ООО «Удельная Россия». Почти хроника - Ната Хаммер

– А зачем тебе отчество?

– Ну, а как же? Субординацию соблюдать буду.

– Ладно, соблюдай. Никитишна я.

– Слышь, Никитишна, так не оставь нас своею милостью.

– Ты не обобщай. За себя проси.

– Ладно. Не оставь меня, еще молодого и вполне привлекательного, без внимания.

– А зачем тебе мое внимание? Я же не в твоем вкусе. Ты всегда пышнотелых шатенок любил.

– Ой, когда это было – в эпоху бритых голов и спирта «Рояль». А теперь я поклонник французских коньяков и изящных женщин. Так уж предупреждай загодя, ежели что. Я в долгу не останусь.

– Просьба принята к рассмотрению. Я подумаю. На этом все?

– Не смею далее тревожить.

– Ну, тогда чао!

Сирена продолжала противно завывать, но ликующей Агнессе слышалась в ней баховская карающая торжественность. Отольются кошке мышкины слезки… Теперь пусть Ким поползает у нее в ногах. Она, конечно, соблаговолит, не злопамятна, но сначала пусть бизнес утиный весь на нее перепишет, а то, действительно, зацепит где ненароком мину, судись потом с наследниками. Нет, с ее теперешним положением она бизнес-то отсудит, но зачем тратить время и нервы? Пусть сам принесет на тарелочке с голубой каемочкой и попросит принять в дар. Тем более что это уже сложившаяся бизнес-практика – дарить компании чиновничеству. А она же теперь – чиновник. Пусть и невысокого класса сама по себе, но в чьем подчинении! И это ничего, что придется временно в Бесцветный дом переехать, это ненадолго. Она скоро повезет все наработки Шефа обратно в Кремль.

 …Интересно, что там за наработки в ящиках? Агнесса уперлась в близлежащий к ней картонный ящик рукой – он легко сдвинулся. Значит – не бумаги. А что же? Было любопытно. Она заметила, что сгиб ящика немного разошелся. Агнесса мельком взглянула на водителя. Взгляд водителя был сосредоточен на дороге. Она достала из сумки зеркальце, посмотрелась в него, потом медленно опустила зеркальце на уровень щели, взглянула вниз и похолодела. Из щели осуждающе-укоризненно смотрел на нее человеческий глаз! Зеркальце заплясало в ее руке, поймало солнечный луч и ослепило ее. Это был луч озарения: ее новый шеф – маг и чародей, и в ящиках его колдовской реквизит! Идиотка, как же она раньше не сообразила – ведь это так очевидно. Достаточно только взглянуть на его лицо – а она по ящикам стала шариться! Мама дорогая! Вот попала, так попала! А ведь были, были знаки!

Голова закружилась, стало подташнивать, звук сирены усилился и напоминал теперь стоны грешников. Что же делать?! Что делать? А что, собственно, тут такого? Ну маг, чародей. То есть еще один Дед Мороз. А она Снегурочка. Попала в волшебное царство. То есть в свою стихию. То есть ей было на роду предписано сюда попасть, недаром же она столько лет сказочных героев играла. И ведь не только Снегурочку. Ведьму гоголевскую тоже. Хотя режиссер и сомневался, когда на роль назначал. Но потом сам сказал, что сыграла убедительно. От белого до черного один шаг, сказал кто-то из классиков. Нет, он говорил: «От великого до смешного…» А у нее вышло совсем наоборот, то есть от смешного до великого… Потому что масштаб нынешнего ее шефа несравнимо больше по сравнению с прежним шефом. Сусликов тоже, конечно, не Суслов, но место именно то самое занимает. Просто эпоха другая, все в масштабах ужалось: и страна, и правители, и идеологи. Это данность свыше. Всей стране и ей лично. И судьба распорядилась быть ей рядом с главным по тарелочкам, плечом к плечу, лишь на полкорпуса сзади.

Из машины Агнесса вышла новым человеком, в ощущении собственной значимости и высокого предназначения…

Сцена третья

Неуемный обдрисмен

Неуемного несло. В этом не было ничего необычного. Его часто несло и заносило в последнее время. Вернее, сначала заносило, а потом несло. Поманят его за стену, дадут в руки общественное поручение какое-нибудь, он с ним бегает, играется, потом заиграется, испугается, что далеко убежал и может заблудиться, оглянется в сторону стены, и, если увидит взгляд неодобрительный или палец поднятый, медвежья болезнь его тут же и настигает. Опростается, отдышится, успокоится, и снова тянет его на решение общественных проблем. Потому что человек он такой, живет во имя интереса, не тривиальных моментов, а чтобы торжествовал эмоциональный и личностный интерес. Любой идеей загорается легко и не тухнет до логического конца. Например, решил Ким, что надо снизить бизнесу единый социальный налог. Пришел он в Едро и говорит: давайте снижать вместе. А Едро и говорит: а давайте. И они дают: месяц дают, другой дают, третий дают – интервью о своих планах. А потом Едро говорит: передумали мы снижать, хотим повышать. Ну, тут логический конец идее и наступил – дело сделано, надо новую затею искать.

