Ценностный подход - Юлия Келлер

«Ты тоже, Глебчик, у нас архитектор в плане сотворения какой-нибудь фигни», – мой брат садится рядом с Шафровым на поваленное, надеюсь, что не специально для задницы зама по техчасти, дерево.

Женские имена я никогда не запоминаю, а вот парня по имени Енисей выветрить из памяти не так-то просто, тем более что внешность у него специфическая, дизайнерская, так сказать. Он нравится мне, поскольку очень отличается от тех, с кем я общаюсь обычно. Я даже прощаю ему его чудовищное по своей отвратительности «Я найду твои следы. Иду! За тобой».

Довольно быстро мы начинаем общаться так, как будто давно знакомы, и только Фарбер остается невеселым. Оказывается, не только я одна замечаю это. Одна из девушек вдруг поднимается со своего места, подходит к нему и обнимает. Ростом она ещё ниже меня, поэтому ей приходится порядочно потянуться на цыпочках, чтобы достать до его шеи и обхватить её руками. Внезапно ловлю себя на мысли, что слишком уж открыто наблюдаю за этой парочкой, но отвожу взгляд не сразу – такими милыми они оба мне кажутся.

«А пойдёмте все к нам! – вдруг предлагает Давид. – Возьмем ещё выпить, поиграем в монополию. В доме есть бильярдный стол для любителей и еда там какая-то должна быть».

«И бассейн, – добавляю я, – не забывай про бассейн, все приходят к нам из-за бассейна».

Раздается всеобщий смех, хотя я и не думала шутить. Так часто бывает. Шафров, видимо, вместе со своим коньяком довели моего брата до того, что ему вдруг приспичило веселиться. Посмотрев на Енисея с озорным блеском в глазах, Давид добавляет:

«Караоке можно включить», – и вызывает новую порцию смеха.

Не знаю, что стало определяющим моментом: наличие у нас бассейна или караоке, но никто не высказывается против того, чтобы перенести веселье метров на триста от Волги, туда, где вид не столь живописен. Хотя это безусловно, должно было бы стать огромной утратой для людей от искусства. Я иду впереди всех, чтобы успеть спрятать ружья до того, как до них доберутся наши уже не очень трезвые гости.

Быстро проверяю смазку на оружии, и уже собираюсь закрывать дверцу так называемого шкафа, который представляет собой нишу в стене, как на пороге нашего сарая появляется Фарбер.

«Я так понимаю, видеть это мне не полагалось?»

Ничего не отвечаю. Спокойно закрываю дверцу, вещаю замок, а ключ кладу в карман.

«У вас даже в сарае можно с удовольствием пожить», – выдает гость, оказывается, он тоже умеет делать комплименты.

«Все-таки в доме будет удобнее», – парирую я.

«Твои?» – Фарбер показывает рукой в сторону оружия.

«Нет, брата».

«Брата?»

«Да, того, самого Давида Канкрина. Он брат, а не то, что вы там себе подумали».

По тому, как Фарбер смущается, понимаю: подумал-то он как раз, что раз дом наш, мы живем здесь вместе как парень с девушкой. С раздражением в голосе добавляю:

«Все мы чьи-нибудь братья или сестры, дочери или сыновья…»

У меня не имелось причин сомневаться в догадливости Фарбера, но то, что сейчас он мгновенно разгадывает смысл сказанных мною слов, мягко говоря, удвляет.

«Блата у меня никакого нет, – резко отвергает он все мои предположения, которые так и остались невысказанными, – с Третьяковым и Разумовским я учился вместе в универе, поэтому давно знаем друг друга. Всё? Больше никаких проблем?»

Не дождавшись ответа, Фарбер разворачивается и уходит в дом. Если уж на то пошло, то у меня проблем не было. И вообще, какая ему разница, что я о нем думаю?

Глава семь

Решив особенно не мудрить, принимаюсь стряпать бутерброды буквально из подручных материалов. К счастью, именно по закускам я спец. Знаю, куда, что и как подать, чтобы было не только вкусно, но и радовало глаз. За нарезанием второго по счету огурца меня застает та девушка, которая обнимала Фарбера на берегу. Как бы ни старалась, не могу вспомнить её имени. Когда я поднимаю глаза, она улыбается открытой улыбкой, на которую невозможно не улыбнуться в ответ.

«Он всегда такой на днях рождениях, – произносит девушка, хотя я её ни о чем не спрашивала, – особенно на моих».

Могу только подозревать, что она имеет в виду. Наверное, ей неловко от того, что её парень – а я полагаю, они встречаются – ведет себя столь отчужденно.

«Всё в порядке», – уверяю я, вспомнив, что минут пятнадцать назад, в сарае он даже пытался быть любезным, пока я всё не испортила.

