Жизнь переходит в память. Художник о художниках - Борис Асафович Мессерер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то мы с Лёвой сидели в ресторане Центрального дома журналиста и довольно громко обсуждали нашу излюбленную тему. Из-за соседнего столика к нам подсел Илья Глазунов. Видимо, он услышал, о чем мы говорили, и сразу включился в разговор: «В этом вопросе я могу вам помочь. Я знаю одно место», а затем предложил зайти в его мастерскую, находившуюся неподалеку, в Доме Моссельпрома в Калашном переулке.
Вместе с Глазуновым мы поднялись на седьмой этаж этого дома и очутились в помещении, поражавшем размахом. Мастерская делилась на три части. В средней части, с двумя рядами окон, венчающих башню и видных с улицы, находился большой зал, сплошь увешанный огромными иконами. А обжитой зал, через который мы прошли, выйдя из лифта, был обставлен мебелью и разнообразными диковинными предметами. Третий зал существовал только в проекте, он еще не был отделан как жилое помещение.
Между тем Илья не терял времени и собирал сумку с инструментами, положив в нее молоток, мощные кусачки, плоскогубцы, стамески разного размера, проволоку и даже гвозди. Все это было профессионально подобрано на непредвиденные случаи, с которыми мы рисковали столкнуться при попытке проникнуть в неосвоенное помещение.
Пройдя по близлежащему Нижнему Кисловскому переулку до его середины, мы вошли в жилой дом, расположенный с левой стороны, если двигаться от моссельпромовского дома. Поднялись на лифте на верхний этаж и, преодолев несколько ступенек, очутились перед закрытой железной дверью, плотно замотанной какой-то проволокой. Илья в ту же минуту достал кусачки и перекусил весь моток.
Мы оказались в чистом помещении размером примерно шестьдесят метров. Оно находилось над лестницей и, видимо, пока не перекрыли пол, служило там фонарем. Это пространство, несомненно, могло быть использовано в качестве мастерской, но мы с Лёвой мгновенно поняли, что для нас оно слишком мало, и, к полному разочарованию Ильи, не сговариваясь, сразу же ему об этом сказали. Однако способ проникать в нежилые помещения был найден. И, поблагодарив Илью, мы продолжили поиск.
Мы стали ездить по Москве в утренние часы на Лёвиной «Волге» и пытались понять, глядя еще из машины, какой дом нам подходит, а какой — нет. Мы сосредоточили внимание на секторе Москвы от Тверской улицы до Москвы-реки и от Садовой до Кремля. Попасть на чердаки не всегда удавалось из-за плотно запертых дверей, но в большинстве случаев мы проникали туда и начинали спорить между собой, можно ли здесь начинать строительство.
Особенно нам понравилось помещение чердака в доме № 20 по Поварской улице. Уставшие от бесконечных разъездов и подъемов, но вдохновленные идеей освоения полюбившегося нам пространства, мы шли обедать в кафе «Ангара» на втором этаже высотного здания на углу Нового Арбата. Оттуда были хорошо видны окна Поварской, 20, и мы не переставали спорить и обсуждать достоинства и недостатки объекта нашего повышенного внимания.
Я оставляю в стороне двухлетнюю эпопею получения разрешения на строительство мастерских и самого обустройства: не хочу, чтобы организационные хлопоты вышли на первый план. Подчеркну только, что все это время мы не расставались с Лёвой ни на день, потому что стройка требовала нашего самого пристального внимания. Как-то раз я несколько припозднился и приехал не к самому началу работы в восемь часов утра, а часов в девять или даже позднее. Меня встретил раздраженный бригадир плотников, трудившихся в этот день в мастерской. Он сурово вопрошал: «Борис, а Борис, ты народ опохмелять-то думаешь? Люди ж больные все!» Я при этом суетливо-застенчиво совал ему в руку скомканные купюры.
Нам с Лёвой нужно было не только присутствовать на строительной площадке, но и все время регулировать отношения с Остапом Трофимовичем — главным начальником строительной конторы, ведущей весь процесс. Лучше всего это было делать в шашлычной у Пушкинской площади или у Никитских Ворот. В таких случаях мы привлекали художника Юрия Красного — третьего нашего компаньона. Он не принимал никакого участия в строительстве, но зато платил по всем счетам, потому что считался самым богатым из нас: пока мы «трудились» на стройке, Красный мог спокойно рисовать, зарабатывая тем самым деньги.
О четвертом участнике нашей группы, художнике Льве Подольском, самом ленивом из всех, Лёва Збарский говорил: «Он политический труп». Хотя на самом деле это был очень достойный художник книги и замечательный человек, но при строительстве мастерских он не проявлял никакой активности.
Окончанию стройки предшествовал один драматический момент — обустройство лестницы в мастерские. Ранее такой лестницы не было, поэтому нам приходилось выходить из лифта на пятом этаже и подниматься по черной лестнице еще два этажа, чтобы попасть в мастерские. Мы же с Лёвой хотели, чтобы строители проложили нам парадную лестницу с шестого этажа, до которого шел лифт. Для этого мы должны были убедить бригаду сделать новую лестницу продолжением ранее существовавшей. Шумные и грязные работы много дней доставляли неудобства жильцам, гнева которых поначалу опасались строители. Но мы настаивали на таком решении с непреодолимой страстью, считая, что без удобного входа мастерским не обойтись. И настояли, что в итоге, конечно, стоило нам немалых денег.
В означенный день строители начали штурм с двух сторон. На пролете пятого этажа они принялись возводить леса, а на седьмом этаже врубились в стены отбойными молотками, формируя дверные проемы — будущие входы в мастерские. Жильцы высыпали на лестницу, обеспокоенные происходящим. В этот момент мы с Лёвой появились на стройке, прося жителей дома претерпеть короткое время, растолковывая ход работ, объясняя, что происходит и зачем. Леса стремительно возводились, строительный мусор убирала специальная бригада. Через два часа леса уже стояли, и строители укладывали косоуры, обозначая контуры будущей конструкции. Постепенно напряжение спадало. Люди приходили в себя, а мы торжествовали, видя, что наша мечта сбывается. Когда все было готово, мы устроили шумное открытие-застолье, пригласив пол-Москвы и отворив все двери между мастерскими, чтобы гости могли ходить везде. Это было для нас с Лёвой крупным жизненным событием, поэтому мы отмечали его столь торжественно.
Измученные строительством, заказной работой в театрах, издательствах и сопутствующей суетой, мы с Лёвой вели нескончаемые разговоры о том, как вырваться из замкнутого круга. Желание быть независимыми в своем
