон есть множество сквозных проходов, где днем нередко можно встретить съемочную группу. Летом от глиняных горшков с оливковыми деревьями и лавандой веет Провансом. Иногда во внутренних двориках накрывают столы, за которыми собираются соседи, чтобы выпить по стаканчику. За плющом, покрывающим фасады, слышен их смех и звон бокалов.
Через несколько километров Камилла попадает во дворик, который ведет к частному дому. Ей нравится это выражение: «частный дом». Она не знает, что в точности оно означает – специальный? особенный? принадлежащий частному лицу? – и почему не все дома считаются частными; но именно этот ей нравится. В частности.
Она пробегает мимо дома и продолжает думать о нем всю оставшуюся часть пути. Она представляет себе вешалку в прихожей, огромную, из лакированного дерева. Большое зеркало эпохи Луи-Филиппа над серым мраморным камином, которым больше не пользуются. Скрипящий паркетный пол. Разномастные стулья вокруг обеденного стола. Коллекции – а они обязательно должны быть – на полке, в коридоре верхнего этажа. Статуэтки? Фарфор? Снежные шары? Может быть, и то, и другое, и третье. В гостиной стоит пианино, оно открыто, но на нем никто толком не играет. Изредка по клавишам пробегают чьи-нибудь пальцы, чаще всего случайно и невпопад. Она думает о библиотеке, которую представляет себе кладбищем, где покоятся книги после недолгого пребывания на свету. Лестничные перила с брошенными на них шарфами, и фраза, без устали повторяемая детям: «Для этого есть вешалка!» А еще есть первая ступенька лестницы, на которую ставят ногу, чтобы сосчитать до трех, прежде чем рассердиться, если домашние не спешат к ужину. Она думает о шагах по ковру, о скрипящей двери, о непослушном выключателе. О задутых свечах, оторванных пластырях, разбросанных настольных играх. Она представляет себе жизнь, мчащуюся со всех ног, зубную пасту в уголке рта, свитер, надетый наизнанку, тетради, забытые на столе…
Всякий раз Камилла неизвестно как оказывается у своего дома. Она легко поднимается по ступенькам, словно каждый шаг еще немного освобождает ее от земного притяжения и реальности.
Она уже собирается принять душ, когда замечает, что телефон мигает. Сестра оставила голосовое сообщение. Сестра, которая редко звонит и еще реже пишет. Она подносит телефон к уху.
«Привет, Камилла. Знаешь, в конце концов, я решила устроить кое-что на свой день рождения. Мама сильно настаивала, а ты знаешь, какой она бывает… э-э, настойчивой. "Сорок лет – это не пустяки". Я знаю, что это не пустяки, потому и не хотела праздновать. Но, полагаю, мы все-таки кое-что должны своим родителям. Особенно когда речь идет о возрасте. Это как-никак годовщина их родительства, никуда не денешься. Ну, короче… Жду тебя в субботу, двенадцатого, дома! Это через месяц, так что у тебя будет время, чтобы освободить этот день!»
Камилла медленно кладет телефон на стол. Если десять километров пробежки позволили ей на некоторое время оторваться от земли, то, несомненно, только что гравитация настигла ее снова.
23
Тома
Тома всегда был неорганизованным. «Ну опять ты разложился», – говорила ему мать, когда он был ребенком. Занять место, заполнить пространство – это его всегда успокаивало. Долгое время он думал, что, если его вещи будут повсюду, ему понадобится больше времени, чтобы их собрать. И тогда будет сложнее выкорчевать его с выбранного места. Да, сложнее, да, дольше, но в конце концов все равно дело заканчивалось переездом. Жизнь слишком длинная, чтобы не успеть собрать свои вещи.
Тома часто переезжал. Так часто, что даже не мог подобрать фон для своих детских воспоминаний. Ему казалось, он помнит камин в одном доме, лестницу в другом, но на самом деле все его воспоминания основывались на фотографиях, которые он рассматривал часами.
Тома таскали из дома в дом, и с каждым разом ему казалось, что его комната становится меньше. Во всем был виноват отец. Очертя голову он бросался в безумные авантюры, за которые всегда в итоге расплачивался несколькими квадратными метрами… Тома потребовалось немало времени, чтобы понять его. И даже сейчас он не был уверен, что понимает до конца.
Всю жизнь отец повторял ему, что однажды он купит станцию техобслуживания на скоростном шоссе, ведущем на юг, чтобы каждое утро чувствовать себя уезжающим на каникулы. Он рассказывал, как любит этот особый момент передышки после нескольких часов за рулем, этот островок надежды на предстоящее близкое счастье. Он любил пить кофе с видом на автозаправку и со вкусом конечной цели. У Тома, наоборот, развилась фобия к зонам отдыха на автомагистралях и в целом к любого рода отъездам. В десять лет он принял решение: как только сможет, он купит себе дом.
Мать никогда ничего не говорила. Иногда она оплакивала жизнь, которой у нее не было, а иногда – ту, которая у нее была. Она то любила этого человека, то не любила, как это случается, когда продавец убеждает вас купить что-то, что на самом деле вам не нужно, но во время демонстрации кажется просто великолепным. Ее муж был замечательным продавцом и никогда не уставал убеждать ее. К каждому новому переезду прилагались новые клятвы. Она соглашалась на все его безрассудства при условии, что они никогда не будут переезжать во время учебного года. Этого требования она придерживалась неуклонно, и Тома подозревал, что эти ограничения только подстегивали отца. Потому что каждый год в июле все начиналось сызнова: семья переезжала. Тома показывал друзьям свой дом каждый раз, когда у него появлялись новый дом или новые друзья. В итоге у него сложилось ощущение, что все детство он только и делал, что показывал друзьям дом. К восемнадцати годам самой частой фразой в его обиходе была, несомненно: «А за этой дверью у нас туалет».
Тома прекрасно помнит, как впервые солгал. Он был в шестом классе и только что перешел в новую школу. Опять. На первом уроке учитель предложил ему встать и
