Ценностный подход - Юлия Келлер

«Кто? Какое место?»

Не считаю нужным пояснять, поэтому просто извиняюсь и ухожу к себе в сектор.

Глава одиннадцать

Вечера становятся для меня настоящей пыткой. Вчера после работы я прошла пешком три станции метро только для того, чтобы оказаться дома на час позже обыкновенного. Может быть, поэтому, а, возможно, из-за нервного перенапряжения, которому подверг меня господин Юн, я уснула сразу, как только оказалась в кровати. Никакого «Декстера» и книжек перед сном. Я не видела никаких снов, проснулась на удивление разбитой, словно прикорнула на минутку, а тут уже вставать. Наверное, мне придется неделю отсыпаться – так я нанервничалась в связи с последними событиями.

На улице неожиданно похолодало, и мне пришлось надеть свой новый плащ. Как обычно, опаздывая, я залетела на проходную и чуть не врезалась во Владлена, который успел среагировать и отойти в сторону. Мы снова не поздоровались, и я почувствовала себя странно. Каждый день подходить к человеку, улыбаться ему, целовать его, а теперь пробежать мимо, словно вы просто парочка незнакомцев, вроде тех, кто годами может работать на одном предприятии в соседних цехах, но не иметь представления, как зовут другого.

Никита уже ждал меня с кофе и печенюшками. Вообще-то я не фанатка сладкого, но закусить хоть чем-то этот вкус горячего ракетного топлива – огромный соблазн.

«Почему я все время забываю купить нам сюда нормальный кофе?» – спрашиваю я то ли Никиту, то ли себя.

«Потому что тогда это не будет вкусом заводского утра, понимаешь. Ты приходишь сюда пить не обжаренные семена арабики, а мутную гадость, потому что это – традиция, а традиции, как известно, добавляют нам человечности».

«Нет, все дело в том, что я просто забываю. Последнее время моя память оставляет желать лучшего».

«Подсознание отбрасывает ненужные тебе вещи, – пожимает плечами Никита, – то, что тебе действительно нужно, ты не забудешь».

Вероятно, он прав, и от его правоты желание пожевать печеньку и перебить горечь во рту становится непреодолимым. Я тяну руку к пачке, но Ники меня останавливает, накрывают своей ладонью мою руку.

«Давай сходим погулять вечером. Я знаю, что ты кайфуешь от такой погоды».

Каким бы удивительным ни показалось совпадение, но именно в этот момент от Владлена приходит смс. Оно высвечивается на экране, и я читаю его почти против своего желания: «Классный плащик». Так оно и случается: тебя бросает парень, ты переживаешь, чуть ли не умоляешь вернуться, но он непоколебим, а стоит тебе, спустя некоторое время, всего лишь пройти мимо, как тут же он отвешивает комплимент.

«Да, мы можем пойти, – говорю я, хотя изначально планировала найти любой повод, чтобы отказаться, но плащевая тема разозлила меня, – только сам придумай куда».

Съесть печеньку я так и не удосуживаюсь, как и ответить на сообщение. Всё время до оперативного совещания я думаю о том, что же со мной произошло за сутки? Чувствую, как изменилось что-то важное внутри, но не могу определить, что именно. Возможно, я поняла, что Владлен – тот, о ком не стоит сокрушаться. Есть же и другие. Фарбер вот. Да, у него есть девушка, но он – пример того, что на одном парне со средними, кстати говоря, умственными способностями, что называется, не сошелся свет клином.

Сегодня мы встретимся с Никитой. Начинать новые отношения на работе я точно не собираюсь, но отвлечься не помешает.

«Крутой плащик», – замечает Никита, когда я выхожу из здания завода после работы.

«Ты уже решил, куда мы пойдем?» – интересуюсь я, хотя на самом деле мне хочется спросить, не сговорился ли мой спутник с Владленом.

«Да, пошли».

Мы спускаемся на безлюдную из-за штормового ветра набережную, над которой висит угрожающе хмурое небо. Кафе или лучше сказать заведение, которое выбрал для нас Никита, находится в ста метрах от Волги. Хотя помещение закрыто со всех сторон, людей там тоже мало. За столиками в разных углах зала сидят три парочки. Мы, естественно, занимаем четвертый угол, дабы не особенно выделяться. Я заказываю кофе и салат, а Никита устраивает себе ужин по полной программе с шашлыком, картофелем-фри и десертом к чаю. «Здесь довольно сносно готовят, – уверяет меня Никита, – зря ты не хочешь попробовать что-то ещё. Салат – пустая еда».

Так, первый звоночек, который не сулит мне ничего хорошего. Вполне может оказаться, что мне предстоит провести вечер с сундуком банальностей и пошлостей. Пока я опасливо выжидаю, какую тему для разговора выберет Никита, он успевает выпить чай и заказать ещё.

