Год длиною в жизнь - Стивен Манчестер

– Спасибо тебе, – вырвалось у меня.

– За что? – удивилась она.

– За такую великолепную идею.

Она обхватила мое лицо ладонями и пообещала:

– Это еще не все.

Солнечные лучи были теплыми и ласковыми, а шелест волн убаюкивал. Должно быть, не прошло и нескольких секунд, как мы уже спали – рядышком, держась за руки.

Стемнело, и в воздухе уже ощущалась прохлада. Мы хорошо отдохнули и были готовы тронуться в путь. Подняв верх на автомобиле, мы включили обогреватель и вырулили на дорогу. С особенной остротой я вдруг ощутил, как с каждым глотком воздуха в меня вливается дыхание жизни.

Сумерки сгущались, и Белла плотнее прижалась ко мне. Я обнял ее одной рукой за плечи. Глядя на луну и звезды, мы принялись вспоминать свою совместную жизнь. «Как мало иногда нужно, чтобы почувствовать себя счастливым, – подумал я. – И тогда обыденные вещи становятся самыми главными в жизни».

Следующий час мы провели в спорах о том, что следует выбрать на ужин – рагу из моллюсков или фаршированные креветки. По правде говоря, мне было решительно все равно. Живот то и дело сводило судорогой, так что, на чем бы мы ни остановились, я не рассчитывал съесть больше пары кусочков.

Воскресное утро своих импровизированных каникул мы решили провести в Оук-Блаффс и Эдгартауне. Моя жена настаивала:

– Сначала мы должны побывать в пряничных домиках Оук-Блаффс.

Известное местным жителям под названием «коттеджная колония», это замкнутое сообщество славится сказочными пряничными коттеджами, коих насчитывается аж триста тридцать штук и которые, словно грибы после дождя, выросли вокруг Тринити-парка. С креслами-качалками на террасах, японскими фонариками со свечами, таинственно мерцающими в ночи, и такими романтическими названиями, как «Благословенное время», «Крест Розы» и «Страна Чудес Алисы», они вызвали у Беллы неподдельный восторг. У многих из этих курортных лубочных домиков, украшенных причудливыми завитушками и резьбой, декоративной черепицей, козырьками над крыльцом, арочными двойными дверями и выкрашенных в ярко-розовый, голубой или зеленый цвет, за белыми штакетниками притаились крошечные садики.

– Они похожи на кукольные домики, – заметил я.

Белла кивнула.

– Они просто изумительные!

В самом центре вздымался к небесам Табернакль – открытый собор с арками из кованого железа, окнами из разноцветной мозаики и восьмигранным куполом. Прямо по соседству располагалась Объединенная методистская церковь Святой Троицы. Ее венчал классический новоанглийский шпиль, в который уже трижды ударяла молния. Помню, как я побывал в ней еще мальчишкой, но уже и тогда в ней были окна из дутого стекла, а интерьер выдержан в стиле штампованной белой жести.

– Она по-прежнему остается моей самой любимой, – сообщил я Белле.

А за летними коттеджами, аренда любого из которых обошлась бы нам дороже обучения Мэдисон и Пончика в колледже, манила к себе ежегодная ярмарка, проводимая в гавани Оук-Блаффс.

Это был праздник быстрого питания для тех, кому наплевать на свое здоровье. В воздухе висели тяжелые ароматы сладкой ваты и жареных сосисок в тесте. На пристани играл живой оркестр, а детишки устроили конкурс рисунков мелом на бетонной набережной, по которой, разглядывая лодки и яхты, отправились прогуляться и мы. Я решил дать своему желудку передохнуть, и мы с Беллой ограничились сэндвичами со свининой в местной коптильне с говорящим названием «Бар-Би-Кью», хотя потом и добавили к ним умопомрачительный рулет с омаром, в который продавец не поскупился положить мяса. «Я умираю, – сказал я себе, – но ведь еще не мертв». В конце пристани какая-то толстуха, похожая на тряпичную куклу, орала во все горло:

– Пирожные с клубникой! Покупайте пирожные с клубникой!

Мы остановились, и я повернулся к Белле.

– Какая прелесть, фрукты! – вырвалось у меня.

Она рассмеялась, мы купили одно пирожное и разломили его. Внутри действительно оказалась свежая клубника со взбитыми сливками. Облизывая пальцы, я уже готов был признаться толстухе в любви.

Мы неспешно двинулись дальше по пристани. Через несколько шагов я остановился и крепко обнял Беллу, начиная понимать, что самое главное в жизни – не делать что-либо, не чувствовать и даже не думать о чем-то. Главное – быть, а не казаться. И быть рядом с женщиной, которой принадлежало мое сердце. Заглянув жене в глаза, я поцеловал ее снова.

