Роковые иллюзии - Олег Царев

Мрачные заявления, сделанные Орловым перед сенатом два года назад, относительно возможной причастности Зборовского к смерти Седова и ликвидации Рейсса, не сыграли решающей роли для обвинения Зборовского в лжесвидетельстве. Нельзя также, как полагают некоторые, приписывать Орлову предоставление информации, которая помогла ФБР свернуть работу агентурной сети Собла. Однако, как теперь стало ясно, завышенная оценка Орловым значимости Зборовского, которую он дал сенатскому подкомитету, возможно, мотивировалась необходимостью удовлетворить надежды сената, предвкушавшего его «сенсационные свидетельские показания». Роль, которую сыграл Орлов, должна была снискать ему расположение самых влиятельных членов сената и председателя подкомитета Джеймса О. Истленда вместе со своим персоналом. Это подтверждается письмом Орлова, хранящимся в документах подкомитета, которое показывает, что он воспользовался своим свидетельстве против «советского агента-провокатора Марка Зборовского», чтобы напомнить Джею Сауруйану, влиятельному адвокату комитета, о его собственной «проблеме, связанной с иммиграцией». «Нерешенный вопрос о его статусе» и «тяготы», которые были вынуждены переносить он и его жена, будут существовать в течение всего времени, пока законопроект, внесенный от их имени сенатором Бендером, «ждет рассмотрения», жаловался Орлов.

«Я не прошу какого-то особого обращения», — подчеркивал Орлов, напоминая о себе Сауруайну, когда со времени его показаний прошло четыре месяца. Со всей откровенностью он выразил свою мысль следующим образом: «Единственное, что я хотел бы, чтобы было сделано в моих интересах, это как можно скорее назначить слушание моего законопроекта сенатским комитетом по вопросам иммиграции»[811].

Наконец Орлов получил свою компенсацию за сотрудничество с подкомитетом по внутренней безопасности, когда 20 июля 1956 г. законопроект, дающий ему право на постоянное проживание, был подписан президентом Эйзенхауэром и стал законом. Орловы так никогда и не стали американскими гражданами, но они победили в затяжной борьбе с ФБР, и самые важные секреты генерала по-прежнему остались неразглашенными. Не раскрыл он их и в ходе второго своего появления перед подкомитетом по внутренней безопасности в феврале 1957 года, где привел в возбуждение сенаторов, рассказав историю о том, как он тайно вывез в Россию весь золотой запас Испании. И в этом случае это вновь позволило отвлечь внимание от его роли в сталинской чистке рядов испанских марксистов. Допрос проходил по-джентльменски, что дало возможность Орлову отрицать обвинения в связи с его деятельностью в Испании[812].

Как Орлов впоследствии будет заверять Феоктистова, ничто из того, что он раскрыл американцам, не могло причинить какой-либо ущерб оперативной деятельности советской разведки. Даже если и подозревали, что Орлов приложил руку к разоблачению Зборовского, это не было бы сочтено сокрушительным ударом для советских агентурных сетей, поскольку к 1945 году его перестали считать активным агентом. В своих показаниях перед сенатским подкомитетом, как и в ходе допросов следователями ФБР и Службы иммиграции, Орлов скрыл действительно важные секреты за мастерски возведенной стеной полуправды и полулжи. Он еще раз доказал свое прежнее мастерство в искусстве использования дезинформации в качестве и оружия, и щита. Орлов скажет впоследствии Феоктистову, что было сравнительно нетрудно обмануть американцев относительно деталей его собственной карьеры, поскольку они поверили сенсационной истории, которую он рассказал им о Сталине[813].

Орлов преувеличил значимость Зборовского, хотя на самом деле, как показывают советские документы, она была не столь высока. Этим он способствовал созданию уверенности в том, что он сделал важнейшее разоблачение и тем самым внес вклад в расследования конгресса. Как показывают протоколы его допроса в ЦРУ, проведенного для французской службы безопасности в 1965 году, Орлов даже десять лет спустя все еще был способен ввести в заблуждение, выдвинув дискредитирующие обвинения против Даллинов, предупредив, что профессором «без его ведома могла управлять в своих интересах и контролировать его советская служба». Более того, он даже заявил, что Даллин и его жена принадлежали к «троцкистским элементам», которые «делали вид, что помогают» властям США, однако в их ряды «глубоко внедрились, а может быть, и сейчас внедрены советские агенты»[814] (см. Приложение III).

Насколько удалось Орлову ввести в заблуждение следователей, видно из того факта, что один из них по фамилии Рамсей, автор отчета о допросе, отмечал, что «Орлов считает, что Зборовский продолжает участвовать в советских операциях в Соединенных Штатах и что отношения между Зборовским и Даллинами представляют из себя взаимосвязанность и продолжают оставаться важными»[815].

Как ясно показывают советские документы, Орлов «делал вид, что помогает» властям США, преувеличивая значение Зборовского и вводя их в заблуждение своим ловко закрученным объяснением того, как он узнал о зловещей деятельности Марка. Письмо с угрозой разоблачения, написанное им в 1938 году Ежову, где упоминается «Тюльпан», ясно показывает, что он знал о Зборовском все. В приложении к письму он угрожал разоблачить «всю работу, проделанную «Тюльпаном» и «Гаммой» [Борис Афанасьев, куратор Зборовского в Париже]». То, что он лгал, утверждая, что не знал, кем был Зборовский, подтверждается еще одним письмом того времени, хранящимся в досье Орлова[816]. Письмо было от «Фина» (псевдоним Георгия Николаевича Косенко, который был резидентом в Париже в 1938 году под фамилией Кислов). В сообщении Центру от 19 августа, то есть через месяц после исчезновения Орлова из Испании, Косенко, называя Орлова «Беглец» (псевдоним, использовавшийся НКВД до того, как от плана его поиска отказались), пишет: «Как объяснить тот факт, что две страницы рапорта «Тюльпана» оказались в руках у «Беглеца»? Он [Орлов] был в контакте с ним примерно в течение полутора месяцев в конце 1937 года»[817].

Другие документы показывают, что Орлов, будучи главным представителем НКВД в Испании, также контролировал каналы связи, установленные между ПОУМ и троцкистами в Париже. Это осуществлялось агентом под псевдонимом «Стед», выступавшим в роли курьера между Барселоной и штаб-квартирой Седова во французской столице[818]. Это подтверждает, что Орлов принимал активное участие в деятельности и знал не только Зборовского, но и других агентов, задействованных в операции по внедрению в троцкистскую организацию. Отвечая на вопросы ЦРУ в 1965 году, Орлов, в дополнение к тому, что он рассказывал ФБР и сенатскому подкомитету, утверждает, что, после того как он стал свидетелем встречи в 1937 году между Афанасьевым и Зборовским в парижском парке, он предпринял первую попытку предупредить Троцкого, написав «письмо печатными буквами на его имя в Мехико, без указания точного адреса, в котором предупреждал, что в его парижскую организацию внедрился советский агент-провокатор»[819].