Троя. Герои Троянской войны - Ирина Измайлова

Гектор, нахмурившись, опустил голову и несколько мгновений молчал. — Почему мы все трое думаем, что там опасность? — наконец, резко спросил он.

— Я не знаю, — Ахилл оглянулся через плечо на расползающийся по площадке туман. — Может, ее там и нет. Но все равно, тебе идти туда не надо. Твои жена и сын ждут тебя. Забыл?

— Может, тогда все пойдем? — спросила Пентесилея и вдруг сама себя оборвала: — Да что за глупости! Что с нами делается? Какая-то дыра в горе пугает нас больше, чем войско лестригонов?!

Все трое в смущении переглянулись. Да, они не могли понять, что их тревожит, а возможно, действительно пугает… Непонятное несоответствие роскошной дворцовой двери в скалистой стене и пустынных окрестностей? Странные женские фигуры и загадочный ароматный туман, клубящийся возле входа в пещеру? Или это ощущение идет из глубины души, из самых тайников подсознания, ибо они, все трое, пережили в жизни столько опасностей и столько смертей, что их души научились ощущать смерть издали? Что это такое? Не странно ли, что трое самых знаменитых воинов Ойкумены в нерешительности стоят у порога пещеры, внешне ничем не опасной?

— Так или иначе, — жестко сказал Ахилл, — раз у всех нас есть сомнение, лучше быть осторожными. Итак, я туда войду и, если вы услышите шум драки, то сразу ко мне присоединитесь. Ну, а если я пойму, что все спокойно, то позову вас войти.

— А если не позовешь, и шума тоже не будет? — спросила Пентесилея.

Ахилл засмеялся.

— Тогда решает Гектор. Но такого не может быть. Меня без шума не возьмут. Сами знаете.

Гектор вздохнул и не без внутреннего усилия сдался.

— Ладно. Иди. Только осторожно. Что, если, к примеру, это пещера циклопа[56]?

— Если верить легендам о размерах циклопов, то в такую дверь ему не пролезть, — пожал плечами Ахилл. — а если верить легендам об их силе, то… я с ним справлюсь!

И, не слушая больше никаких возражений, герой спокойно направился ко входу в пещеру.

Едва он шагнул на покрытые ковром ступени, как из дверей вновь заклубился тот же легкий дым, и в проеме показалась женская фигура в желтом. Женщина низко поклонилась, явно приглашая чужеземца войти.

— Или здешний хозяин удивительно доверчив, или это все же ловушка! — прошептал Гектор. — Похоже, у брата даже не спрашивают, кто он такой!

— Мы отсюда все равно не услышим! — ответила Пентесилея, с напряжением следя за каждым шагом мужа. — И потом, они могут говорить на языке, которого Ахилл не знает! Что тут спросишь?

Между тем герой, несколько мгновений постояв на пороге, прошел в резные двери и исчез, будто растворившись в клубах дыма. Из дверного проема донеслось что-то вроде тонких звуков струн, словно отзвуки незнакомой музыки. И стало совершенно тихо.

Гектор и Пентесилея переглянулись.

— Ни звука, — проговорила амазонка. — И он не зовет нас. Что-то не так… Я пойду за ним!

— Нет, — покачал головой царь Трои. — Пожалуй, сделаем так: пойду туда я, и, если так же исчезну, то ты не выдавай себя — затаись. Через несколько часов стемнеет, вот тогда постарайся проникнуть в пещеру незаметно…

— А не будет поздно?

— Не думаю. Я пойду…

Он вышел из тени кустов и двинулся к загадочному входу. И вот тут откуда-то сверху, с каменистого склона, мимо которого он шел, послышался чей-то тихий голос:

— Стой, Гектор! Ни шагу дальше, или ты погибнешь!

Герой резко остановился, одновременно стремительно повернувшись в ту сторону, откуда его окликнули. Пентесилея, тоже все слышавшая, в одно мгновение оказалась с ним рядом.

— Кто это? — Гектор едва удержался, чтобы не закричать во всю силу. — Кто меня зовет?

— Я тебя зову. Я.

Кусты на склоне зашуршали, и из них появился человек. Косматые волосы и борода, обрывки козьих шкур, скорее не скрывавшие, а подчеркивавшие его наготу, загорелая дочерна кожа, — все, казалось, обличало в нем настоящего дикаря. Но говорил он на довольно чистом критском наречии и приблизился к чужеземцам со смелостью и уверенностью, вовсе не присущими обычно пугливым дикарям.

— Если войдете в эту пещеру, вам конец! — повторил незнакомец, переводя дыхание после стремительного спуска со склона. — Похоже, что ты бессмертен, Гектор, коль скоро второй раз оказываешься жив после того, как никоим образом не мог выжить, но даже в этом случае не рискуй!

— Откуда ты знаешь мое имя?! — выдохнул ошеломленный троянец. — Кто ты такой?!

Незнакомец усмехнулся:

— Не узнаешь? Я, должно быть, изменился… А я сразу узнал и тебя, и прекрасную царицу амазонок, и даже Ахилла, хотя уж его-то увидеть живым не мог и думать… Только вот его я не успел остановить — не успел спуститься. А теперь надо его как-то выручить, раз он угодил в эту западню.

— Да кто ты, в конце концов, и почему мы должны тебе верить? — воскликнула Пентесилея.

— О, сатиры рогатые! — всмотревшись, Гектор вдруг вспомнил… — Или я сошел с ума, или ты… Одиссей?!

— Да, у тебя хорошая память. Это я, — он заметил резкое движение Пентесилеи и предупреждающе поднял руку. — И давайте сейчас без лишних вопросов и всего остального. У нас найдется много взаимных упреков — но потом, потом… Если мы сейчас не поспешим, то ты снова потеряешь своего друга, Гектор. За мной, быстрее!

Троянец и амазонка переглянулись.

— Куда ты нас зовешь? — спросил Гектор. — Ахилл вошел в эти двери…

— А вам в них входить нельзя! — воскликнул итакийский базилевс и тут же понизил голос. — Послушайте, вы вправе мне не доверять, но ведь ты знаешь, Гектор, что я любил Ахилла! Эти двери ведут во дворец ведьмы, колдуньи Цирцеи, и этот дым — дурман, который лишает воли и разума. Но это проходит. Хуже будет, если ваш друг успеет выпить кубок ее вина. Вот тогда… нет, стойте — говорю вам, в двери нельзя! Во дворец можно проникнуть сверху, минуя этот дым, хотя это очень опасно. Мы можем успеть. Скорее!

И Одиссей, повернувшись, стал стремительно и ловко карабкаться по склону.

Глава 4

Подъем был крут. Ребристые камни, меж которых предательски осыпался крупный серый песок, кое-где поросли желтоватой травой, а из расщелин торчали, норовя вцепиться в ноги или поранить ладони, ветви колючих кустов. Изредка попадались сосенки, но хвататься за них нужно было с великой осторожностью — у иных корни держались слабо и ствол тут же наклонялся, грозя упасть. То и дело из-под ног шарахались мелкие рыжеватые крысы и бесшумно ускользали по камням ящерицы, а на плоских уступах, куда удобнее всего было бы поставить ногу, поблескивали тонкие кольца млеющих на солнце змей.