– Что на этот раз? – спросила она.

– Ничего, – ответил я. – Просто я люблю тебя.

Мы обнялись и застыли, покачиваясь из стороны в сторону, а толпа обтекала нас. «Иногда достаточно просто дышать, – подумал я. – А остальное от нас не зависит».

Карусель «Волшебные лошадки» считается старейшей изо всех работающих в стране. В 1884 году ее привезли в Мартас-Винъярд и установили в самом сердце Оук-Блаффс, где вот уже более ста лет ею и наслаждается почтенная публика. Я купил два билета за четыре доллара и попытался поймать латунное кольцо, чтобы выиграть бесплатную поездку. Увы, мне не повезло. Вместо этого мне пришлось расстаться с еще несколькими баксами, отдав их за конус сладкой ваты на палочке и бутылку ледяной воды. Взяв Беллу за руку, я потащил ее обратно к конвертиблю.

Подойдя к машине, я взглянул на жену и не удержался от смеха. К подбородку у нее прилип кусочек розовой сладкой ваты.

– Что теперь? – поинтересовалась она.

– Ничего, – в очередной раз отмахнулся я и распахнул дверцу со стороны пассажира. – Я просто подумал, что иногда невероятные глупости становятся самыми приятными воспоминаниями… хотя понимаешь это далеко не сразу.

Она кивнула, и ее ватная бородка согласно поддакнула моим словам.

Являя собой сплошной лабиринт глухих переулков и вереницу скромных и непритязательных райончиков, Эдгартаун считается еще одним национальным достоянием. Вдоль тихих улочек расположились элегантные особняки, многие из которых увенчаны «вдовьей палубой», выстроенные еще в девятнадцатом веке успешными капитанами китобойных судов. Я припарковал машину на Саут-Уотер-стрит, и нам пришлось обойти корни огромной японской софоры, пробившиеся сквозь плиты тротуара. В 1843 году капитан Томас Милтон, намереваясь украсить свое жилище, привез ее сюда из Китая в крошечной жестянке.

Эдгартаун стал домом для многих представителей правящих семейств Северо-Востока. Обутые в специальные мокасины с нескользящей подошвой, с собачками в теплых свитерах, они буквально излучали запах денег. При этом они не были лучше или хуже кого-либо из нас, простых смертных, – нет, они всего лишь существовали в другой реальности.

Когда мы неспешно брели по выложенным красной плиткой тротуарам, любуясь потрясающе разнообразной архитектурой, нам навстречу попались две женщины в огромных шляпках, украшенных цветами. Не знай я этого точно, наверняка затруднился бы определить, в каком веке мы оказались, – но только до тех пор, пока мимо нас, держась за руку татуированной девчонки, не прошествовал тип с сережками в ушах. От крошечных магазинчиков и кафешек, словно сошедших с полотен Нормана Рокуэлла, глаз было не оторвать. Наконец Белла нарушила молчание.

– Положительно, мы сошли с ума, раз не приезжали сюда так долго, – призналась она.

Я согласился, и мы зашагали к маяку Эдгартауна. На волнах плясали солнечные зайчики. В гавани рявкнула сирена, и привкус соли у меня на губах стал сильнее.

Над домами в колониальном стиле, которые, казалось, не имели фундамента, так что с улицы можно было шагнуть прямо через порог, под порывами атлантического ветра развевались американские флаги. Большинство особняков было покрыто кедровой дранкой, выцветшей от непогоды, вокруг окон отчетливо выделялись белые наличники, ну а входные двери были выкрашены в неизменный красный цвет. Хотя лужайки перед домами размерами не превышали почтовую марку, на некоторых из них красовались якоря, у других надворные постройки украшали щегольские разноцветные бакены и обрывки рыбацких сетей. Белые кресла-лежаки живо напомнили мне дом.

Наконец мы подошли к краю суши, где напротив маяка расположилась гостиница «Харбор Вью». Белла предпочла остаться на тротуаре, чтобы полюбоваться видами бухты, а я ступил на массивную террасу, опоясывающую здание, сказав:

– Я тут осмотрюсь немножко.

Построенная еще в 1891 году, гостиница, как уверял путеводитель, ознаменовала начало восхождения Эдгартауна к славе летнего курорта. Она задумывалась с размахом, предлагая своим постояльцам комфортабельные спальни с газовыми рожками и большие гостиные общего пользования. Но гостей, однако же, куда больше привлекал роскошный панорамный вид, открывавшийся с ее террасы.

Сегодня просторная веранда гостиницы была сплошь заставлена креслами-качалками, в которых можно было отдохнуть, любуясь гаванью и яхтами. Я не устоял перед искушением, сел и сделал глубокий вдох.