Ценностный подход - Юлия Келлер

О том, что он может в любые выходные насладиться прелестями беззаботной загородной жизни, я предпочитаю не напоминать. Подумает ещё, что уговариваю его приехать потому, что он мне особенно нужен здесь. А это не так. Что за брат такой, которому для сестры жалко одного одеяльца? Мог хотя бы притвориться, что накрыл меня им, а теперь мне предстоит ломать голову над тем, кто же это сделал.

«Тогда не возвращайся», – говорю обиженным, даже в большей степени, чем есть на самом деле, тоном, после чего вещаю трубку.

В том, что касается отдыха, мы с братом совсем не сходимся. И дело не в том, что мне не нравится проводить время в домике у Волги. Конечно, это здорово, особенно летом в жару, когда больше ничем заниматься и не хочется, кроме как лежать в прохладной воде и думать о чем-то далеком. Однако все свои отпуска я провожу как можно дальше от нашего города с его однообразными многоэтажками и старыми домами с неприглядными фасадами. Я не знаю здесь ни одного места, где можно было просто отдохнуть душой, где взгляду было бы, за что зацепиться.

Наверное, это не слишком вежливо, но, пока мы идем Никитой по выложенной не так давно плитке, я размышляю над тем, где бы хотела оказаться сейчас.

Глава двенадцать

Если я полагала, что свидание прошло неудовлетворительно, то, видимо, Никита большего и не ожидал. Иначе, каким образом можно объяснить появление на моем столе букета белых роз с запиской: «Надеюсь, наши ужины станут новой традицией»? В свою очередь, я искренне рассчитываю, что подобное больше никогда не повторится. Более того, я почти уверена, что ни за какие деньги больше с Никитой вне завода не встречусь. Может быть, в другой раз я бы пребывала в более поднятой настроении, и он смог бы сделать наше совместное пребывание чуть менее невыносимым, но меня не привлекает и такая перспектива. Сегодня ночью мне приснилось, что Никита собирается меня поцеловать, и я проснулась в три двадцать семь, за полтора часа до звонка будильника, из-за приступа непреходящей тошноты, которая, кстати говоря, до сих пор меня мучает. При таком раскладе не вижу смысла тратить и его, и своё время на бесполезное времяпрепровождение.

Стоит ли говорить, что цветам я не обрадовалась, и даже решила пропустить утренний кофе, и теперь вот подписываю гору паспортов. Инга сразу печатает для меня их около тысячи. Их поток огромен. Мне кажется, большая часть уходит на всякие исправления и прочее. В отправляемом потребителю паспорте не допускается никаких замазываний и зачеркиваний.

«Сейчас ещё десять – и всё», – думаю я, намереваясь отнести эту небольшую по меркам Инги, но давшуюся мне таким трудом стопку Фарберу или кому-нибудь из его замов.

Но тут дверь тихонько открывается, и в моем кабинете оказывается голова Владлена. Да, если быть точной, только его голова пересекает порог моего кабинета, в то время как остальные части тела дожидаются снаружи.

«Привет», – говорит Владлен, и лицо его озаряет улыбка, как будто служащая мне напоминанием того, чем именно он мне нравился, и даже нравится сейчас.

Не отвечаю. Мы несколько дней не здоровались, зачем начинать теперь?

«Смотрю, у тебя появился поклонник».

«А ты думал, – не выдерживаю, – что я настолько страшненькая, что никто больше на меня не позариться?»

«Никогда я так не думал», – отвечает Владлен очень серьезно, и мне не остается ничего другого, как сменить гнев если не на милость, то на терпимость точно.

Только теперь он целиком переносится в мой кабинет. Я подписала все паспорта, которые планировала, но продолжаю подписывать дальше, потому что, если честно, очень хочу услышать, что скажет Владлен, и узнать, зачем он пришел. Но он не торопиться с объяснениями, и мне приходится сообщить:

«У меня много работы, и оперативка через двадцать минут. Говори, зачем пришел, или, будь добр, возвращайся к станкам».

Намеренно говорю с ним начальственным тоном, как будто, пытаясь расширить пропасть между нами. И это странно, ведь ещё недавно я готова была сделать всё возможное, чтобы помириться.

«Ты сегодня пропустила кофе, – говорит Владлен, – обычно я вижу, как ты идешь в лабораторию. Помнишь, как мы раньше пили чай в обед?»

Да, я помню. Мы тогда ещё не встречались, и Владлен каждый день покупал шоколадку, которую мы делили на двоих. Будучи не особенной любительницей сладкого, я все же никогда не отказывалась от угощения, потому что мне была приятна забота и расположение человека, которого всегда считала более умным, добрым, светлым, чем остальные мои знакомые.

