Троя. Герои Троянской войны - Ирина Измайлова

— Отведай моего десятилетнего вина! — прожурчал голос красавицы, и ее ласковая рука тронула его плечо, как крылышко бабочки, невесомо и осторожно. — Вся сладость и вся пьянящая сила винограда в этом вине!

Отведай моего десятилетнего вина! — прожурчал голос красавицы

— За твою красоту! — он ответил улыбкой на ее улыбку и поднес кубок к губам.

И в это мгновение, рванувшись откуда-то сверху, по залу просвистела стрела и пронзила кубок в руке героя, пройдя в двух пальцах от его лица. Вино хлынуло ему на тунику, на колени, он от неожиданности едва не выронил кубка, и в полумрак его сознания ворвалась первая четкая мысль: «Опасность!»

И в это самое мгновение зал огласил дикий визг, и все увидели, как всклокоченная женская фигура пронеслась по верхнему карнизу, безумными прыжками скатилась по одной из лестниц и затем, продолжая неистово визжать, прыгнула на стол.

Стражники, служанки, все — даже сама колдунья — оцепенели, ничего не понимая.

Женщина в короткой черной тунике, окруженная змеями черных распущенных волос, сшибая и раскидывая украшающие стол яства, подлетела к Ахиллу и с торжествующим воплем вырвала из его руки пронзенный стрелой кубок.

— Это вместо твоего сердца, предатель! Изменник! — закричала она, потрясая кубком и топая ногами так, что брызги от раздавленных виноградин летели в стороны, как на настоящей давильне. — Так ты мне платишь за мою преданность, за мою любовь?! Бегаешь к шлюхам?! Надо было убить тебя!

— Пентесилея! — вскрикнул потрясенный герой и почувствовал, как туман, обволакивающий его сознание, разрывается, и реальность возвращается, прогоняя дурман. Оставаться в прежнем сладко-умиленном состоянии во время таких событий мог бы только умалишенный.

— Скотина! — вопила амазонка, прыгая со стола к нему на колени и без смущения запуская растопыренные пальцы в густую массу его волос. — Не насытился красотками?! Ишь нашел гетерочку! Вся в розовом маслице, ручки как персики! А у меня пальцы стерты тетивой и секирой, и кожа черна от загара… Из-за тебя, неблагодарный!!!

Весь этот поток воплей и упреков она изрыгала с дико искаженным лицом, визжа и шипя, как огромная обезумевшая кошка. Цирцея, вначале, казалось, испуганная, при виде диких ужимок незнакомки начала усмехаться, а стража уже откровенно покатывалась, глядя, как огромного и могучего богатыря треплет за волосы взбешенная женщина.

Когда Ахилл, немного опомнившись, оторвал руки жены от своих кудрей, не без урона для них, Пентесилея с тем же визгом замахнулась и влепила ему пощечину, с такой силой, что его голова мотнулась назад.

Этот удар почти начисто разрушил действие колдовского дурмана, оказавшись самым неожиданным и самым сильным средством из всех, какие можно было применить. Впервые в жизни великий Ахилл получил пощечину, и ее нанесла ему женщина, его жена, на глазах нескольких десятков людей!

С ревом раненого быка герой вскочил на ноги, отшвырнув амазонку, будто котенка.

— Ты что?! — громовым голосом крикнул он. — Одурела?! Что с тобой?

Она перекатилась через голову, отлетела через стол почти до противоположной стены, но тут же, под отчаянный хохот стражников, вновь вскочила на стол и, бросившись к мужу, схватила его за плечи:

— Ни-ког-да не прощу-у-у! — взвыла она, но, приблизив лицо, с безумно горящими глазами к самому лицу Ахилла, еле слышно произнесла совершенно другим, очень ясным голосом:

— Ахилл, эта женщина — колдунья, вино отравлено, и все это ловушка. Надо спасаться отсюда!

Он онемел, пораженный еще больше, даже не пытаясь вырваться из ее рук, лишь расширенными глазами впившись в ее ставшие вдруг совершенно ясными и спокойными синие глаза.

— Пентесилея!

— Вперед! — прогремел позади голос Гектора, и в диком страхе завизжала Цирцея:

— Хватайте их! Ко мне!

— Не дождешься, ведьма! — железная рука амазонки стиснула горло колдуньи, и наконечник ножа холодно уперся в ямку меж ее ключиц. — Скажи хоть слово, возьмись за любой кувшин, за что угодно, и я выпушу из тебя дух!

В это время Гектор и Одиссей с двух сторон обрушились на стражу, успев проскочить под сетью прежде, чем та упала, и сеть накрыла пятерых или шестерых темнокожих воинов, даже не задев героев. Девушки-служанки, вереща, кинулись бежать, а воины попыталась защищаться, но им было не одолеть могучих противников. Тем более, что и Ахилл раздумывал недолго.

— Ты был в ловушке, брат! — кричал ему Гектор. — Тебя едва не отравили! Эта тварь погубила уже многих, кто попал в ее лапы!

С яростным проклятием Ахилл схватил один из бронзовых подсвечников и могучим взмахом уложил двух ближайших стражников, затем взмахнул еще и еще раз…

И вскоре все было кончено.

Глава 5

— Кто вы такие? Что вам нужно от меня?

В ярости и страхе колдунья говорила, очевидно, своим настоящим голосом, а не тем нежно-звонким голоском, каким приветствовала Ахилла, встретив в своем чертоге. В действительности голос у нее был резким, металлическим, совсем не молодым и не подходил к ее лицу, которое, даже искаженное и вспотевшее, оставалось прекрасным. На вид волшебнице было не более двадцати лет, ее кожа была нежна и светла, как лепесток лилии, а лицо, округлое, с тонкими и мелкими чертами, казалось кротким и невинным. Ее выдавал подбородок, немного крупный для такого нежного личика и достаточно волевой, и глаза, очень светлые, прозрачные, осененные пушистыми ресницами, но будто прячущие в себе что-то тайное, будто постоянно скрывающие свой истинный взгляд.

— Ты не узнаешь меня, ведьма? — Одиссей подступил к ней, не опуская окровавленного меча, который он отобрал у одного из убитых им стражников. — Ты забыла, как два с половиной года назад заманила меня и моих спутников в эту пещеру и опоила отравой? Все мои товарищи погибли — их сожрали твои слуги-людоеды! Ты думала, что я утонул? Но меня не так просто извести, гнусная тварь!

— Я узнала тебя, Одиссей! — Цирцея старалась говорить спокойно, хотя глаза ее метались, скользя по гневным лицам победителей и их оружию. — Да, ты оказался слишком хитер и слишком живуч, чтобы пойти на обед моим слугам или рыбам в море… Но кого это ты сюда привел? И с чего решил, что я собиралась отравить этого красивого великана? Я не всех убиваю!

Итакийский базилевс расхохотался.

— О да! Мои спутники тоже были живы какое-то время — живое мясо хранить удобнее, чем мертвое, Цирцея! И я был жив, ты и меня сочла привлекательным и использовала, чтобы убить, скорее всего, последним… Ты обманула так же сотни людей, тысячи, быть может. Твое зелье делало их идиотами. Но мы на сей раз его не пили, почему же ты думаешь, что кто-нибудь из нас поверит тебе?