Полководцы XVII в - Вадим Каргалов

Быстрый поход на Москву не удался, но само наступление Скопина-Шуйского и победа под Тверью сыграли свою роль. Автор исторической повести «Казанский летописец» многозначительно заметил, что молодой полководец «шествием своим собрал русских воев». И это было действительно так: у людей появилась надежда.

Возвратившись к Твери, Михаил Скопин-Шуйский застал полный разброд в лагере наемников. Часть их требовала продолжения приступов, надеясь взять богатую добычу, и угрожала в противном случае уйти (что действительно и сделала). По словам Нового летописца, «немцы же хотеша приступати ко граду, князь Михайло же Васильевич пожалел людей и не повелел им приступати», из-за чего «немецкие люди осердяся поворотили назад, пошли к Нову городу». Другая часть наемников удовлетворилась награбленным и тоже решила уйти восвояси: «В то время многие иноземцы, захватив большую добычу под Тверью, решили вернуться к себе домой. И послал князь Михаил Васильевич в Новгород, чтобы иноземцев возвратить». К слову сказать, возвратить удалось не многих. Оставшиеся требовали недоплаченное жалованье и отказывались воевать, упрекая Скопина-Шуйского в обмане. Он-де сказал, что у тушинцев мало войска, а на самом деле гетман Сапега, по слухам, идет к Твери с десятью тысячами гусаров.

Шведский полководец Делагарди, еще совсем недавно заверявший воеводу в дружбе и верности, держался уклончиво. Он соглашался продолжать войну, но требовал выполнить ряд условий: выплатить жалованье, дать отдых войскам, ограничиться обороной Новгородской земли, не предпринимая никаких наступательных действий. К тому же, вероятно, он понимал, что сам заставить воевать взбунтовавшихся наемников навряд ли сможет. Надеяться он мог только на чисто шведские полки, так как наемники из французов, шотландцев и финнов не желали и слушать о сражениях, о походе на Москву.

Михаил Скопин-Шуйский понял, что его дальнейшее «стояние» под Тверью не только бесполезно, но и опасно, наемники могли вообще перейти на службу к «царю Дмитрию». У молодого полководца зрело убеждение, что выиграть войну с таким иноземным воинством вообще невозможно, а следовательно, необходимо создавать армию из русских людей, вооружив и обучив ИХ по европейскому образцу. Скопин-Шуйский отлично видел сильные стороны профессионального наемного войска: устойчивый боевой строй, единообразное и эффективное вооружение, умение владеть оружием. Особенно это касалось тяжеловооруженной панцирной пехоты с длинными копьями, которая несокрушимо стояла, отражая атаки лихих польских и литовских гусар. Надо было взять все лучшее, что имели наемники, дополнив воинское умение героизмом, самопожертвованием, патриотическими чувствами русских людей, верностью и послушанием воевод. Только так можно освободить Москву!

Трудное это было решение — покинуть иноземное войско, на словах все еще признававшее его командование, и с одними немногочисленными русскими отрядами уйти, чтобы фактически начать все сначала, со сбора полков, с назначения воевод, с обучения ратников.

Но Михаил Скопин-Шуйский решился и, как показали дальнейшие события, это было единственно правильным решением!

21 или 22 июля 1609 года русские воеводы со своими полками покинули лагерь под Тверью. Делагарди отказался следовать за Скопиным-Шуйским. Удалось сохранить на службе только небольшой отряд шведов примерно в тысячу человек; с их предводителем Христиером Зомме было заключено особое соглашение.

Оставшиеся под командованием Скопина-Шуйского рати переправились через Волгу и направились по левому берегу реки на восток, к городу Калязину. «А как от князя Михаила немцы пошли назад, и князь Михайло Васильевич с товарищами пришли в Калязин монастырь, и стоял в Калязине», — записал дьяк в разрядной книге.

Военный лагерь под Тверью распался, большинство наемников покинули русские земли, но Делагарди со своими шведами остался. Полководца удерживал приказ короля, который хотел получить от русского царя условленную компенсацию за военную помощь — город Корелу с уездом. А русские дипломаты не торопились передавать Корелу шведам. Яков Делагарди отступил на Валдай и там остановился с отрядом из двух тысяч ста солдат, фактически прикрывая дорогу на Новгород. Его пассивное ожидание сослужило-таки службу русскому делу: воевода Скопин-Шуйский мог быть спокоен за Новгород, шведы не пропустят польских гусар дальше на север, соблюдая собственные интересы в Новгородской земле!

