Роковые иллюзии - Олег Царев

Кроме Зборовского, никаких имен агентов, которых, по его утверждению, он «выдал», не было обнаружено в самым тщательным образом подвергнутых цензуре документах ФБР. Можно сделать вывод, что, если бы Орлов действительно выдал оперативных советских агентов в мае 1953 года, даже если бы ФБР повело обычную игру в кошки-мышки, КГБ обнаружил бы, кого именно он предал. Возможно, КГБ и пришлось прождать до 1962 года, чтобы, прочитав показания Орлова сенату, увидеть, какую роль сыграл он в деле Зборовского. Однако к 1957 году наверняка было ясно, что в его разоблачении Орлов сыграл не центральную, а лишь эпизодическую роль. К 1945 году Зборовский уже «исчерпал себя», и Орлов просто преувеличил его значимость для того, чтобы придать большую ценность тому вкладу, который он якобы внес, разоблачив его. Если только не был пущен в ход какой-то хитроумный заговор, их собственные архивные документы подтверждали, что Орлов не раскрыл всего, что знал об операциях Зборовского[823].

23 апреля 1956 г. имя Орлова снова появилось в газетах, когда в журнале «Лайф» была опубликована его статья «Сенсационная тайна проклятия Сталина» («The Sensational Secret Behind the Damnation of Stalin»). И в этом случае он с точностью выбрал нужный момент. Менее чем за месяц до этого Хрущев выступил с резкой критикой бывшего советского диктатора на XX съезде КПСС. Его ставшая известной речь, озаглавленная «Культ личности и его последствия», затрагивала некоторые преступные действия, о которых Орлов сам упоминал в своей первой книге, задолго до разоблачения сталинского мифа новым советским руководителем.

Подстегиваемый сенсационными разоблачениями Хрущева, Орлов вскоре вновь появился в печати, чтобы объявить, что пришло время раскрыть такую темную тайну о бывшем советском вожде, которую даже Хрущев не разоблачил. Она заключалась в том, что Сталин был осведомителем Охранного отделения и перед революцией выдавал своих товарищей-большевиков. В другой статье, напечатанной в журнале «Лайф», Орлов утверждал, что он узнал о сенсационных доказательствах, подтверждающих это, от Зиновия Кацнёльсона. Он рассказывал, что его кузен специально приехал в Париж, чтобы рассказать ему об этом в феврале 1937 года, когда Орлов лежал в гипсе в клинике после автокатастрофы. В то время Кацнёльсон был не только заместителем начальника НКВД Украины, но и влиятельным членом ЦК Коммунистической партии[824]. «Я содрогался от ужаса на своей больничной койке, — писал Орлов, — когда слушал историю, которую Зиновий осмелился рассказать мне лишь потому, что между нами всю жизнь существовали взаимное доверие и привязанность».

Однако следователи КГБ в 1955 году, по-видимому, были больше заинтересованы не этими обвинениями в адрес Сталина, а поиском какого-нибудь доказательства того, что Орлов, возможна, выдал советские операции или тайных агентов. Они пришли к выводу, что помощь Орлова была минимальной и ограничивалась главным образом подтверждением личностей уже выявленных ФБР советских агентов.

Орлов не вызвал подозрений у КГБ и в 1957 году в деле советского «нелегала», который, несмотря на наличие у него паспортов США на имя Мартина Коллинса и Эмиля Роберта Голфуса, назвался Рудольфом Ивановичем Абелем. Микропленки с сообщениями, найденные ФБР среди его вещей, свидетельствовали о том, что он был важным сотрудником КГБ и являлся одним из звеньев, связывающих Москву с агентурной сетью, занимающейся атомным шпионажем. В аресте Абеля в нью-йоркском отеле «Лэнтэм» 21 июня был повинен его помощник. Это был недовольный советский «нелегальный» агент с финской «легендой», злоупотреблявший спиртным, которого звали Рейно Хайханен. Он явился в посольство США в Париже, чтобы донести на своего начальника, которого знал только как «полковника Марка»[825]. В течение двух месяцев его содержали как подлежащего депортации в центре предварительного заключения для иностранцев в Техасе, а ФБР тем временем безуспешно пыталось убедить его работать против КГБ в обмен на освобождение. Только после того как его доставили назад в Нью-Йорк, чтобы предать суду по обвинению в шпионаже, имя полковника Абеля появилось в газетах, и Орлов связался по этому поводу с ЦРУ. 7 августа 1957 г. в «Нью-Йорк тайме» появилась фотография высокой, похожей на монаха фигуры советского шпиона, которого федеральные судебные исполнители сопровождали в здание бруклинского суда для предъявления ему обвинения. Увидев фотографию, Орлов позвонил в ЦРУ по телефону, оставленному ему для связи, чтобы подтвердить, что Абель действительно является агентом КГБ. Он сказал, что припоминает, как видел его в здании на Лубянке незадолго до 1937 года[826]. Нельзя установить, сообщил ли Орлов еще какую-нибудь информацию об этом шпионе, поскольку его не приглашали для дачи свидетельских показаний во время суда над Абелем, который начался 14 октября.

Шпионские принадлежности в его личных вещах и показания Хайханена были более чем достаточным доказательством, чтобы одиннадцать дней спустя убедить присяжных заседателей в виновности Абеля. Он был приговорен к тридцати годам заключения, из которых отбыл всего пять лет в федеральной тюрьме Атланты.

В феврале 1962 года Абель был доставлен самолетом в Берлин для возвращения на родину в порядке обмена шпионами, в результате которого получал свободу Фрэнсис Гэри Пауэре, американский пилот. Его самолет «У-2» был сбит над территорией Советского Союза, когда совершал злополучный разведывательный полет в мае 1960 года.

Похоже, Орлов снова воспользовался подвернувшимся случаем для укрепления своей репутации «честного» перебежчика, подтвердив, что арестованный Абель является советским агентом. Но согласно документам НКВД, бывший генерал знал об Абеле значительно больше, включая тот факт, что он был британским подданным и что настоящее имя его было Уильям Генри Фишер. В переписке «Шведа» (Орлова), в бытность его резидентом-«нелегалом» в Лондоне, с Центром есть письмо, написанное им собственноручно, из которого следует, что не кто иной, как Фишер, прибыл в Англию в качестве радиста нелегальной группы «Шведа». Но Орлов свято хранил эту тайну от американцев. Настоящее имя Абеля стало известно западным разведслужбам только в 1972 году, когда американский журналист обнаружил на одном московском кладбище надгробную плиту на могиле Абеля, на которой была написана и его подлинная фамилия — Фишер[827].

По словам Кирилла Хенкина, автора книги «Охотник вверх ногами», Фишер взял имя «Абель» для проверки «Шведа», как он называл Орлова. Абель/Фишер так никогда и не рассказал Хенкину подробно, в чем заключалась эта проверка, упомянув только, что она подтвердила, что Орлов «оказался абсолютно порядочным человеком». Возможно, Фишер опасался, что его бывший товарищ — «Швед» — мог раскрыть американцам его настоящее имя и британское гражданство?