Губернатор - Александр Проханов

– Давайте начнем сбор подписей! В защиту свободы высказываний! В защиту современного искусства! А то попы совсем обнаглели! Из всех углов лезет поповщина! – Лидер местных либералов Орхидеев картинно тряхнул шевелюрой, блеснул очками, как это делал на демократических митингах, призывая голосовать за свою партию. – Вы слышали, неподалеку от Копалкина есть приход с безумным попом, который повесил иконы со Сталиным. Сталин святой, душегуб с нимбом! Говорят, наш губернатор приезжает в эту церковь и молится перед иконой Сталина. Сталинизм под колокольные звоны!

– Что вы удивляетесь! – Шамкин, хрупкий молодой человек с выпуклыми испуганными глазами и тонкой беззащитной шеей, возглавлял местных антифашистов, и на него недавно было совершено нападение. – Наш губернатор зазывает к себе террористов с Донбасса, лечит их, тренирует и отправляет обратно в Донбасс, где они продолжают убивать и насиловать. Мы хотим провести молодежный митинг «Нет империи! Нет фашизму!». Мы очень надеемся, что вы, Николай, придете к нам на митинг со своим золотым саксофоном. – Шамкин благоговейно посмотрел на своего кумира, рок-музыканта.

– Нам нужно объединить усилия, сомкнуть, как говорится, ряды. – Эколог Лаврентьев, представитель Гринпис, был известен своей борьбой с индустриализацией области, которую проводил губернатор. – Плотников застроил нашу губернию заводами, на которых производится бог знает какая продукция. В реках и озерах исчезает рыба. В лесах массовый мор птиц. Грибы отравлены. Радиоактивный фон превышен вдвое. Какую судьбу Плотников готовит нашим детям. Своего-то сынка отправил на жительство в Англию!

– Вот увидите. – Правозащитник Разумников покачал головой. – Так долго продолжаться не может. Когда-нибудь рванет. Не здесь, так в Москве. Не в Москве, так в Питере. Уроки русских революций нашу власть ничему не учат.

– Скорей бы уж рвануло, чтобы дерьмо полетело во все стороны, – сказал музыкант Боревич. – Только бы успеть свалить из этой долбаной страны!

– А что же вы, сударыня, все молчите? Мы вас совсем не знаем. – Эколог Лаврентьев, галантно, с манерами старого ухажера, обратился к Паоле Велеш, которая сияла своим матовым прекрасным лицом, чуть улыбалась пунцовым ртом. – Хотели бы знать, кто вы? Мы могли с вами где-то встречаться?

– Ночью на кладбище. Вы там брали пробы могильного грунта, – с милой улыбкой ответила Паола, повергнув эколога в смущение.

Головинский вошел внезапно, стремительный, блестя глазами, то ли гневно, то ли вдохновенно. Луньков поспевал за ним, борясь с вихрем, который оставлял за собой Головинский.

– Господа, прошу садиться. Разговор предстоит доверительный, переводящий нашу дружбу в деловые отношения.

Все уселись, окруженные зеркалами. Обеденный стол, еще без яств, был уставлен дорогим восточным фарфором. Паола смотрела на Головинского, не узнавая в нем игривого, очаровательного шутника, который развлекал журналистов своими искрометными фантазиями. Теперь это был жесткий, почти жестокий властелин, не терпящий возражений. И эта жестокая сила и деспотизм пугали и влекли Паолу.

– Положение в стране, господа, ухудшается с каждым часом. Кризис и остановка производств. Крым, Донбасс, Ближний Восток и вражда с Западом. Собачья грызня элит и заговор против президента. Все это стремительно сходится в точку и сулит взрыв. Повторяется семнадцатый год, повторяется девяносто первый.

– Пусть взрывается! – произнес музыкант Боревич, скаля желтые зубы. – А я буду играть на саксофоне, как играл в девяносто первом!

Головинский строго взглянул на рок-звезду и продолжал:

– Президент мечется, чувствует себя в западне. Уже никому не верит из своих приближенных. В панике будет срезать головы. Искать людей на стороне. Замышляет «новый курс». Все это, как вы понимаете, грозит катастрофой.

– Он кончит, как кончил Каддафи. Черенком от лопаты. – Правозащитник Разумников злорадно забарабанил пальцами по столу, словно сопровождал барабаном ужасную казнь диктатора.

– Вы не понимаете остроты положения, – осадил его Головинский. – «Новый курс» означает крутой разворот русской истории из будущего, о котором мы с вами мечтали, в прошлое, от которого с ужасом убежали. «Новый курс» – это возрождение империи, война в Прибалтике, в Казахстане, в Молдавии, в самой Европе. Это возрождение сталинизма в его самых жестоких формах. Следующая наша встреча может случиться не в этой зеркальной мечети, а в арестантском вагоне, идущем в Забайкалье на урановые рудники.

– Там заключенный погибает через три месяца от рака крови, – мрачно заметил эколог Лаврентьев.

