Избранное - Петер Вереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов пришлось запереть в загонах все запаршивевшее стадо, потому что не находилось хорошего овчара, который взялся бы оздоровить его. А так как у господина Чатари не было денег на то, чтобы завести новое стадо от дорогих породистых овец, он за половину приплода предоставил пастбище, а также зимнее содержание самостоятельному хозяину Иштвану Батори, у которого было триста отменных, отборных маток, но не было для них земли, пастбища.
Таково было имущество пастуха-хозяина, и он переходил с ним из деревни в деревню, на арендованные пастбища, а если пастбища арендовать не удавалось и прокорм овец был слишком дорог, он подряжался вот так к помещику с тем, чтобы в течение трех лет отдавать ему половину приплода.
Так господин Чатари обзавелся новым, очень здоровым поголовьем, ибо Батори, отбирая и выращивая овец, тотчас выбраковывал тех, чье покашливание или хотя бы постанывание ему не нравилось. И еще господин Чатари, чьи доходы на несколько лет упали, а долги возросли, уразумел, что с пастухами и овцами следует обращаться осторожно.
Для верности же он нанял старшим пастухом одного из женатых сыновей этого самостоятельного хозяина (у него было много сыновей, и не каждому досталось по стаду).
Так вот. Тёрёк Андраш тоже понимает все это, он знаком с правилами, заведенными в имении, и не вмешивается в дела овечьего пастуха, покуда они не затрагивают круга его деятельности.
Но они то и дело затрагивают. Ибо: в конце лета барин посеял рапс, прошли обильные дожди, за ними наступили очень теплые дни и наконец мягкая осень, рапс пышно разросся. У него длинные, в пядь, и широкие, как ладонь, листья, он как весеннее чудо в позднюю осень. Того и гляди, сдуру остебелится и зацветет, хотя его оставляют до весны.
— Так надо стравить его! — говорит старый барин Андрашу Тёрёку, когда тот доложил ему о рапсе. — Пусть на него овец пустят… Скажите Михаю Батори.
— Батори! — обратился к нему Андраш Тёрёк. — Хозяин велел, чтобы вы пустили на рапс овец! Но только в сухую погоду или когда земля подмерзнет… Иначе они смешают его с грязью, потопчут, и он так и замерзнет… Да будьте поосторожней, рапс очень пышный, как бы он не повредил овцам… (Эх, не следовало этого говорить, сам чувствовал. Вот не может человек совладать с собственным брехливым языком!)
— Какой я тебе Батори? — бурчит овчар, хотя за блеянием овец и лаем овчарок не слышно, что он бормочет в ответ (все-таки он не проглатывает поучение бессловесно), — пошел к чертовой матери, очень мне нужны твои советы, как пасти овец.
Ибо великое дело — знать, что в твоей власти, но не менее великое и то, как обращаться к людям. К рядовым батракам, к поденщикам Андраш Тёрёк обращается просто: кому скажет «ты», кому «послушайте, вы», но вот с равными по положению и с пастухами он не находит верного тона. До фамильярности, принятой между равными в деле, он не снисходит, сказать «отец» или «сынок» нельзя, ведь и тот человек с положением, да и на язык как-то не идут эти слова, потому — какая же он власть! Ну а назвать человека вот так по фамилии — смертельное оскорбление.
Оскорбление, ибо овчар в некотором смысле отец. Когда овцы пасутся вокруг пастыря своего — он прирожденным владыкой выглядит. Ведь если человек всю жизнь находится пусть даже среди овец и ослов, в чередовании буден он проникается таким чувством, будто и он кое-что да значит: за долгое время он приобретает внушительную, отеческую, прямо-таки царственную осанку.
Овцы, правда, послушны всем людям, они не смотрят сверху вниз на малых сих рода человеческого, как другие животные. Неясно, пожалуй, лишь одно: как относятся овцы к женщинам.
Овца уважает и других животных, маленькую собаку и большого осла, но своего попечителя и защитника видит только в пастухе. В хорошем пастухе, который, кроме как приказывать, умеет еще и любить: «Чума на ваши дурные головы, глупые вы, глупые».
Это так, но ведь, когда человека окружает полное послушание, это не воспитывает его ни демократом, ни дипломатом. Михай Батори ни во что не ставит Андраша Тёрёка.
Он не ссорится с приказчиком, так как побаивается старого барина (ему хорошо здесь с тех пор, как хозяин тот урок получил, в господском стаде шестьдесят пять маток, а в них столько же или больше ягнят); тот, хотя и бьет сам, не задумываясь, однако не терпит, чтобы цапались работники. Но особенно боится он молодого барина с его холодным взглядом: тот хотя и офицер, но до такой степени «современный» человек, что не понимает, как это для двух людей невозможно не подраться.
И вот, поскольку в самоуважении приказчик и повелитель овец не уступают друг другу, не могут ни драться (Андраш Тёрёк тоже воздерживается от этого после драки с Боршошем Чири), ни выносить друг друга, старый барин старается развести их подальше, как двух породистых быков. Чтобы они не причинили друг другу вреда, так как оба они ему нужны: один приносит прибыль, другой поддерживает порядок. Из-за этого-то они и питают друг к другу смертельную ненависть и, даже столкнувшись нос к носу, не разговаривают друг с другом.
Эту ненависть, однако, приходится тоже скрывать от молодого барина, потому что, в отличие от отца, он не понимает и того, как это два работника, состоящие у них на службе, могут ненавидеть друг друга, не разговаривать друг с другом. «Унтер-офицер не злится, не фамильярничает, а докладывает, приказывает и заставляет выполнять приказы».
Однако Андраш Тёрёк уверен в том, что овчары, сколько бы ни верил и ни благоволил им барин, «крепенько» обворовывают барина, потому что и своих овец держат в его стаде, а это немало.
Начинают они весной, то и дело выпуская стада на заколосившийся покосный луг, даже тогда, когда овечий выгон уже покрыт хорошей, по лодыжку, травой, ибо овцы — и пастух тоже — любопытны и охочи до всего нового, иного, как впервые беременная молодка.
Это продолжается осенью, после жатвы, когда по распоряжению барина — «я бы их туда не пустил!» — отары выводят на жнивье, где еще стоят неубранные копны, чтобы овцы подобрали с земли крохи летнего корма. Все это так, но вот овчары — и тут главный виновник их распорядитель Батори — не обращают внимания, что овцы обступают
