Троя. Герои Троянской войны - Ирина Измайлова

— Я узнала тебя, Одиссей! — Цирцея старалась говорить спокойно, хотя глаза ее метались, скользя по гневным лицам победителей и их оружию. — Да, ты оказался слишком хитер и слишком живуч, чтобы пойти на обед моим слугам или рыбам в море… Но кого это ты сюда привел? И с чего решил, что я собиралась отравить этого красивого великана? Я не всех убиваю!

Итакийский базилевс расхохотался.

— О да! Мои спутники тоже были живы какое-то время — живое мясо хранить удобнее, чем мертвое, Цирцея! И я был жив, ты и меня сочла привлекательным и использовала, чтобы убить, скорее всего, последним… Ты обманула так же сотни людей, тысячи, быть может. Твое зелье делало их идиотами. Но мы на сей раз его не пили, почему же ты думаешь, что кто-нибудь из нас поверит тебе?

Колдунья постаралась улыбнуться, хотя ей явно было трудно это сделать — нож Пентесилеи все так же упирался в ее нежную шею.

— Этот остров в моей власти, — достаточно твердо проговорила Цирцея. — Если вы убьете меня, вы и сами здесь погибнете. Вы перебили мою стражу, но моих слуг еще много за пределами дворца.

— Их на острове всего около трех сотен, — сказал Одиссей. — Считал я их не раз и не два. И для нас четверых это — пустяки. Уж поверь.

— Верю. Но вам будут угрожать не только люди. Я помогу вам отсюда выбраться, если вы не тронете меня.

Гектор быстро посмотрел на Одиссея.

— Насколько можно ей верить? — спросил он.

— Ни на волос! — отозвался итакиец. — Она запугивает нас. Я прожил на этом острове два года, и меня не нашли и не убили, ничего со мной не случилось. Так что не стоит ее слушать — я бы убил ее на месте.

— Отважный воин! — сверкнув глазами, закричала колдунья. — Ну-ну, убей… Да, ты здесь выжил, но ты же не смог отсюда выбраться! И никто не покинет остров без моей помощи!

— Вранье! — сквозь зубы бросил Одиссей.

— Можете проверить! — голос колдуньи сорвался на визг, она видела, что Пентесилее очень хочется последовать совету Одиссея.

Ахилл, сознание которого окончательно прояснилось, только теперь до конца понял, какой опасности избежал. С одной стороны, он проклинал себя за беспечность, с которой вошел в пещеру, уже ощутив странный запах прозрачного дыма, но не поверив своему безошибочному чувству опасности. Но, с другой стороны, он, даже одурманенный этим колдовским дымом, догадался не сказать волшебнице о том, что он на острове не один, и это, возможно, спасло его брата и жену. Равно как очень вовремя им на помощь явился Одиссей!

Между тем Гектор размышлял, не торопясь принимать решение. За последнее время он не раз и не два убеждался, как дорого может стоить любая ошибка. Он и прежде слыхал о колдунье Цирцее, от служивших при дворе его отца персов знал о восточных школах магов и заклинателей, о страшных тайнах, которыми их учили владеть. Царь Трои понимал, что угрозы Циреци могут быть реальны, хотя, возможно, она лишь запугивала путешественников, пытаясь сохранить себе жизнь. А оставлять ее в живых было нельзя — она вновь будет заманивать мореплавателей в свою ловушку и вновь убивать их. Если верить легендам о ней, этой женщине и вправду лет сто с лишним… Кто знает, на сколько еще колдовские снадобья и чародейство могут продлить ее век? Взять с нее клятву? Вздор! Чем она может поклясться? Вряд ли для нее что-то действительно свято. Самому дать ей клятву и потом эту клятву нарушить? Нет, до этого он никогда не опускался и вряд ли сможет это сделать, если бы и захотел.

— Пентесилея, отпусти эту женщину, — спокойно сказал Гектор. — Мы стоим вокруг нее, и у нее вряд ли получится сбежать или что-нибудь против нас сделать. А ты скажи мне, Цирцея, неужто тебе и вправду кажется, что ты такая всемогущая? Ведь ты не богиня. — Я не ниже богов! — воскликнула колдунья, гордо выпрямившись, едва рука амазонки разжалась на ее горле и острый, как бритва, нож исчез в ножнах на ремне боевой сандалии. — Я научилась древним магическим заклинаниям, знаю тайный язык и тайные знаки, которые даруют власть над смертными. Великие подземные демоны и духи воздуха служат мне и исполняют мою волю!

— Это ты служишь им и исполняешь их волю! — проговорил Ахилл, слушавший волшебницу с отвращением. — Коварные и злобные духи умеют пробудить в нас, слабых и глупых, тщеславие и внушить, что мы могущественны. Они любят, когда мы любуемся собой и в этом самолюбовании забываем о добре и справедливости. Наверное, им ничего не стоит и убедить человека, будто они ему повинуются и выполняют его волю, хотя творя зло, он сам выполняет их волю. Они помогают нам тешить свои страстишки, и мы за это по их воле населяем мир смертью и страхом. Ведь демоны сами ничего не могут — чтобы зло обрело плоть, им нужны мы! И мы охотно творим пакости, чтобы только думать, что мы лучше других и больше можем. Дураков они из нас делают, а мы этому радуемся!

— Кто научил тебя так думать? — быстро поворачиваясь к нему, спросила Цирцея. — Откуда ты все это взял?

— Сам понял, — пожал плечами герой. — Правда, меня воспитал великий мудрец, который многое рассказал мне о Боге и о демонах, но потом вся моя жизнь стала для меня хорошим уроком. А ты живешь, видимо, много дольше меня, но ничего не понимаешь. Людей я убил не меньше, чем ты, колдунья — это, увы, очевидно. И многие из этих смертей не к моей чести. Но я ни разу в жизни не убивал для своего удовольствия!

Волшебница рассмеялась.

— Меня радует власть. Радует, когда в моей власти оказываются сильные мужчины, и я могу делать с ними все, что захочу! Обычно мужчины владеют женщинами, а я сама владею ими!

— И что, они от тебя рожают? — спросила Пентесилея так спокойно и небрежно, что все трое мужчин подавились от смеха, хотя до того были совершенно серьезны.

Глаза колдуньи налились злобой, из бледно-серых они вдруг стали по-кошачьи желтыми, и в красивом лице явилось внезапно нечто жуткое, совершенно не человеческое.

— Вы все можете сильно пожалеть… — прошипела красавица. — Я… Я не привыкла, чтобы меня судили!

— А я не привык, чтобы мне угрожали. — спокойно сказал Гектор. — Думаю, мы все же покинем остров без твоего разрешения, Цирцея, потому что едва ли с тобой договоримся. Другое дело, что мне страшно не хотелось бы убивать женщину.

— Зато мне страшно хочется ее убить! — вмешался Одиссей. — На моих глазах погибали мои спутники. Так, что если позволите…

Троянцы невольно взглянули на итакийского базилевса. И в это мгновение ловкие пальцы волшебницы раскрыли оправу крупного перстня на ее левой руке, и небольшая зеленоватая горошина, выкатившись из этой оправы, упала в стоявшую на столе чашу с водой. Раздалось пронзительное шипение, и из чаши тотчас повалил густой сизый дым, точно вода вдруг загорелась.