Огурцы подходят к концу, а я всё ещё понятия не имею, как зовут мою собеседницу, из-за чего чувствую себя скованной. А она принимается нахваливать окрестности:

«Я обожаю природу, и мне нравится, что наш город изобилует зеленью. Можно вот так уехать на небольшое расстояние, и ты уже оказываешься в лесу. Про Волгу, пляжи я вообще молчу. Столько красивых видов. Помню, когда я приехала сюда и только поступила в универ, город мне не очень понравился. Какой-то старый, потертый, как мамины джинсы времен расцвета популярности „Битлз“. Но курсе на третьем начали выезжать с группой за город, писать на пленере, и я с первой же поездки переменила точку зрения».

«Откуда ты приехала?» – мне вдруг и в самом деле становится любопытно.

Девушка машет рукой куда-то за мою спину и произносит название места, о котором я никогда раньше не слышала.

«Это в Мордовии, – поясняет она, – недалеко от меня и Роберт жил, тем удивительнее, что познакомились здесь, правда?»

Мне нравится, как эта девушка разговаривает со мной: словно мы школьницы, и она новенькая в нашем классе. На новом месте ей многое кажется восхитительным, о чем она тут же сообщает. Обычно люди не столь открыты, и предпочитают не произносить своих мыслей вслух. Думаю, они так делают, чтобы защитить себя, но на деле выходит по-другому – чем меньше мы скрываем, тем надежнее защищены. Я, например, предпочитаю, чтобы окружающие знали обо мне как можно больше, поскольку если они не знают, то начинают придумывать, а это порой превращает жизнь в череду неловких оправданий, бессмысленных диалогов и вообще делает тебя объектом пристального внимания всех и вся.

А ведь во мне нет ничего загадочного. Я – Ксения, мне двадцать три года, у меня есть единоутробный брат и родители, с которыми я не обращаюсь уже почти шесть лет. То есть это с матерью почти шесть, а с отцом – и того больше. В шестнадцать лет, едва окончив школу, я пошла работать на завод, и вот год назад стала руководителем отдела технического контроля сектора А. Тут мне повезло: женщина, которая занимала эту должность, ушла на пенсию, а я как раз тогда получила диплом. Я пришла к Привалову, чтобы узнать, нужна ли ему ксерокопия моего диплома, а он сделал мне предложение, от которого как в «Крестном отце», «он не сможет отказаться». У меня вроде как есть парень, а, может, уже и нет, если учитывать то, что произошло тридцать первого числа. Мы встречались больше года, точнее, четыреста десять дней, большая часть из которых прошла в ссорах. Знаю несколько пар, которые состоят в отношениях такого же рода, но никогда не думала, что подобное может произойти со мной.

Все вышеизложенное я могу сообщить любому человеку, которому станет интересно узнать, так как тайн у меня нет. Я же не разведчик. Поэтому мне нравится девушка Фарбера – она простая, открытая, обаятельная, чего не скажешь о самом нашем начальнике. Вот и со мной она быстро нашла общий язык, что не всем удается.

Моя собеседница берется помочь с бутербродами. У неё всё получается делать намного быстрее, чем у меня, так что совсем скоро мы наполняем вторую тарелку бутербродами, и тут же относим закуски в гостиную, где веселье в самом разгаре. Давид, как обещал, включил караоке, и теперь Енисей получил возможность выкрикивать слова: «Иду навстречу цветным витринам, мимо пролетают дорогие лимузины» под готовую музыку, при этом не пытаясь беспощадно извлекать оригинальную мелодию из гитары.

Шум стоит невероятный, так как подпевают и Давид, и жена Разумовского, и Шафров – как уж без него. Внимание остальных сразу привлекают бутерброды. Судя по всему, шашлык был съеден уже давно. С удивлением наблюдаю, как некая длинноногая и чрезвычайно стройная, если не сказать худая, девушка с легкостью отодвигает мощного Шафрова от одной из тарелок, крича при этом:

«Тебе-то куда?!»

Опасаясь встать между бутербродами и кем-то особенно голодным, я ухожу в дальний угол гостиной, где находится небольшая барная стойка, и сажусь на высокий стул. Так мне всех великолепно видно. Развлекаться же так, как это делают остальные – не моё. Я не чувствую себя радостной от плясок или громких выкрикиваний текстов песен в микрофон. И не из тех я, кто может всю ночь шуметь, смеяться и шутить, а наутро с восторгом вспоминать то, что было. Хотя, конечно, и у меня раньше многое происходило. Бурная юность с влюбленностями, пьянками, побегами из дома, прогулками по крышам, походами по клубам и так далее – все это существовало и в моей жизни, и, возможно именно поэтому, подобное теперь мне не интересно.