Паола слушала, не понимая смысла пугающих слов. Не знала, зачем ее пригласил этот властный, с молниеносным взглядом человек. Зеркальная стена хватала ее отражение, передавала другой стене. Та подбрасывала его к потолку, бросала вниз, в зеркальную бездну. Ей казалось, она превращается в стеклянный взрыв, зеркала разрывают ее на части и разбрасывают в разные стороны, в бесконечность.

– У меня есть конфиденциальные сведения из кремлевских кругов. – Головинский медленно обвел взглядом гостей, заглядывая каждому в глаза, и от этого пронзительного взгляда глаза останавливались, превращаясь в лед. – У меня есть точные сведения, что губернатора Плотникова готовят к переводу в Москву. Он становится премьер-министром. Ему поручают осуществление «нового курса».

– Слава богу, отдохнем от него. – Либерал Орхидеев, ожидая услышать ужасную весть, теперь с облегчением вздохнул. – Как говорится, баба с возу!

– К сожалению, вы меня не услышали, – презрительно произнес Головинский. – Вы, либералы, не слышите гулов истории. И поэтому никогда не возьмете власть. Повторяю, Плотникова переводят в Москву, и ему отводится роль Столыпина, спасающего трон от революции. Но он не Столыпин, он Сталин. Его «новый курс» означает ГУЛАГ и миллионы узников, осуществляющих насильственную индустриализацию. Он маньяк индустриализации любой ценой. Конец частной собственности! Конец свободе! Конец искусству и культуре! Марширующие батальоны! Ревущие танки и самолеты! Подводные лодки, носящие имена русских святых! Чего-чего, а святых у нас предостаточно.

– А нельзя избежать всего этого кошмара? – тоскливо воскликнул антифашист Шамкин. – Обратиться к Западу! Обратиться к президенту Америки! Пусть пришлет морских пехотинцев! Уверен, Россия встретит их хлебом-солью!

– Не будьте наивны, молодой друг, – сострадая Шамкину, произнес Головинский.

Паола чувствовала себя в зеркальной ловушке, в огромном стеклянном кристалле, куда залетел луч света и бьется о серебряные преграды, стремясь на свободу. А его отбрасывают, отражают, и он мечется в бесконечном калейдоскопе. Это походило на пытку светом. Ее мучали, крутили на зеркальной карусели, переворачивали вверх ногами, обжигали пролетавшим лучом. Чего-то от нее добивались – неизвестно чего.

– Ко мне обратились с просьбой. Если угодно, я получил задание. Нет, это не сообщество западных разведок. Не финансовые круги, где у меня много друзей. Не клубы европейских политиков.

Это закрытые центры влияния, которые управляют финансами, политикой и войной. «Новый курс» – это война, большая война в Европе, Азии, быть может, мировая война. Мы должны не допустить «нового курса». Не допустить перевода Плотникова в Москву. Его нужно остановить. Нужно уничтожить.

– Вы хотите убить губернатора? – ахнул правозащитник Разумников и тут же прижал ладонь к губам. – Как убили Столыпина? Но разве такое возможно? – Он стал оглядывать стены и потолок, словно там спряталось подслушивающее устройство.

– Какие глупости вы говорите! – зло оборвал его Головинский.

Паола сходила с ума от мерцающих вспышек. Множество бесшумных молний били в нее, пронзали, наполняли пространство расплавленным серебром. У нее отнимали разум, слепили глаза, мучили галлюцинациями. Вдруг множество серебряных рыб врывались в мечеть, один косяк улетал в небеса, другой нырял в пучину, третий несся в колдовских потоках света, и она задыхалась от бесчисленных рыб. Вдруг видела, как загорается над ней светило, окруженное радужными кольцами, словно зимняя луна. Светило превращалось в зеленый месяц с хрустальной звездой. Из этой звезды приближалось к ней лицо Головинского, страшно расплющивалось, уродливо корчилось, превращалось в сгусток ртути и уносилось в бездну.

– Никакого физического воздействия! Только духовное! Мы нанесем по нему духовный удар невиданной силы, который остановит его, как бронебойный снаряд останавливает танк. Сегодня я встречался с журналистами и создал информационную пушку громадного калибра. Теперь ее следует зарядить и начать обстрел. С каждым ударом он будет слабеть, и вокруг него разверзнется пустота. В эту пустоту устремимся мы. Мы – огромная сила. Правозащитники поведут за собой всех, кто обижен, а обижен весь русский народ. Экологи поведут за собой всех, кто видит в Плотникове губителя родной природы. А природа для русских является второй религией, вместилищем русских богов, и Плотников со своими заводами является богоборцем. Антифашисты поведут за собой всех, кто страдает от русского шовинизма, всех, кто приехал в Россию в надежде найти здесь новую Родину, а получил тюрьму. Либералы объединят вокруг себя всех, для кого сталинизм есть самая страшная страница русской истории, кто слышит шевеление костей в расстрельных рвах. Музыканты напишут музыку, от которой у Плотникова остановится сердце!