Думала, что мы будем говорить о нашем прошлом, ища точки соприкосновения, как обычно происходит на свидании. Но происходит не так. Наверное, дело в том, что эта встреча у нас далеко не первая, и мы уже успели наговорить друг другу много того, из чего можно сделать выводы, каков человек. Но, вероятно, я не слишком много понимаю в людской сущности или просто прежние изречения Никиты слушала невнимательно, потому что он казался мне неплохим парнем. Может быть, он даже таковым и является, но прожевав половину своей порции шашлыка, Никита заявляет:

«Я знаю, что ты переживаешь, но этот придурок тебя не достоин».

Не могу удержаться от глубокого вздоха, после чего отодвигаю тарелку с салатом в сторону – аппетит внезапно пропадает. Почему всем нужно обязательно в моем присутствии упомянуть, что Владлен меня недостоин? Да, мы расстались, да, я переживаю, но если человек хочет, чтобы я поскорее забыла об этой неприятной ситуации, не лучше ли ему вообще не затрагивать данную тему?

Может, я ему изменила, – предполагаю, глядя Никите прямо в глаза, – в таком случае он меня тоже недостоин?»

«А ты ему изменила?» – Курчатов-младший даже жевать перестает.

«Ты скажи мне, ведь ты без труда определяешь, кто кого достоин».

За резкость в голосе совсем не стыдно. Возникает непреодолимое желание просто подняться, развернуться и уйти. Но что-то удерживает меня на месте. Зато Никита удивлен моим взрывом. Он-то, наверное, думал, что достаточно будет полить грязью моего бывшего, чтобы расположить меня к себе окончательно.

«Может, поговорим о чем-нибудь более приятном?» – предлагаю я успокоившись.

Никита быстро и охотно соглашается:

«Да, я понимаю, если ты не хочешь обсуждать это. Я просто думал, что тебе нужно выговориться о том, как у вас всё плохо было».

После объяснительной речи Никита замолкает. Видимо, мы способны говорить только о работе и Владлене. Мне самой уже начинает надоедать тишина, в которой мы пребываем, но, промотав в голове всевозможные темы, прихожу к выводу, что не существует такой, подняв которую мы не сошлись бы в итоге в ожесточенном споре. Для меня такие дебаты – все равно, что ссоры. Они отнимают кучу энергии и ни к чему не приводят, по крайней мере, меня, поскольку, чем бы спор ни закончился, я останусь при своем мнении, только отношения с оппонентом ухудшатся безвозвратно. Как можно предположить, людей, с которыми я лажу и которых считаю достойными, единицы. Чувствую, после сегодняшнего ужина Никита тоже покинет эту категорию.

Насидевшись и намолчавшись вдоволь, мы выходим на улицу, где начинает накрапывать мелкий дождик. Ветер встречный, и капли больно бьют по лицу, так что мне приходится прикрыть глаза и нос ладонью. Как назло, в эту неподходящую минуту, когда у меня так мало свободных рук, в моей сумочке вибрирует телефон. Звонит Давид.

«Ксения, ты, случайно, не видела моё теплое одеяльце? – спрашивает брат недовольно. – Я весь дом перевернул».

Вообще-то, на плохую память он никогда не жаловался, но алкоголь исправно делает своё дело, и только благодаря ему Давид не может припомнить подробности нашего субботнего вечера.

«Я положила его в комод в маленькой комнате, в которой спала».

«В комод? Зачем?»

В трубке слышатся шаги и скрип открывающейся двери.

«Точно, он здесь. Ты его брала укрываться?»

Я смеюсь и говорю:

«Вот те и раз. Сам же накрыл меня ночью. Или ты так много выпил, что ничегошеньки не можешь вспомнить?»

«Накрывал? Я? – Давид будто некоторое время обдумывает такую возможность, но потом уверенно отрицает её. – Я к тебе в комнату не заходил. У меня нет такой привычки. Я заснул тогда на первом этаже и просыпался только затем, чтобы, пардон, посетить уборную, а на второй этаж и не думал подниматься».

Никита внимательно прислушивается к разговору, так, словно он его непосредственно касается, и это раздражает меня.

«Я бы и не вспомнил про одеяло, – продолжает тем временем Давид, если бы не здешний жуткий холод».

«Возвращайся в город».

«Ну уж нет, у меня осталась всего неделя отпуска, чтобы вдоволь настреляться и напиться горячего шоколада в полном одиночестве».

О том, что он может в любые выходные насладиться прелестями беззаботной загородной жизни, я предпочитаю не напоминать. Подумает ещё, что уговариваю его приехать потому, что он мне особенно нужен здесь. А это не так. Что за брат такой, которому для сестры жалко одного одеяльца? Мог хотя бы притвориться, что накрыл меня им, а теперь мне предстоит ломать голову над тем, кто же это сделал.