Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! - Лев Сокольников

— Для рассказов о "житии, деяниях и речениях" больших людей бесы не нужны: хватает телевиденья. Ныне на хвост телевиденью наступает Интернет…

— Во времена Николая Васильевича телевиденья не было!

Сожаления: чтобы "продать душу" — так я над ней не властен. Наоборот: это она мною вертит так, как считает нужным и полезным телу. В этом пункте душа похожа на жену: разве жён своих "душа моя" не величаем?

Пообщаться с потусторонней сущностью из простого любопытства — не осудительно, но давать согласие на обмен души на "материю" — ошибка: обидевшаяся душа может немедля покинуть тело, а тело без души, как установили на сегодня, превращается в труп. Или в "коматозника". Годится и тело с онкологией: когда она начинает разрушать тело, душа говорит:

— Скучно в этом теле! За сорок лет обитания ничего путного так и не приобрела! — срок может быть и меньшим.

Тот, кто меняет душу на "материю" — становится "бездуховным". То есть, без души.

Иные не согласны с такой трактовкой слова и пытаются взгромоздить "духовность" на рельсы "христианской веры": "нет веры в бога — нет и "духовности". Времена "поголовного атеизма" в рассмотрение не берутся

Сегодня основная масса "верующих" почему-то зла. Имея "душу" могут быть жадными, глупыми и жестокими.

Сколько "бездуховных" насчитывалось в каждое время нашей истории — не знаю. Бесу, пожалуй, известно число особей, "потерявших душу", но и я не лишён соображения: таких всегда хватало. Не просто так "духовные" стенают о "бездуховности" остальных!

С "бездуховными" потусторонние силы иногда обходятся жёстко, но почему — пояснения от беса не поступало, а собственные соображения по столь важному вопросу высказывать не решаюсь. Но хочется:

"Если в лесу "санитары" — волки, так почему бы не быть "санитарам" и у людей? Или "волки" уже появились?

* * *

В тысяче, возможно, что и более, романов, повестей и рассказов писатели сравнивают прожитое время с "пройденной дорогой". Так и говорят: "жизненная дорога", или переставляют слова. Сравнение красивое, художественное, правильное, "единственно верное", но избитое.

У всех дорога "общая" и у каждого — своя. Это одно из удивительных свойств "дорог": вроде бы все перемещаемся по "одной и к общей цели", а если приглядеться — у каждого она своя.

Дороги наши на всей длине уставлены "вехами жизни". Отметинами, то есть. Мы их сами ставим, но "финальный" вертикальный столб не выше длины тела с двумя, или тремя перекладинами разной длины и наклона, за нас, как "высшую милость усопшему", ставят другие. Самая большая загадка сокрыта в "финальном" столбике с названием "крест": одна перекладина на нём почему-то пришпандорена наискосок, но почему — об этом знает ничтожно малое число пользующихся столбиками.

На столбике две основные перекладины разных размеров: меньшая — вверху, ниже — длиннее, третья, как упомянул — косая.

Перекладины лепятся при полном незнании для чего лепятся.

Первый свой "столб" без применения "регрессивного гипноза" вижу до сего дня: сад с землёй, покрытой слоем больших листьев. Цвет у листьев одинаково жёлтый, и на лиственном ковре расставлены чёрные стволы деревьев. Солнца нет. Стою у большого закрытого окна, а за окном — мать. Больница. Мать или оставляет меня на лечение, или пришла спасать от лечения.

Медицина во все времена плутала по диагнозам, но у кого и когда такое случалось часто, а где ошибки были минимальными — этого я не знаю.

Но знаю: ошибка врача в диагнозе — окончание моего срока пребывания в этом мире.

Точность диагноза никак не связана с размером гонорара врачу.

Иных, более ранних "столбов на дороге жизни" не помню. А ведь они у меня были!

Совместное сочинение с бесом — слабое подражание "мастерам слова" и образец вольного обращения с родным языком. С историческими фактами мы вообще не церемонились, но на это есть оправдание: если при написании было что-то непонятно, то я обращался к бесу за пояснениями и он заполнял "белые пятна" в знаниях "о великом прошлом". Проверить "показания" беса, или просто усомниться в его высказываниях не мог по причине слабого образования, поэтому и набирал всё, что внушала невидимая сущность.

Бывало и так: бес уходил посреди главы. Молчал, не отзывался на "призывы о помощи" и походил на "зависший" компьютер. Такие моменты оценивались мною как "измена родине", но поскольку над бесом не властен, то всё шло по его "режиссуре".