Корела стала тем поводком, за который можно было привести в русский воинский стан шведскую лошадь. Яков Делагарди посылал в Калязин письмо за письмом, напоминая о Кореле. В своей «отписке» царю Василию Шуйскому боярин и воевода Скопин-Шуйский передает содержание его посланий: «Немецкие люди просят Корелу и за тем мешкают, и итти без Корелы не хотят». Пока такое положение устраивало Михаила Скопина-Шуйского. Когда у него будет своя, русская «стройная рать», со шведами можно будет поговорить иначе!

6

Войско Михаила Скопина-Шуйского, прикрытое широкой и полноводной рекой от возможных ударов польской конницы и тушинских «воровских людей и казаков», быстро шло на восток по левому берегу Волги. Молодой полководец покидал Тверь с горечью и одновременно с облегчением. Войска у него было немного, но это были свои, русские ратники. В зависимость от коварства и неверности наемников он уже не поставит себя никогда! Автор «Повести о победах Московского государства» специально подчеркивал, что Скопин-Шуйский «пришел к Калязин монастырь с русскими полками». Теперь воевода возлагал надежды не на наемников Делагарди, а на ополченцев северных и поволжских городов, которые обязательно придут под его знамена. Собственно, для этого и был выбран Калязин: Михаил Скопин-Шуйский как бы шел навстречу своим будущим ратникам!

Возле села Городни войско на плотах и лодках переправилось на правый берег Волги и 24 июля 1609 года вступило в Макарьев Калязин монастырь.

Во все соседние города поскакали гонцы «государева боярина и воеводы» Михаила Скопина-Шуйского — звать ратников в полки. Но для сбора рати требовалось время, а князь знал, что тушинцы не оставят его в покое. Следовало организовать оборону, укрыться за сильными укреплениями, так как войска для полевого сражения с польскими и литовскими гусарскими хоругвями и лихими запорожскими сотнями у Скопина-Шуйского не было.

Воевода начал поспешно строить укрепления, широко привлекая население окрестных сел и деревень. Чтобы предупредить неожиданное нападение, а также для набора ратников из местных «мужиков», в направлении Дмитрова и Углича были посланы станицы[21]. Пан Микулинский в панике писал гетману Сапеге, что в этих станицах будто бы было четыре тысячи русских воинов. Вероятно, эти сведения сильно преувеличены — войска у воеводы было еще немного, и всё наличные силы занимались подготовкой к обороне.

Сам Скопин-Шуйский стоял в Макарьевом Калязине монастыре, за крепкими стенами, а полки размещались в остроге, быстро сооруженном ратниками. Место для острога было выбрано очень удачно. Он представлял собой треугольник, надежно прикрытый со всех сторон. Одна сторона примыкала к реке Волге, другая — к речке Жабне, небольшой, но труднопреодолимой из-за топких берегов, и только третья сторона, выходившая в поле, была доступна для нападений конницы, но ее прикрывал земляной вал, частокол острога и многочисленные рогатки, прорваться через которые всадникам было очень трудно. Недаром Конрад Буссов в своей «Московской хронике» специально отмечал хорошую подготовку русских воевод.

Прибывали и войска. Из Костромы пришел со своим полком воевода Давид Жеребцов, подоспели отряды из Ярославля и других городов, даже из Москвы, прорвавшись через тушинские заставы, в Калязин пробралась станица воеводы Григория Валуева. Много было крестьян-ополченцев, которые сами стекались под знамена известного воеводы, облеченного доверием самого царя и распоряжавшегося от его имени. По сведениям гетмана Сапеги, в первой половине августа у Скопина-Шуйского уже было до двадцати тысяч воинов. Неудивительно, что в Тушине забеспокоились.

«Царик» срочно отправил грамоту гетману, умоляя его принять меры, чтобы предотвратить поход Скопина-Шуйского на столицу — так напугало его появление воеводы на правом берегу Волги. «Известились мы, — писал самозванец, — что благосклонность ваша снова замышляете о штурмовании Троицкого монастыря. Мы же от приведенных к нам языков за достоверное знаем, что Скопин переправляется через реку Костер между Дмитровым и Кохачевым (Корчевою?). А посему убедительно просим, отложив штурмы, как наискорее приложили попечение — над этим неприятелем иметь бдительное око, дабы он каким-нибудь образом не подступил к столице…»