Тайна замковой горы - Людмила Георгиевна Головина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иолла залилась новыми потоками слёз.
– Ну полно, дочка, полно, – смягчился Теодор Терс, – это будет тебе хорошим уроком. Ты у меня красивая, будут ещё у тебя и женихи, и воздыхатели.
– Такого не будет! – сквозь слёзы выкрикнула Иолла.
– Ты что, любишь его? – изумился отец.
– Люблю? Да я его ненавижу! Аристократишка паршивый! Но он – самый богатый жених королевства! У него отец граф, и он сам станет графом! Король – друг их семейства! Я бы блистала в свете, и каждый день мои фотографии появлялись бы в светской хронике! Все бы передо мной преклонялись и завидовали!
Терс слегка загрустил :
– Поверь, дочка, выходить замуж с таким отношением к будущему мужу – плохая идея. Ладно, пусть не любовь, но какая-то привязанность должна быть? Без этого не будет счастья.
– Ну что ты в самом деле заладил: любовь, счастье! – обозлилась Иолла, – при чём здесь всё это?
Теодор Терс какое-то время молчал, а потом со словами:
– Ты вся пошла в свою мать, – встал и покинул комнату.
От изумления у Иоллы даже высохли слёзы. Впервые в разговоре с ней отец упомянул о матери.
Когда Иолла была ещё совсем маленькой девочкой, она иногда спрашивала у отца, где её мама? Ведь у всех должна быть мама? Отец либо отшучивался, либо переводил разговор на другое. Но когда ей было лет девять, нашлись «добрые» люди, которые ей во всех подробностях расписали некрасивую семейную историю. Иолла несколько дней ходила мрачная, отец даже решил, что она заболела. Но на самом деле за эти дни в её душе выросла огромная, неутолимая ненависть к женщине, которая её родила, а потом с легкостью бросила ради богатства. И вот сейчас отец сказал, что она похожа на эту женщину, которую Иолла презирала всей душой! И причём тут любовь, о которой они говорили перед этим? Нет, Иолла этого понять не могла.
Она решила, что сейчас её цель – найти такого богатого, блестящего и знатного жениха, чтобы эту новость обсуждали во всех домах Медиленда, чтобы в газетах появились её шикарные фотографии, и чтобы Поль горько пожалел, что упустил своё счастье!
121. Четвертый белый камешек (окончание)
– Поль, расскажи мне ещё о чём-нибудь, – попросила Полина. – Я так люблю слушать тебя, как будто читаю интересную книгу. Хоть ты и сомневаешься, но я вижу: у тебя настоящий писательский дар.
– А о чём ты хотела бы услышать? – спросил Поль, – ну хочешь, я расскажу тебе историю о рыцаре Валенте Вундерстайне, Друге короля Эдвина Победителя? Такую, как мне рассказал отец?
– Да, с радостью.
Поль обнял Полину и начал повествовать о тех далёких временах.
Вечером четвертый камешек переместился в левую кучку, и в правой их осталось всего три. Увы, как быстротечно время!
122. Пятый белый камешек
Неужели им осталось жить на острове всего три дня? Эта мысль наполняла сердца грустью. Казалось бы – неделя! Да это целая вечность! Сколько всего можно сделать! И вот, прошло уже больше половины срока.
Утром пятого дня Поль удивил жену: спросив: умеет ли Полина сплетать венки? И, услышав положительный ответ, повлёк её на поляну, где росли чудо-цветы. Полина сплела два пышных венка и возложила их: один – на голову мужа, а другой – на свою.
– «В моем венке – вьюнок.
Я вью венок – твой юный лоб венчать.
Ведь я тебе принадлежу,
Как сад,
Где мной взлелеяны цветы
И сладко пахнущие травы»… – продекламировал Поль.
– О, как это красиво! – восхитилась Полина, – кто это написал, ты?
– О нет, к сожалению, до таких стихов я ещё не дорос, и вряд ли когда-нибудь дорасту. Ты не поверишь, но это стихотворение написано несколько тысячелетий назад. Некий безвестный древнеегипетский поэт или поэтесса излили в нём свои чувства.
– А написано будто сейчас и будто о нас, – задумчиво проговорила Полина. – Удивительно: тогда люди так мало знали об окружающем мире, а вот чувствовали точно также, как мы и находили проникновенные слова, чтобы эти чувства запечатлеть в веках.
– Это потому, что любовь, как и человеческая душа не имеет возраста, моя родная!
Потом они направились к источнику. По дороге Поль закончил читать стихотворение:
– «Ты выкопал прохладный водоем.
И северного ветра дуновенье
Приносит свежесть,
Когда вдвоем гуляем у воды.
Рука моя лежит в руке твоей.
По телу разливается блаженство,
Ликует сердце.
Мы идем бок о бок
Мне голос твой – что сладкое вино.
Я им жива.
Еды с питьем нужнее мне
Твой взгляд».
Да, это было про них. И вот он, светлый, вечно журчащий ключ. Поль открыл, наконец, свой замысел: он решил сделать фотографию Полины в образе античной нимфы на фоне источника. Он вручил ей захваченное с собой белое парео и помог задрапировать его в виде хитона. Полина села на край каменной чаши, опустила босые ноги в прозрачную воду, а руку подставила под сбегающую струйку воды.
– Ну, как я смотрюсь? – спросила она.
– Ты неотразима! Настоящая лесная волшебница! – воскликнул Поль и защелкал затвором фотоаппарата.
– Давай, я тебя тоже сниму, – предложила Полина.
– Да ну, не надо, какой из меня мифологический персонаж! – стал отнекиваться Поль. Но его жена всё же отобрала у него фотоаппарат и отсняла несколько кадров. На обратном пути Полина попросила:
– Прочти что-нибудь ещё…
– Ладно, слушай. Был такой древнеримский поэт Флор. Он написал такое четверостишье:
«Грушу с яблоней в саду я деревцами посадил,
На коре пометил имя той, которую любил.
Ни конца нет, ни покоя с той поры для страстных мук:
Сад все гуще, страсть все жгучей, ветви тянутся из букв».
– Да, – немного помолчав, сказала Полина, – настоящая любовь, пусть даже и безответная, никогда не забывается и постоянно дает в душе всё новые побеги, доставляя одновременно и радость, и страдание. Мне кажется, именно об этом хотел сказать поэт. Поль, сколько в мире написано прекрасных строк! Обещай, что ты будешь мне их читать!
– Милая,