Случалось, что "соавтор" влезал в набираемый текст без приглашения и портил абзац, а иногда — и страницу полностью. "Уводил мысль в сторону и превращал её в непонятную". Изгнать беса в такие моменты было невозможно и невольно приходилось идти на искажения истины. Внимательный читатель без труда их увидит.

— Искажённый факт — уже не "факт", но сказка. Выдумка. Назови, как угодно. У искажённого факта много сходства с дефективным человеком

"За искажение истории" в недалёком прошлом большие люди, не в пример мне, по статьям Уголовного кодекса, и без стате, получали "срок на исправление". Что говорить о нас? Нам в паре за такое не жалко и больше дать! Но если какие факты прошлого описывал неправильно, то в этом исключительно и только виноваты:

а) бес, коего получил в "квартиранты" за год до выхода на "социальную" защиту и

б) первый канал Общественного Российского Телевиденья.

Указанные позиции утешали, изгоняли остатки древнего страха с названием "взяли за жопу" и вселяли надежду и уверенность:

— Есть с кем разделить ответственность!

— Так ведь это ваша любимая "групповуха", а за неё ваши суды всегда больший срок давали! "Групповуха" — это, какая-никакая, но организация, а всякая неучтённая государством организация граждан, какой бы не была качеством, представляла опасность.

Помнишь, чем закончилась групповуха в отечестве в семнадцатом году двадцатого столетия?

— "…закончилась революцией, в результате которой к власти пришли рабочие и крестьяне России" — прочитал "по памяти" из "Учебника Истории Советского союза" за восьмой класс старой школы.

— Как поминать события в отечестве нашем, кои учинились руками граждан в начале двадцатого века? "Революция", или "переворот"?

— Для тебя — "переворот".

— Это почему же?

— Вспомни родословную? Если верить "анкетным данным" ты — "осколок помещичье-купеческого сословия"?

— На время пере… "революции" хотел сказать, отец к "лику помещечье-купеческого сословия" уже не причислялся, нищим и голым был. О чём говорить!?

— Если нравится определение "революция" — пусть она и будет. Но предпочёл бы дать иное название "порнографии", кою вы учинили в семнадцатом году: "переворот".

— Определение "переворот" свежайшее, ему от роду всего-то годков двадцать, не более, а "революция" прожила семь десятков лет. Я её "всосал с молоком матери".

— Прими соболезнования: не то "молоко" сосал!

Первое место за активную помощь в создании нижеследующего труда следовало бы присудить ОРТ: это оно вдохновляло, давало темы для размышлений и вызывало мистическим образом желание запомнить всё увиденное на её экранах. Так и есть: наши СМИ выводов не делают, они только показывают события с предложением думать о них самому… если, разумеется, я способен на такой подвиг…

На второе место, по значимости и ценности в написании сочинения думал запихнуть беса, но не сделал такое по причине сильного давления с его стороны:

— Что же получается!? Какое-то чужое ОРТ тебе ближе и роднее, чем я!? — обиделся напарник и после непродолжительного обдумывания вечного вопроса о "близости и родстве", пришёл к выводу: да, друг прав: он внутри меня, всегда со мной, роднее и ближе всех! Первый канал ОРТ, возможно, и лучше беса, и знает больше, чем он, но бес-то мой! Он — "своя рубашка"!

Не преувеличиваю, сравнивая могучую телекомпанию с бесом? Нет: всякая компания — творение "рук человеческих", а любой бес, пусть и захудалый — нерукотворен, извечен, неуничтожим, таинственен, непредсказуем и необъясним. Не поддающийся исследованиям и неподвластный никому!

А телевизионная компания, какой бы великой и могучей не была, подчиняется "общим экономическим законам": рождается, растёт, взрослеет, "набирает вес", по другому — "капитализацию", богатеет, то есть, стареет, глупеет, разоряется и умирает.

Перечисленные "этапы большого пути" телевизионных компаний беса не касаются, поэтому всего один бес дороже дюжины телекомпаний.

И такое удерживает от "радикальных мер по изгнанию": если надумаю изгнать беса, то всё едино он вселится в кого-то другого. Не лучше ли будет, если пощажу неведомого мученика и оставлю беса при себе? Тем более, что привык к нему? Сжился? Зачем "ценности", пусть и виде беса, отдавать кому-то? Чтобы мучаться мыслями:

— "Что с ними делать"!?

Если не повезло с бесом, то почему бы не мучиться с ним до конца? Процесс "изгнания беса" похож на Вселенную: если она из одного места расширяется, то где-то её такое расширение превращается в уплотнение.