Наши чаепития тоже часто заканчивались крупным спором. Иногда мы за эти пятнадцать минут приходили к общему знаменателю, но порой я выходила из себя. Как я говорила, споры я не выношу. Владлен в той же степени, что и Никита, относится к числу людей, с которыми мне обычно просто не хочется соглашаться.

Должна признать, я вообще со многими людьми бываю столь же упряма, но если кто-то соглашается со мной, то, как у Оскара Уайльда в пьесе, «чувствую, что сказал какую-то чушь». Пожалуй, в этом моя главная проблема – в вечном желании противоречить. В конечном счете, я действительно не разделяю большую часть взглядов Владлена и Никиты, так что не стоит думать, что я не в себе.

Когда мы с Владленом начали встречаться, чаепития стали редкими, а позже я и вовсе заменила их утренним кофе в компании двух чужих мне молодых людей. Кстати, куда, интересно, подевался Данила? Уже давно его не вижу.

«Я могу приготовить тебе кофе, – предлагает Владлен, подсаживаясь ближе, – и принести его тебе утром. Прямо в постель».

Если бы он не сидел так близко и не говорил так внятно, я бы решила, что ослышалась и галлюцинирую, но нет – мой бывший парень действительно пошел по легкой, проторенной дорожке наименьшего, как ему, наверное, показалось, сопротивления. Но я отвечаю вполне уверенно, хоть и без некоторого промедления:

«Пожалуй, откажусь».

Несмотря на то что я говорю с легкостью, на самом деле мне становится жутко неприятно. В который раз при общении с бывшим парнем, ощущаю себя так, словно на меня вылили ушат грязи, а в запасе только пара влажных салфеток, и нет никакой надежды на душ.

«Почему? – спрашивает Владлен, явно удивленный отказом. – Мне казалось, что тебе нравилось, как я… ммм… готовлю кофе».

Его эвфемизм приводит меня в бешенство, но я стараюсь сохранять спокойствие, поскольку через пятнадцать минут мне нужно будет появиться на совещании, и я не хочу, чтобы меня там видели в разъяренном состоянии. По крайней мере, точно не желаю, чтобы такой меня видел Фарбер. Опять в моих мыслях появляется начальник сектора, и он является как раз тем, что значительно охлаждает мой пыл. Обращаюсь к Владлену уже скучающим тоном:

«Ты ведь обо мне ничего не знаешь, так? Всё это время ты думал так, как я хотела, чтобы ты думал, а на деле совершенно не представляешь, что мне нравится, а что нет, что важно, а что не имеет никакого значения. Я объясню: ты сказал мне несколько дней назад, что со мной неинтересно, верно?»

Владлен кивает. Одно из его неоспоримых достоинств – он никогда меня не перебивает, так что я могу продолжить свою мысль:

«Понимаешь ли ты, что теперь предложение провести вместе ночь выглядит оскорбительным? Словно говоришь: общаться с тобой, конечно, не о чем, но вот переспать можно».

«Я не это имел в виду», – объясняет Владлен.

Или я ему не слишком верю, или мне просто становиться всё равно, но особого значения его словам не придаю. Поднимаюсь со своего места вместе с паспортами, открываю дверь и бросаю через плечо:

«Тогда нужно было бы придумать что-то более соответствующее извинению и раскаиванию, что-то, отчего тебя не будет хотеться презирать».

Выхожу из своего кабинета и вижу, как в тридцати метрах впереди Фарбер открывает дверь в свой. Он поворачивает голову в мою сторону и на несколько секунд останавливает на мне свой взгляд, который как будто служит источником невероятной силы и уверенности. Вдруг я перестаю сомневаться и понимаю, что все то, что сказала минуту назад, было верно.

Наконец, мы обмениваемся с Фарбером легкими кивками головы, что на нашем языке обозначает взаимную или только мою персональную радость от встречи. Никогда до настоящего момента мне не приходилось видеть, чтобы человек открывал дверь столь продолжительное время, и то, что подобное случилось из-за нашего переглядывания, сильно льстит моему недавно пострадавшему самолюбию. Поэтому, когда Фарбер, как будто при замедленном воспроизведении видеозаписи, заходит в кабинет, я иду следом уже в сильно приподнятом настроении.

Видимо, почувствовав что-то, Владлен догоняет меня. Стараюсь вырваться, но он крепко держит меня за запястье.

«Хотя бы пообедать вместе мы можем? – спрашивает он так, словно действительно отчаялся. – Или и в этом предложении ты видишь желание нанести тебе оскорбление?»