И вот несколько месяцев назад решился он на «Прямой политический поворот»: создать ответственную оппозицию, которая будет жестко отстаивать здравый смысл и правду говорить, тоже жесткую. Ну, в пику существующей безответственной оппозиции, которая мягко отстаивает здравый смысл и, если глядеть правде в глаза, смягчает ее, эту правду. Ким сразу хотел свою инициативу с застенком согласовать, но за стенкой не до него было: выборные игры были в самом разгаре. А у него зуд такой разыгрался, нет, не в ухе, в ухе у него в другие моменты зудит. Ну, стучался он со своей инициативой в стенку, стучался – никто не открывает. А он больше терпеть не мог, бац – и в «Интерфаксе» свою инициативу изложил. И давай бояться. Думает – вызовет сейчас Сусликов, накостыляет за несогласованность. А Сусликов не вызывает. Ну, думает, на заседание ОСВИНа придет и там ему публично врежет. Пришел, но не врезал, никаких отрицательных эмоций, реакция нейтральная, ни плюс, ни минус. Ким выдохнул – пронесло, и стал про новые инициативы думать. И вот он уже и забыл про «Прямой политический поворот», уже и Президента благополучно переизбрали, жесткая оппозиция в противовес существующей стала вроде и ни к чему.

И тут – бац! – пожалуйте в Кремль. Он пожаловал. А ему: «Будьте, Ким Борисович, главным заступником делового сообщества. Прямо нам в глаза говорите, на кого мы наступили или раздавили по недосмотру. И можете не только заступаться, но и наступать на нас иногда, если мы от законов сильно отступим в сторону своеволия». У Неуемного все так и оторвалось внутри: доигрался! Вспомнил он, как злые татары привязывали жертву к коням и пускали коней в разные стороны. Разрывающая боль пронзила внутренности, перед глазами поплыли круги, сознание помутилось, и Ким рухнул к ногам кремлян. «Помилосердствуйте!» – хотел закричать он. Но изо рта шло одно сипение. Темнота лавиной обрушилась на него…

Сознание вернулось не сразу. Сначала в центре появилась светлая голова с коротким седым ежиком и в очках. Ким узнал голову – это был Ходор Рудокопский. Голова быстро приближалась к нему, но не сама по себе, а на большом асфальтовом катке. Каток с грохотом надвигался на него. Неуемный хотел было дернуться, отползти в сторону, но не смог. Слева его удерживал Сусликов, а справа – Колодин.

«Лежите смирно!» – услышал он суровый голос. От этого командного голоса Неуемный окончательно пришел в себя. Над ним стоял доктор в очках и белом халате и два санитара с каталкой.

– Что же вы, батенька, – услышал он укоризненный голос врача. – Не жалеете вы себя! Все об общественном благе печетесь…

– Я больше не буду!..

– Да уж, оставьте это благо в покое. Оно вас до добра не доведет.

– Поздно, доктор, – с горечью осознал Ким и зарыдал. – Меня благодетели повязали и хотят вести на Голгофу, страдать за все деловое российское сообщество.

– Как же вас, батенька, угораздило?

– Сам не знаю, доктор. Бес попутал. Связался этот черт со мной, когда еще я был политическим младенцем. И все время подзуживает и подзуживает. И вот довел до Голгофы… – И Ким опять заплакал.

– Ну-ну, голубчик… Бог терпел и нам велел терпеть от дьявола. Укладывайте его, – приказал он санитарам. Санитары подняли Неуемного на каталку и повезли на выход. Каталка загрохотала по булыжнику кремлевской мостовой.

– Доктор, – с надеждой в голосе обратился к эскулапу Ким, когда каталка выехала из Кремля и грохот стих. – А дайте мне справку, что мне страдания по состоянию здоровья противопоказаны.

– Этого я, к сожалению, не могу. За это меня из профессии выгонят, диплома лишат. Потому что доктора что призваны делать? Лечить страдания. А если всем начнем освобождение от страданий давать, мы, доктора, все останемся за бортом Ноева ковчега. И фармацевты тоже. А это уже глобальные интересы. Круче нефтяного бизнеса. Вот когда будет настоящий конец света.

– Доктор, ну должен же быть какой-то выход! Вы же клятву Гиппократа давали! Помогите страдальцу!

Доктор оглянулся на санитаров и распорядился им идти в машину. Когда те оказались на некотором расстоянии, доктор заговорил.

– Хорошо, я вам помогу. Но пострадать немного все-таки придется. Повисеть на кресте некоторое время. Потом прикинетесь умершим. Я приду, засвидетельствую, что вы – политический труп, вас снимут и прикроют саваном. А вы ночью саван отбросите, и в небо на частном самолете на запасной аэродром за бугром. Есть у вас запасной аэродром?