Мой мир: рассказы и письма художницы - Наталья Григорьевна Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эйзенштейн показывал этот номер в цирке. К сожалению, он почему-то не был реализован, хотя очень понравился циркачам. Кажется, номер сочли слишком уж «острым»…
Авторская рукопись
VI. Мой мир
Давняя мечта моя
Когда я была ещё маленькая, ребятишки в нашем дворе затеяли разговор о будущем. Решали, кто кем хочет стать. В то время все хотели стать героями. Вот и наши ребята мечтали стать лётчиками, полярниками, пожарными…
Я была ещё мала, чтобы участвовать в таком серьёзном разговоре. Но всё-таки спросили и у меня, кем бы я хотела стать. Ответ мой всех удивил и разочаровал. Вот что я им сказала: «А я хотела бы иметь маленький домик где-нибудь на горе или у моря. И чтобы в доме было много-много книжек. Я бы их читала все дни. Вот и всё».
Эта мечта появилась у меня очень рано. Я сама научилась читать, спрашивая у взрослых по букве. И уже в 4 года бегло читала. И вот – пристрастилась к чтению на всю жизнь. И всю жизнь мне хотелось также иметь маленький домик в деревне.
Мы с моей мамой очень любили жить на природе. Мама даже думала, не обменять ли нам городскую квартиру на домик в деревне? Но связывала работа, а также вечное безденежье. Мечта казалась неосуществимой.
И всё-таки она осуществилась. Правда, уже к концу моей жизни. Домик появился! Бог помог. Жалко, не было уже в живых моей мамы. Как бы она радовалась!
Наталья Касаткина перед своим домом с Валентиной Николаевной Яснопольской.
Деревня Ивишенье.
Середина 1980-х
Домик был маленький, в три окошка. Но до чего же он был уютный, милый! Стоял он у самого леса, на краю деревни. А вся деревенька расположилась на пригорке, как по заказу моей детской мечты. Моря, правда, поблизости не было. Зато была маленькая речушка под горкой. У неё было весёлое имя – Ивишенка. Наверное, по речке и сама деревенька называлась: Ивишенье – ива и вишенье…
Я тогда ещё работала, так что в деревне бывала только наездами. Но эти наезды делали меня счастливой. Я отвезла в свою избушку всё самое лучшее. Сделала уголок с иконами, зажигала лампадку. Были там самые любимые книги. И ещё проигрыватель с пластинками. Музыка стала мне так же необходима, как и книги.
Избушка моя, моя мечта, была для меня живым существом. Её трогательные выцветшие голубенькие наличники напоминали добрые старческие глазки…
Я приезжала туда ранним утром. Меня привозил ночной поезд. Потом ехала на автобусе. А затем шла пешком 8 километров. Шла полями, лесом… Уже подходя к деревушке, слышала затейливые звуки пастушьего рожка. Песня его трогала душу, завораживала.
А деревенька моя на горке уже просыпалась. Курились её дымки. В молоке тумана проступали разноцветные пятна домиков. Начинался новый день.
Сердце моё пело от радости встречи с местом, которое стало мне родным.
Давняя мечта моя сбылась!
Воля Божия
Ночевала я как-то в селе Филяндино у знакомых старушек, бабушек Моновых. Два дня подряд были там службы в церкви. Вот я и задержалась. Так там было хорошо, благодатно! И такое было для меня счастье – петь там на клиросе!
В ночь под Михайлов день, уже под утро, снится мне сон. Сам сон ускользнул из памяти, помню только его конец.
На белом фоне вижу отблески, всполохи какого-то света, огня: свет-тень, свет-тень… Мой сон прерывают слова, сказанные громко, ощутимо – мне в самое ухо: «Наташенька, на всё – воля Божия!» Голос ласковый, очень знакомый. Батюшкин? Мамин?
Я открыла глаза: было раннее утро. Бабушки уже проснулись, но ещё не вставали. Я спросила: «Кто это сейчас со мной говорил?» Бабушки отвечают: «Никто не говорил, было тихо…»
Вот и отошла Праздничная служба. Мы пообедали, и я пошла домой. Бабушки дали мне с собой буханку, так как дома у меня не было хлеба.
Иду я с буханкой, а за мной увязались две большие знакомые собаки, вечно голодные. Я дала им хлебца. По дороге я так по кусочку им всю буханку и скормила.
На улице было морозно, шёл снег. Собаки улеглись на снегу возле моего дома, не уходят. Я позвала их погреться, и они боязливо вошли в дом.
Сижу я перед открытой дверцей печки, подкладываю дрова, любуюсь огнём. Трепетные отблески пламени оживили картинку, висящую на стене. Розовые птицы фламинго, стоящие на одной ноге, отражались в воде. Они как будто ожили, задвигались. Собаки лежат рядом с моей скамеечкой у печки. Они освоились, рады, что их пригрели. Нам хорошо вместе…
Но что это? Какой-то странный шум на улице: как будто бегут потоки воды. Выхожу посмотреть. Так и есть. С крыши текут потоки воды, снег тает… Ужас: верх дома – горит! Пока небольшой участок. Бегу к соседу. Стучу в окно с такой силой, что разбиваю стекло. Кричу: «Иван! Пожар!» Сосед, видимо, пьяный, бормочет невнятно: «Пожар, пожар, какой-то пожар…» А я-то надеялась, что он поможет затушить, тогда ещё было можно… Хотела бежать к другим соседям, но вдруг вспомнила, что в доме остался чужой паспорт. Гляжу: Иван выбегает из дома и бежит звонить по телефону. Видно, протрезвел.
Нужно идти в дом за паспортом, пока ещё можно пройти. Открываю дверь в комнату. А там – всё, как было, никаких признаков пожара нет. Домик мой живёт себе потихонечку своей обычной вечерней жизнью. На плитке мирно закипает чайник. Настольная лампа освещает угол откинутого пододеяльника. На столике возле кровати лежит раскрытая книга: Евангелие от Матфея с комментариями.
А по радио звучит чарующая музыка. Это – тема Орфея из оперы Глюка…
Я села на стул и ничего не соображаю. Время остановилось. Зачем я пришла? Не помню. Мне кажется, что я сижу здесь целую вечность. А это – какие-то минуты… Проживаю последние минуты вместе с моей избушкой. Как они мне дороги! У нас так уютно, мирно. На стене розовые фламинго по-прежнему стоят на одной ноге и отражаются в воде… Неужели этого больше не будет, всё умрёт? А как же я? Как мне жить, раз умрёт мой мир? Нет, нет, сейчас приедет пожарка, она поможет, спасёт…
А вдруг сейчас рухнет потолок? Нужно
