Механическое солнце - Павел Александрович Шушканов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– От господ офицеров, – хозяин поставил перед ними два запотевших стакана без пены, сквозь которые проглядывал липкий стол и растянутые силуэты посетителей. Лиман хмуро кивнул и, скользнул взглядом по выбритым затылкам моряков, намеренно не обращающих на него никакого внимания, и остановил руку Роя, намеревавшегося поднять стакан.
– Не трогай, – он качнул головой в ответ на вопросительный взгляд. – Тебе не понравится, а нам уже пора, – Лиман сунул под стакан крупную купюру и подозвал хозяина. – За чай, эль и пару жареных рыбьих голов господам офицерам.
Хозяин понимающе подмигнул обоими глазами.
Ветер унялся, только шум моря наполнял ночь тревожным ревом. Церковь Ангстрема казалась в промозглых сумерках выше и темнее, чем обычно. В узких окнах не горел свет, только в маленьком окошке наверху, там, где поблескивали три медные соединенные шестеренки – символ церкви и одновременно символ тупика, на который никто не обращал внимания. Столь странный механизм вообще не способен шевельнуться, не то, что исправно работать. Дверь оказалась закрытой, но незапертой. Охранная лента свободно болталась на ручке, даже без печати констебля.
– Кислый эль, известный как «рыбья моча». Его никогда не заказывают, но хозяева держат на такие вот случаи, – сказал Лиман, – напоминания о тех временах, когда мы охраняли рыбаков за пару монет в неделю и в основном жили за счет добрых владельцев бесплатных таверн. Такой подарочек от былого Первого министра, который не смог, как не пытался, подчинить констеблей его новенькой, нашпигованной оружием и деньгами милиции. В то время получить по зубам от головорезов картелей было куда сложнее, чем от моряков, считавших себя вершиной эволюции. Но мы по-прежнему проверяли суда на предмет контрабанды, несмотря на скрип их клыков и прожигающие китель взгляды. За это пытались держать удар вечерами в тавернах и на улочках рыбацких кварталов и носили презрительную кличку «фишер». Влить в глотку «фишера» бутылочку «рыбьей мочи», пока у того заломлены руки дружками-морячками, считалось особым шиком. Славное время, книголюб. Тебе не понять. Чего ты на меня так смотришь? Я этого не помню, само собой – такое было лет сто назад, а то и больше, да и министр вместе с его милицией уже плещутся в иле мелководья, пугая костями рыб. Но есть такая штука – генетическая память, если хочешь. Пахнущая рыбой и кислым элем страничка в славной истории Архипелага.
Рой молчал. Все верно, обсуждать чужие традиции – бесполезное сотрясание воздуха. Наверняка и в Жерле есть несколько чудаковатых обычаев, которые не хочется вспоминать.
Дверь плавно открылась, даже не скрипнув. Видимо тут внимательно следили за состоянием вообще всех механизмов. В полутьме ровными рядами чернели скамьи – словно ребра крупной рыбы, разделанной прямо здесь на кафельном полу. В окна сочился отраженный свет фонарей, в другие вползала темнота промозглой ночи. Витиеватые строчки на диалекте Близнецов ползли по широкому транспаранту, натянутому под потолком: «Время не властно над временем». Последнее слово скрывала тень от крестовины на узком окне. Мерное тиканье алтаря разрезало тишину на равные отрезки.
– Начинай искать, – сказал Лиман полушепотом. – мы не сможем торчать тут всю ночь.
– Я ученый, я не инженер, – возмущенно шикнул Рой.
– Представь, что ты инженер. И берись за дело!
Странное ощущение витало в воздухе, усиливаясь в нескольких шагах от алтаря. Казалось, что сложный механизм смотрит на тебя внимательно и изучающе. Хотя никаких глаз и других органов чувств у него, разумеется, не было. Лиман поежился. В темноте алтарь казался выше. Его острая раздвоенная вершина виделась искривленной, нависающей над головой и готовой свернуться как плотоядный листок мухоловки над насекомым и поглотить тебя. Не более чем иллюзия светотени, конечно. Но ощущение опасности никуда не уходило. Рой скрылся за той маленькой дверкой сбоку, которая называлась вроде бы «норой часовщика» и служила для обслуживания механизма, что тоже было частью ритуала – одной из главных. Он пару раз показывался оттуда, вглядывался в сложный узор на бронзовом кожухе алтаря, одновременно служащий и схемой устройства, сверялся с ней и снова исчезал.
Тикание не становилось громче, но к нему явно примешивался посторонний звук, шаркающий, старающийся тоже быть мерным.
– Выйди на свет! – негромко сказал Лиман.
В светлое пятно на полу скользнула приземистая гибкая фигура.
– Гримм, черт тебя возьми!
– Бледный сказал, что тут будет интересно.
Лиман вздохнул.
– Пожертвования у входа в корзине. Но учти, денег там почти нет – в основном сломанные хронометры. Может заработаешь пару талеров.
В темноте послышалось фырканье. Лицо Гримма выплыло на свет и на нем читалось презрительное раздражение.
– Ты смердишь своим самомнением, фишер. Думаешь, что все про всех знаешь? Что вору Гримму не нужно ничего, кроме твоих жалких денег? Меня тошнит от тебя, фишер! Чтобы ты знал, есть вещи Гримму более интересные, чем твои бумажки.
– Удиви меня.
– Я не собираюсь с тобой разговаривать. И выгнать меня отсюда ты не можешь – это не твой округ! Разве что насплетничать дружку Керну, но тогда придется объясняться с ним, что ты сам тут забыл со своим ученым приятелем.
– И все же…
Гримм снова фыркнул и смерил Лимана косым взглядом. Один его глаз под рассеченной бровью всегда смотрел в сторону. Он ткнул кривым пальцем в сторону алтаря.
– Эта штука отвечает на вопросы, если ее правильно спросить. Только чертовы служители не дают этого делать никому. А у меня есть пара вопросов к железке, – он взглянул на алтарь с искрой в глазах и едва заметно улыбнулся.
– У меня к тебе тоже. Кто из глав картелей давал Клоду деньги? Это они держали его здесь, а потом пришили, верно? Даже не думай заикнуться, что ты ничего не знаешь. Иначе не показался бы здесь – я тебя знаю давно и твою крысиную натуру тоже.
Гримм мотнул головой, словно стряхивая с себя пронзительный взгляд Лимана.
– Никто ему денег не давал. Этот ублюдок сам был богат как чертов Морша. Если он и не выходил отсюда, то только потому, что спал на мешках со своими богатствами – вот что я думаю, – он на мгновение задумался. – Я все же проверю корзину.
Лиман хотел остановить его, но задержался и замолк на полуслове. Что-то изменилось очень неуловимо и тревожно. Клацанье шестеренок и рычажков под бронзовым кожухом стало, казалось громче и изменило ритм. Звук доносился не только от алтаря, от него вибрировали стены. Белая пыль побелки посыпалась с потолка и застыла в оранжевом свете фонарей. Клацнул
